Глеб Светлый
повесть
Забытая эпоха
1
И даже, как-то так и обидно порой делается; почему обмусолили и замусолили абсолютно все периоды нашей страны — вплоть до Владимира Красна Солнышка; тако ж все перипетии в перепитии — становления и победоносного шествия по нашей стране Союза Советских Социалистических Республик — со всеми нюансами, там, типа - стиляг, фарцовщиков - с музыкой на костях — которые если и были в нашей стране (клоуны эти — стиляги) — то только, разве, в Москве.
Но никто и нигде не вспоминает даже, самое массовое на нашей Родине движение. Самое массовое сумасшествие — наверное так точнее будет назвать эту движуху... да и даже, как назвать эту движуху? точного определения нет.
Битломаны? но с них это пожалуй только началось — т.е. длинные волосы до плеч — у парней; транзистор, магнитофон в руках — с дикими криками «Битлов» и прочей нечисти. Но в эту субкультуру, а точнее было бы её назвать гопкультуру — так много потом всего входило, что одних «Битлов» здесь явно мало.
Движение хиппи? Это пожалуй будет поближе — в связи с наркотой и с полным отрицанием всего государства... Но и этого мало, ну, потому, что хиппи за кордоном — это просто безобидные и завшивевшие сумасшедшие бездельники;
а в России этого было мало — потому, что наши завшивевшие и угоревшие от наркотиков хиппи (на нашей земле наркотики это — водяра, портвешок, пивасик — которые вообще-то считаются учёными — самым опасным, для окружающих людей, наркотиком — по сумасшествию взрывающему психику...)
дак вот, наши угоревшие от портвейна хиппи — пошли много дальше своих заморских собратьев. Они были очень агрессивны, очень опасны и совершенно непредсказуемы — может быть из-за чисто национального наркотика... из-за родного, как говорится, до боли — вина, а точнее конечно из-за употребления портвейна и вермута - в неограниченных количествах.
И поэтому наших хиппи, я бы так никак не назвал; потому что
какие же они хиппи если они на всех подряд набрасываются, нападают, избивают; девушек, всех встречных и поперечных, они тащат насиловать... грабят и убивают — обычных прохожих. Да нет, я бы их назвал просто — бандиты с большой дороги;
как собственно их и называли бабушки на лавочке возле подъезда — это: «Шпана патлатая», «Ироды проклятые», «Бандюги лохматые». На что им эта лохматая и патлатая молодёжь, которая, как-то вечно передвигалась группами — по пять-шесть юношей, отвечала обычно так, сплёвывая через зубы: «Баба-Лиза, я тебе засажу! - и когда у бабули от ужаса отвисала челюсть, добавлял, - всю аллею цветами!»
И хотя это явление не было отображено ни в фильмах, ни в книгах — нигде в общем-то — в творчестве... ну, потому, как не может же породить страна развитого социализма — нечисть в таком количестве. Ну, т.е. мы семимильными шагами шли к коммунизму! К миру во всём мире! К братству всех народов! И вдруг! в собственной стране! вся молодёжь! Именно вся — ни больше ни меньше!
(потому что тот — кто не входил в эти вечно пьяные группки молодёжи — был просто изгоем — всеми презираемым, белой вороной!) Дак вот, именно вся молодёжь — является бандюгами с большой дороги.
Но не могла же страна победившая капитализм! иными словами, находящаяся выше всех стран — в духовном отношении (ну, там, селекция, естественный отбор, марксистско-ленинская философия развития общества) и вдруг, наша страна породила такую бездну моральных уродов!
Это людей будущего что ли?.. И это во-первых...
А во вторых — внутренние органы наши! не были в семидесятые годы — карающими органами; они были органами воспитующими, воспитательными... И вот, развилась эта плесень, этот грибок, эта проказа на теле у государства до такой степени! (это когда утопия на утопии сидит и утопией же погоняет) что советские люди просто стали бояться выходить из дома. И завидев даже издалека эту очередную компашку юных уродов...
