О бабушке

Даяна Боцьон
В трёхэтажном доме, -
холод, -
даже летом от прохлады нет радости.
В её памяти дед ещё молод,
а она не зачахла от старости.
И лицо её в мелких морщинках,
словно тюлем закрывает лицо от прошлого;
где две дочки, - одна в отца с щербинкой,
и другая тоже на неё непохожая.
Где "Москвич", что был Красный, как площадь,
а потом достался внуку;
и где всё было как-то попроще,
и казалось, что каждый в беде протянет руку.
Те глаза, что давно потускнели,
так похожи на софиты в театре
тем, что тоже когда-то горели,
освещая людей, что в спектакле:
Тут и Мама её, что "Свет в окошке",
тут Отец, братья, - родная семья.
Младшей дочки муж Юра, любимый Серёжка,
муж Ванюшка, - в спектакле "Судьбы колея".
И как только уходит со сцены,
тот, чей срок, отведённый на ней, прожит,
ему не найти уж замены.
Впредь навечно погашен его софит.
Всё темнее становится в зале,
и всё меньше в спектакле людей, -
и она, с почти потухшими глазами,
не готовит торты с кремом и не ждёт к себе гостей.
С грохотом откроются двери, -
запах лука с морковью ударит в нос.
Обнимая внука, скажет:
" - Летит же время!
То ли я уменьшаюсь, то ли ты подрос?!"
Будет слушать, подперев к лицу руку,
и, боясь, что уйдёшь, сядет рядом с тобой,
и расскажет что-нибудь по 10 кругу,
ведь устала говорить обо всём с тишиной.
Скажет, что опять-снова-вновь ночью глаз не смыкала,
что волнуется очень за всех;
Пускай тёмная Ночь её сон украла,
но кто и когда украл её заливистый смех?
Уходить, - будет долго прощаться со мною,
нехотя выпуская из рук.
Ей опять-снова-вновь оставаться одной,
хоть над ней и живёт с семьёй внук.
И чем больше мне лет, тем больше я понимаю,
и однажды скажу без смятения,
что сей дом холодный, и что в нём замерзают,
далеко не из-за проблем с отоплением.
И так хочется в момент тот самый обнять,
когда чувствуешь, - Её силы иссякли,
в ту секунду, когда навечно перестанет сиять
Её софит в моём спектакле.