Вечер в парке

Станислав Гофман
Телефон молчит, ветер изредка касается окна и свистит. Книга, что я только начал читать, ложится фоном, и не трогает душу и мысли так, как я этого ожидал. Что-то хочется сделать, как-то необходимо перевернуть всё это состояние, выползти из норы и громко закричать. Хотя, я знаю, никто не услышит. Молчание. Тишина лобызает нервы и щекочет меня своей пустотой. А ведь хочется что-то сказать, что-то проорать во всю глотку. Достаю ноутбук и начинаю писать продолжение романа. Не выходит совсем. Берёт злость, растерянность присаживается рядом и упрямо смотрит в окно со мной вместе. Ветер гнёт зелёные деревья, белёсые стволы которых то оголяются, то прячутся в листве. Небо беспощадно лазурное и настолько красивое, что в другое время своей жизни я бы ему улыбнулся и растворился в романтическом полёте. Но сейчас, сейчас я его просто не вижу. Беру ключи и выхожу из квартиры. Удивительно сколько же всего может промелькнуть в голове пока ты просто спускаешься в лифте. И вот, парадный холл и соседи здороваются, ты улыбаешься в ответ. Выходишь на улицу и ветер встречает тебя своим уверенным нежным касанием, рассыпаясь по всему лицу и теребя твою футболку. Ты идёшь и дышишь, Солнце опрятно прыгает по асфальту, а твои ноги, неаккуратно шурша, ступают по Земле и радуются каждому шагу. Всю жизнь можно искать ответы на вопросы, которые так неистово перебегают дорогу и колют, колют, колют в самый бок. Зачем мы здесь? А что же такое любовь? Есть ли Бог, и кто там нас встретит, и встретит ли? И правильно ли я жил? Почему же нельзя жить ещё больше, чем всем отведено?
Я перешёл дорогу и очутился в парке. Люди гуляли, касаясь меня свои сумбуром и суетой. Я сел на скамью, взглянул на Солнце и вспомнил день, что был сорок лет тому назад.
- Ты меня любишь? – она улыбнулась и подошла к двери, держа недопитую чашечку кофе.
- Да, - сказал я, едва проснувшись, смотря на неё так, как никогда ни на кого не смотрел, а именно с любовью и чистой нежностью, что пропитывает и впитывает всё.
- Хочешь, я тебя подвезу? – она поправила волосы и продолжила красить свои светлые, блестящие жизнью, голубые, ясные, дикие, любимые глаза.
- Нет, не надо, я доеду сам, вина вчера было много, конечно, за руль я уже не сяду, но и утруждать тебя не хочу, вызову такси.
- Как хочешь, - она подошла ко мне и поцеловала просто так.
Длинные чёрные волосы, слегка вздёрнутый носик, вдумчивый взгляд невообразимо красивых синих глаз, бежевые шпильки, родные, целованные мной ноги, сексуальные формы и дикие, длинные ночи, что вместе мы проводили без умолку. Таковой была она, она для меня. И я всё ещё помню, как, слегка поправив волосы перед зеркалом, она вышла из моей квартиры тогда.
А потом, потом… Прошло сорок лет, а я ведь помню.
- Станислав, Вера просила позвонить вам, она сейчас в реанимации, авария, была страшная авария, приезжайте.
Я приехал, и тоже тогда лежало голубое небо на вертикальном полотне жизни, также разбегалось Солнце и ровные берёзы кривились от ветра. Лето казалось замечательным, но она всё испортила. Я её потерял.
Кажется, тогда я запил, много и безудержно. А потом появилась Света, словно свет в моей умирающей жизни, она полюбила меня и возродила.
И я её полюбил так, как, наверное, возможно тогда, когда ты пуст и невыносимо одинок.
А теперь я сижу здесь в парке, дышу, смотрю на эти деревья и людей, и ищу себя. У любви нет времени, любовь не способна забыть и простить, она живёт и будет жить.
Закружилась голова, я слегка покосился на край скамьи, стало плохо, Солнце превратилось во врага, а небо начало бесить. Я упал. Скорая. Реанимация. А потом, я ещё живой в отличие от Веры.
Потом звонок от сына.
- Папа, тебе уже 75, прогулки же запрещены, куда ты, чёрт побери, пошёл.
- Я подышать вышел, подышать. Маме передавай привет.
Любовь, любовь, что же в ней такого. Я медленно вошёл в квартиру после больницы, где всё та же старость встретила меня, посмотрел на небо через свой обычный человеческий балкон, включил кофемашину, сделал себе чашечку кофе, аккуратно положил кусочек сахара, посмотрел упрямым взглядом на небо и спокойное Солнце. Разве может быть здесь что-то ещё, кроме той Веры, что я потерял?!
И я лёг спать, сорок лет прошло, а эти чёрные кудри, лазурные глазки, сексуальные формы всё также мучают меня до бесконечности.
SH