видуха которых несколько варьировалась, но была примерно такой — это волосы — обязательно до плеч; брюки клёш — в верху в обтяжку и широкий ремень; или джинсы — обязательно подогнутые внизу и загнутые наружу (джинсы - к современным джинсам не имели никакого отношения; за те джинсы просто убивали; но об этом после)
ботинки обязательно на широкой платформе; рубаха на распашку — завязанная выше пупка узлом, на груди обычно на цепочке висела бритва (что видимо говорило нам о крутом ндраве хозяина); плюсовалась сюда, когда было попрохладней
джинсовая куртка на которую выводили ворот обычно красной рубахи; если прибавить сюда, что многие ребята красили свои длинные волосы в красный цвет — то вы поймёте, что видок у гопкомпании был тот ещё.
Так вот, завидев даже издали такую вот тёплую компашку состоящую из четырёх-пяти парней — те же ветераны и герои войны, которых в семидесятые годы было ещё не мало в нашей стране — сворачивали с их дороги и пытались побыстрее скрыться из поля зрения этих народившихся детишек и внучков (сие кстати неважно — потому что лихие ребята вообще не разделяли на кого нападать — нападали как на детей, так и на пожилых людей).
И если ктой-то не сворачивал, какой-то, ну, очень героический
ветеран войны, то разыгрывалась следующая сцена:
- Мужик! Мужик! - обычно подбегал к нему какой-нибудь занюханный дрищ - с лоснящимися от грязи волосами. - Закурить дай.
И если мужчина говорил ему, что и сам не курит, и другим не советует, то на это наглый дрыщ, с куриной грудкой, обычно резюмировал так:
- Чё шибко умный? Твоим умом только зад мне подтереть!
- Тебя что не учили, как со старшими разговаривать? - артачился ещё было, пыжился ещё было мужчина...
но уже был окружаем со всех сторон четвёркой, а то и пятёркой ребят.
- Зачем обижаешь маленького? - басил один из крупных дебилов, - он родился с папиросой в дупле и не может не курить.
Обычно это было последнее, что слышал мужчина и герой войны — потому что сзади, по затылку, сразу же, чем-то били; чем-то таким увесистым, что о дальнейшем мужчина уже не помнил, а если и помнил — то очень смутно. Били конечно же кастетом, потом пинали для собственного удовольствия; ну, потому что приятно же, когда ты самый умный и самый сильный во всём районе. А потом, когда мужчина терял сознание — обирали карманы, снимали часы, кольцо и уходили.
А если на явление дрища мужчина давал закурить, то тогда ошпырок говорил ему, что он не один, что друзья его тоже курят и тоже хотят курить. И если мужчина отдавал им всю пачку со словами:
- Да курите, ребята, мне для вас ничего не жалко, - и пробовал было уйти... то дрыщь цеплялся за него со словами:
- Ну, погоди ты... куда ж ты убегаешь от нас, нежный?
- А что?
- А то, что дома у нас дети малые и молочка просят; а что мы им можем дать если ж нигде не работаем?
И если мужчина выгребал им всю мелочь из карманов, то думаете всё на этом? О нет, конечно же нет; ошпырок цеплялся здесь за его часы со словами, что всю жизнь мечтал только о таких часах... и если снимал часы, то цеплялся за золотое кольцо, мол:
- Пожертвуйте золото на коронки, а то и жувать даже нечем.
И когда мужчина понимал, что единственная возможность уйти от них живым — это снять обручальное кольцо... то отдавал им и его... но тут же получал хлёсткий удар сзади — от которого летел на землю... а гопкомпания наизмывавшись над мужчиной морально, принималась издеваться физически; они пинали его с наслаждением, до тех пор — пока он, весь залитый кровью, не переставал подавать никаких признаков жизни.
В основном, конечно, нападали на пьяных — у кого была витиеватая походка, кто ногами вензеля накручивал; потому что пьяного и избивать легче, да и кто с пьяным разговаривать-то будет — в той же самой милиции (в то время так называли полицию) кто его слушать-то будет бухого? Какой же он свидетель? Какой же он потерпевший?
Пьяный это не человек — почему-то именно так, как-то принято в нашей стране. Т.е. в самой пьющей в мире стране - казалось бы!.. да?! вот же, где должно быть соболезнование-то пьющим! У нас!
Но в той же милиции и изобьют, и убьют — любого пьяного — запросто! Потому что пьяный — он слаб, он не свидетель, его никто слушать не будет, ему никто не поверит и т.д. Скотство конечно. Но куда же от скотства-то денешься? Тот же милиционер, который на работе бог — среди пьяных задержанных — в медотеле; возвращаясь подвыпивший домой — будет избит гопкомпанией в подворотне — потому как нетвёрдо стоял на ногах; эдакий - круговорот скотства в природе.
Но нападали не только на пьяных — иначе бы всё население СССР их не боялось. Нападали если ты сдуру нацепил на себя джинсы «Монтана», или «Lee” - потому что стоили эти джинсы (которые вообще-то стояли на полу без хозяина (такой грубости была ткань), а не валялись в уголку, какой-то тряпочкой-ветошкой — как сейчас... и такой же тряпочкой выглядят современные джинсы - на всех кто их носит; да и цвет был другой — не тряпичный, как сейчас... а какой-то морской волны) 200 рублей и это была легальная цена — при зарплате 100 рублей. А про нелегальную цену - «Montana” и «Lee” - лучше и не говорить.
Дак вот, ежели ты сдуру нацеплял на себя эти джинсы — от которых тогда — все просто таяли - как мороженное на июльской жаре; от одних только этикеток таяли — нашитых на пояснице; от одних только заклёпок на попе — таяли... А ежели ты ещё на колено нашивал кожаное сердце! (потому что рванина раньше была не модной) И в мотне, в шагу — нашивал из коричневой, или чёрной кожи перемычку на яички!.. то все встречные и поперечные дамы (но тогда дам не было) девушки и женщины — были твои! за, вот эту вот, кожаную перемычку на яичках! За, вот эту вот, кожаную заплату на джинсах — в мотне!
Так что, в принципе-то, смысл был — нацеплять на себя вот эту вот всю трехомудию... амуницию... ну, в смысле, там, размножения — как, там, у глухаря... или у павлина...
Но человек надевший на себя эти джинсы — просто рисковал жизнью! Потому что, в чём-в чём, но в джинсах лихие ребята разбирались; и если ты был не обычной овечкой, как абсолютное большинство мужчин, а упрямым бараном — который был и крут, и сам, кому хошь, мог рога обломать — то дело-т твоё было просто швах.
Потому что это только в кино один отбивается и от четверых, и от пятерых. А в жизни, где дерутся ни по каким не по правилам — один из нападающих просто виснет на тебе ухватившись за любую часть тела... и пока ты пытаешься оторвать от себя эту прицепившуюся дрянь — то пропускаешь удары от трёх других хулиганов...
А удары эти в затылок кастетом, или увесистой, утяжелённой бляхой на ремне (кистенём по старому), или молотком... да и сами ребята — если и дебилы — то это ведь совсем не значит, что они не могучие...
Таким образом — в жизни — оторвав от себя ударами прицепившуюся дрянь — ты теряешь секунды... а в драке, без правил — секунды это всё. И череп твой, и мозг - не могут снести удара кастетом от могучего дебила — и ты просто падаешь без сознания... или валишься на карачки в нокдауне и ползёшь куда-то в состоянии гроги... в невменяемом состоянии гроги...
И здесь, если не дай бог ещё, ты и повредил кого-нибудь из хулиганов — там сломал нос, или выбил зубы... то песенка твоей жизни просто на этом будет и спета. Ребятушки оторвутся на тебе по полной. Очень уж они не любят, когда кто-то оказывается смелее их, круче их — когда один прёт против пятерых; это значит, что он лучше их!
И этого-то никак не может перенести маленький и озлобленный ум. Пинать будут так — втаптывая в асфальт, что никак уж этого — твоей голове не пережить. Пинать будут так, что забудут — чё и подходили-то к тебе — и только потом опомнятся:
- Ты джинсы-то осторожней! Смотри, как извозил... сымай их... И в крови ещё, падла...
- Да ладно, Танюхе дам — отстирает... - и потом отбегая, чертыхаясь и сплёвывая... пытаясь как-то стрясти с себя чужую кровь, - надо же, гад — зуб выбил!
Адреналин прёть! и кайфухой разливается по членикам насякомых!
- Ежели б я его не загасил — он бы тебе бошку свернул! - кайфует один из бандитов, - будешь должен! - наслаждается.
Адреналин делает своё дело — наполняя тела их усладою и делая из них своих рабов — на будущее — чтобы без крови уже и не могли прожить — родимые!..
Нападали на девчонок, тащили их в парки, в скверы — и пусть девчонки и визжали, как резаные, но кто ж за них вступится? когда основная масса населения это овцы, а если и попадётся какой герой — вступится за девчонку... то модель-то их поведения была отработана — один виснет на герое — вцепляясь в его одёжку изо всех сил... другой отоваривает кистенём героя сзади — вот собственно и весь доблестный рыцарь Айвенго.
И поэтому, когда они — эта волчья стая на районе, и самые здесь крутые — то почему же себя тогда не усладить? как говорится, во всех отношениях! И поэтому заставляли девушек услаждать себя — в самых, что ни на есть — в извращённых позах и в формах. Крутизна — одно слово.
Гопкомпании не брезговали абсолютно никем. Вернее их было так много, что они охватывали — ну, просто все слои населения, какие только были. Компашки малолетних преступников трясли деньги со всех детей — начиная гдей-то с первого класса; избивая их — и так, или иначе, под страхом дальнейших избиений — сажали их на долг, который в общем-то не оплачивался никогда; был так сказать не оплачиваемым — потому что у сильного — всегда бессильный виноват.
И вечно, этих бедных детишек избивали, и заставляли воровать у взрослых деньги — превращая школу — в самый настоящий ад. Гопкомпашки были связаны друг с другом; и если кто-то из родителей набирался смелости и оттаскивал за уши малолетнего преступника... то ошпырок этот бежал жаловаться своим старшим наставникам... и те уже приходили, и конкретно уже разбирались с борзым папашей — подкарауливая его после работы. Начинали обычно так:
- Этот? - и после. - Ты чё маленьких забижаешь, петух ты недоделанный. Ты чё в шнобель давно не получал?
- А мы что на вас работать должны? - оказывал было сопротивление смелый отец.
Но его уже окружали и били сзади исподтишка чем-нибудь увесистым; пнув несколько раз для верности, уходили обычно с такими словами:
- Не дай бог, ещё об тебе чегой-та услышим. Зароем в этом скверике!
2
Так вот и жили, трясясь от страха пред патлатыми — буквально все. Началось это где-то с конца шестидесятых годов и процветало очень даже бурным ростом — до середины восьмидесятых. Боялись до ужаса патлатых — все поголовно; и даже если это и не отражено в нашем кинематографе... Ну, там, за редким исключением... там, в фильмах — типа: «Средь бела дня», «Обвиняются в убийстве» — хоть какая-то капля в море о том, что же всё таки было в то время; как же всё таки жили;
потому что, например, фильм из того же времени «Несовершеннолетние» - уже утопический... и соответствует правде жизни... точнее соответствовал — только наполовину. Мол, всего и делов-то оказывается было, чтобы победить эту гидру — осьми головах, чтобы снести этот жупел, чтобы избавить всех от ужаса — это завести секцию бокса на районе! Ну, занять т.е. несовершеннолетних ребятишек надо чем-то! И всего делов-то! Вот оказывается, как просто открывался весь ларчик-то!
Некоторые, под задорные крики УРА, сравнивали этих моральных уродов с прошлым России... Мол, всегда же так было, что мол, деревня на деревню, там... С кольями... Но это всё было не то... и это всё было не так. Потому, что никакие мужуки и никогда не грабили взрослых и детей, не насиловали девушек — которые попадались им на пути; не убивали мужчину за то, что тот купил в магазине поллитру и не отдал им её... и т.д. не перечислить всего изуверства, которое вытворяли хиппари.
Нет, это было конечно — в глухих лесах, там - жили лихие разбойнички, которые ни перед чем не остановятся... но чтобы эти шалые шайки лихих разбойников заполонили все города России... и стали из лесных — городскими разбойниками... такое было только в СССР.
В стране, где утопией было абсолютно всё, показывались и соответствующие утопические фильмы. Т.е. показывалась страна, которой никогда и не было на свете. И поэтому, например, «Ирония судьбы...» - без вранья и без утопии — должна, для того времени, выглядеть именно так.
Лукашин Женя напивается с друзьями в бане и идёт, как умная Маша, домой... (ну, потому что зачем ему паспорт в бане???) И здесь даже не важно совсем, где он идёт — в Москве ли, или в Ленинграде... идёт так выписывая ногами вензель Екатерины второй.
Подходят к нему ребята — как всегда из ниоткуда:
- Мужик, дай закурить! - выныривает перед ним один клоун.
- Нет, ребята, я не курю... но как врач должен вам сказать, - буровит лихим молодцам Женя Лукашин, - что курение очень отрицательно сказывается на сосудах ног...
- Дядя, ты чё умный?
- Нет, ребята, поймите — это очень вредно... надо бросать...
- Дядя, а хочешь из гения стать идиотом?
- Это как?.. - буровит добродушный и наивный Женя Лукашин.
- А вот так, дядя, запоминай! Следи за моим движением! - и клоун бьёт правой - короткий удар в челюсть.
Женя сразу уходит в нокаут, а ребята преспокойно, по хозяйски, упорядоченно — снимают с него дублёнку, ботинки,
шманают карманы и уходят было...
Но один всё таки срывается и начинает изо всех сил пинать в бессознательное лицо — хрипя:
- Чё умный?.. Чё умный что ли?
- Ты чё, Сизый? Оставь... - бормочет было один из разбойничков — видя, как хлынула кровь — орошая весь снег вокруг.
- Не переношу умных... - продолжает пинать Сизый — видимо вспоминая своё трудное детство и не очень победоносное шествие по школе...
- Рвём Сизый, оставь, - говорит другой и тут же они срываются и тают в темноте — как будто и не было их никогда тут.
Дак вот, примерно так должен выглядеть этот фильм — это если без утопии. Женя Лукашин долго лежит на морозе — голый, истекая кровью из разбитой переносицы и изо рта, где выбиты зубы. Но это бы ещё ладно, но черепная коробка у него пробита и кость ушла в мозг — и вся жизнь его висит на волоске. Редкие прохожие зашуганные и так растреклятой жизнью — завидев его — пытаются быстрее уйти, как-будто и не было их здесь никогда.
К утру бы он замёрз точно — превратился бы в ледышку... Но всё таки одна бабушка-старушка нащупала в кармане две копейки и решила позвонить на «Скорую». Правда пришлось пройти три разломанных телефоноавтомата; разломанных кстати, той же самой (так называемой) шпаной. И только в четвёртом она опустила две копейки и покрутила заледенелый и заиндевелый диск 03.
Телефоноавтомат две копейки не взял, но связь со «Скорой» обеспечил. Так Женя Лукашин угодил в собственную больницу — и вообще чудом он остался жив; друзья-доктора вставили ему заместо черепной коробки — титановую пластину... и всё бы собственно ничего, но стал он действительно идиотом, и стал получать пенсию по состоянию здоровья, как инвалид.
Невеста Галочка от него ушла — потому что он буровил, чтой-то совсем уж невразумительное и с него текли слюни — заливая подбородок. И остался Женя Лукашин жить только со своей мамой, которая и ухаживала за ним — всю оставшуюся жизнь. Такая вот она «Ирония судьбы...» - это если без балды и без утопии. (Утопия это сказочная, несуществующая страна, где все люди — братья. Страна созданная фантастами).
Фильм «Служебный роман» - должен был выглядеть следующим образом. Это если без балды. Анатолий Ефремович выпив на вечеринке друга, где он учинил эдакий пассаж — с начальницей своей Калугиной Людмилой Прокофьевной — стоял на остановке; вечерком так, чуть покачиваясь от осеннего, лёгонького ветерка и немного так разговаривал сам с собой.
К нему подъехал жёлтый «Уазик» с голубою полосой — прозванный в народе «Канарейкой», из него вышли добры-молодцы в форме милиции — предложили ему проехать с ними.
- Да вы что, ребята? Зачем? У меня двое детей дома ждут...
Эх, наивняк! Аким ты простота!.. Птица ты заморская Глупыш... Ефрейтор зажимает сзади плечо его плаща стальной своею дланью.
- Садись по хорошему, - говорит он спокойно, но таким тоном, что Анатолий Ефремовичем залезает в «Канарейку-Уазик» и за ним захлопывается дверь.
Но в «Медотеле» правда заартачился, когда ему сказали:
- Раздевайся.
- Товарищи, вы меня принимаете за кого-то другого! Я отец одиночка. Живу один — с двумя детьми. Дети ждут меня сейчас дома — их никто не покормит кроме меня.
- Раздевайся тварина! - вдруг окрысивается на него молодая женщина-сержант.
- Я не буду раздеваться! Вы с ума сошли! У меня дома дети голодные! - стоит на своём Анатолий Ефремович до последнего.
В следующее мгновение девушка-сержант закручивает ему как-то голову привычным и отработанным приёмом, и продолжает наваливаться на него сверху — ломая ему шею.
- Сам, гад, разденешься, или помочь? - цедит она сквозь зубы.
Анатолий Ефремович, как-то странно храпит здесь... и неожиданно, для себя самой, девушка-сержант ломает ему шею. Безжизненное тело бывшего статиста сползает на пол и заваливается, как куль с овсом.
- Чё делать-то? - оглядывается она испуганно на старшего лейтенанта.
- Чё делать? Чё делать? Будешь должна.
- Ну, это понятно, - кивнёт девушка.
- Кто его привёз? Ефрейтор Пеночкин? Позови его, - обращается он к младшему лейтенанту — юному так сказать дарованию. - Пеночкин, - говорит после — выросшему, как гриб милиционеру, - вези туда — откуда привёз. В каком-нибудь скверике, там, на лавочку посадите. Да, чтобы никто не видел.
- Понял, - кивает Пеночкин и привычным движением перекидывает труп Анатолия Ефремовича через плечо и рутинно шествует обратно — в свой «Уазик».
- Ты следующий раз не наваливайся так — всем телом-то, - журит старлей девушку.
Та кивает:
- Я отработаю, товарищ старший лейтенант, я долги помню.
Старлей кивает:
- Мы одна команда и если не будем — один за всех и все за одного — нам не выжить.
Труп Анатолия Ефремовича обнаруживают в скверике — недалеко от дома его бывшего друга; заводят уголовное дело...
но в связи с тем, что дело-то это очень тёмное — труп (и это уже совершенно другое отделение милиции) вешают на одного сумасшедшего маньяка, сидящего у них. Труп на него вешают — за чай, за курево и за одиночную камеру — в противном случае обещают загнать его в общую камеру — к активным педерастам-садистам.
Вот вам и весь «Служебный роман» - это если без балды. Да, ещё секретаршу-Верочку, которая обожала модно одеваться — подкараулили темной, осенней ночью — патлатые уроды, когда она просто возвращалась после работы домой. Такие вот, у нас, тёмные вечера на севере — особенно осенью, когда ещё и снега нет; и кричи не кричи — тоже не помогает — каждому ведь хочется ещё пожить на свете.
Её ограбили и раздели, и изнасиловали. Она к тому времени была уже беременная... и хотя сама она и осталась живая, но ребёночка от этого ужаса потеряла. Случился у неё выкидыш. И когда милиция (которую всё ж таки вызвал супруг) пыталась, как-то выяснить приметы преступников — то она, на всё, на это, ладила только одно:
- Ничего, - мол, - не помню. Никого не разглядела. Ничего не запомнила.
Бо жить она очень уж хотела...
А чтобы ещё раз встретиться с теми подонками, где бы то ни было — она об этом и думать-то не могла; ужасаясь одной только перспективе этого.
Так вот примерно и жили все — это если конечно без дураков. Да, конечно, рано или поздно — после сотни, или сотен совершённых гопкомпанией тяжких преступлений... Т.е. ни как в кино опять же; сначала, мол, ребятки просто шутковали, там, шалили... но когда дошли до черезвычайно тяжкого преступления — тут уж они не ушли никуда — от карающего меча правосудия!
Нет, в жизни, всё делается и совершается — совсем, совсем, совершенно даже по другому. И с одной стороны сажают абсолютно даже невинных и ни за что (ну, естественно после «игры в попугая», когда ни в чём не повинного человека наматывают, в наручниках, на палку и шуруют ему в заднем проходе ножкой стула — пока он не сознается в чём угодно...),
или сажают, там, за ограбление ларька, или за убийство камнем соседской курицы! Сажают сразу же и надолго — так, что и пикнуть не успеваешь.
А с другой стороны — это уже, совершенно даже, закон природы — настоящие и жуткие преступники, и убийцы — совершают свои злодеяния - без конца и без края; именно совершая свои жуткие преступления они наслаждаются жизнью и плюют на всех и на вся, и на правоохранительные органы в первую очередь — потому что, вот уж — что, что...
но нет у внутренних органов, на них — ни доказательств, ни отпечатков пальцев! Ни свидетельских показаний! Ни потожировых выделений! Ни окурков! Ну, ничего!
Про свидетелей я уже говорил; какие свидетели? Когда все просто жить хотят! Есть такие птицы на островах Новой Зеландии — Какапо. Хищников не было никогда на этих островах и попугаи Какапо разучились летать — и важно ходили по земле — в поисках упавших фруктов и прочей экзотики.
Но европейцы завезли на острова (ну, не специально конечно)
крыс и кошек — которые, как нож в масло вошли в эти райские кущи и зажили богато. Толстый попугай Какапо, который важно расхаживал по острову — при нападении на него крыс, или кошек — как-то затаивался, как-то маскировался, как-то притворялся недвижимым — ветошкой, как бы так сказать... и всё ждал, что ведь, когда-то же, совесть, ну, проснётся — у крыс, там... и кошек... что мол, когда-то же — ну, перестанут же они его драть на части — перегрызать горло и выгрызать мозг...
Не знаю, умилялись ли крысы и кошки — на странное поведение огромного попугая... Сомневаюсь я, что такое чувство, как умиление — посещает, когда-нибудь этих тварей.
Они молча и привычно делали своё дело — перегрызая попугаю горло и так же спокойно пожирали его всего.
Такая же участь постигла и Дронов на Канарских островах, когда туда завезли кошек. Когда, вдруг, впервые за миллионы лет, где они преспокойно ходили на своих островах и деловито разрывали клювом и лапами землю — в поисках съедобных корешков; когда, вдруг, их — мечтательно смотрящих в даль — тоже начали пожирать...
то они, как-то тоже удивлённо смотрели на кошек — и всё ждали, что — ну, сейчас вот, сейчас — они перестанут их пожирать заживо и уйдут своей дорогой...
На Канарских островах не осталось ни одного Дрона; все они погибли в удивлении...
Так же и все люди, которых подавляющее большинство — напоминают вот этих птиц — Какапо и Дрона; все они избегают зла до последнего, бегут от любых проявлений насилия, прячутся, затаиваются... а когда, всё-таки, лапа хищника, настигает их — расслабляются полностью и всё ждут, что... ну, ведь, когда-нибудь... ну, пробудится же совесть у этих бандитов...
А что бандиты? А ничего. Они только услаждались своею полной безнаказанностью; услаждали, так сказать, все свои органы. И глубоко плевали на все наши Внутренние органы.
3
Гордей Пристаниевич Глушь, от имени которого мы и ведём сие занимательнейшее повествование — так и думал, живя в то время; живучи в те, так сказать, эпические времена: «Сколько же надо иному уроду совершить преступлений, чтобы его, в конце-то концов, посадили?» - это он так думал в то время; это в те-то времена — он так думал!
Хотя был он, в те времена, конечно же молод; и как любая молодёжь, как собственно и все ягоды зелёные и фрукты незрелые — являются ядом для организма!.. И просто не может быть по другому — потому что молодой — это значит ядовитый! И по другому просто не может быть!
Для того, чтобы стать зрелым и полезным фруктом — для этого надо пережить много дней и ночей, и дождей, и солнцепёков, и градов, и ветров, и даже порой и ураганов, и смерчей... и только тогда, когда ты много переживёшь — ты сможешь стать полезным для других — в смысле своего опыта, в смысле своих знаний; в плане своих чувств — испытанных и проверенных;
с точки зрения своей величайшей мудрости (верней с точки зрения твоего приобщения к Высшей Божественной Мудрости — ежели ты к Ней, конечно же, стремился... только через это, через своё стремление к Ней, ты можешь приобщиться к величайшей мудрости); да, только тогда ты сможешь принести те витамины, которые не отравят, а оздоровят организм; те витамины, которые спасут людей!..
А пока ты молод... ты только и можешь, что крыть матом, травить и себя, и всех окружающих разнообразнейшими наркотиками. Испускать из себя яд — злобы, зависти, гордыни и прочего, и прочего, и прочего. Так ведь обычно и говорят: «Ну, молодой, мол... зелёный... ну, что вы хотите?.. Поживёт, мол, пооботрётся, пообтешится, пообмылится...» - почувствует, то есть, на собственной шкуре — что такое —
презрение к тебе самому, неуважение к тебе самому; наплевательство на тебя на самого... когда, в конце-то концов, дойдёт до него самого — что для того, чтобы тебя самого уважали — надо уважать всех окружающих... что, как ты хочешь, чтобы к тебе относились — так же относись и к другим!.. Что если ты не хочешь, чтобы тебя не Любили — Люби сам всех окружающих! То есть — подобное к подобному!..
Вот, когда это дойдёт?!. А когда это дойдёт? Когда это дойдёт?! По крайней мере Гордею, с его фамилией Глушь, в то время — до этого было, как до созвездия Лебедь, или до Туманности Андромеды... То есть парсеки, парсеки, парсеки — световые года, световые лета... Какие-то биллионы-биллионов километров — пропастей, болезней, пустынь, болот, туманов, хмари, ужаса, кошмаров и т.д. и т.д.
Потому, что ведь это только так говорится — мол, было, как вчера... о нет... это взгляд на предмет лишь с одного только — узенького такого угла зрения... А ты попробуй обойди, когда-нибудь этот предмет... ты попробуй войди в этот предмет... Попробуй только... Да, ты в нём сгинешь на веки-вечные — бесследно, безвозвратно, без вести!.. И запаха даже от тебя никакого не останется...
Потому как время бежит только тогда — когда человек счастлив; бежит так, что и за хвост не споймаешь; и за последний вагон не уцепишься!.. Но стоит только заболеть, стоит только открыть ворота всем бедам и напастям — какие только есть на свете... стоит только наступить аду в твоей жизни... Вот только наступает ад — и всё на этом.
Время не то что замедляет свой ход — оно останавливается полностью... и если и ц-ц-ц-ц-цедится по чуть-чуть — то это только, как капля на голову — во время пыток инквизиторов.
Взять одно только похмелье — после отравления алкоголем — где за один только день — проходит целый год - ужасов и мук.
Про запойные-т дела я вообще молчу, где за неделю отходняка — с сумасшествием, бредом и галлюцинациями — проходит несколько тысячелетий; это когда ты допиваешься до тремора и «белочки» - впечатление, там, только такое, что последний раз, когда ты не пил — это было во времена Эхнатона и Нефертити — т.е. до такой степени ты вливаешься в этот галлюциногенный бред...
Не дай, как говорится, бог — попасть, кому бы то ни было, в тюрьму, или в армию... Там, время останавливается до такой степени, что возвертаешься ты назад, оттуда, ни через два года — а через два миллиона лет... А порой даже, когда избивают тебя, там, кажинный день — что мобилизовали тебя в эту армию — ещё при динозаврах... а то и вообще, что не было никогда, никакой другой жизни - где царит любовь...
а всегда была только эта — где царит — хамство, скотство, садизм, цинизм, пошлятина и т.д. и т.п. Впечатление, там, только такое, что и не было никогда, и ничего!.. кроме этого бесконечного сумасшествия... кроме этого бесконечного ужаса и кошмара.
И человек сам становится сумасшедшим — ну, чтобы, как-то соответствовать окружающей действительности... Ну, потому что невозможно не соответствовать... немыслимо не соответствовать — будучи по уши в грязи — жить тем не менее — чистеньким... И вот, человек сам становится сумасшедшим...
а сумасшествие оно безгранно — нет ему ни конца, ни края... и может спасти только смена обстановки, чтобы время вновь пошло... Если только мир вокруг тебя изменится — только тогда время вновь пойдёт — и затикает, и застрекочет, и закукукает...
Близких ли ты потеряешь... Любимых и родных... И на этом всё. Кончилось время. Кончились вообще все времена. И когда жизнь проносится вокруг тебя!.. всё так же оглушая, чирикая, ликуя и вопя!.. ты как-то даже и удивляешься: «А зачем это всё?.. Зачем? Когда умер такой человек... Зачем тогда всё остальное?..»
Всё остальное могло соответствовать только тогда, когда был жив этот родной мой человек... А когда его не стало — зачем это курлыканье журавлей, пение соловья и распустившиеся цветочки... Если он не может уже никогда посмотреть на это всё и умилиться!.. Зачем тогда это всё???
Сколько длится это состояние? У кого-то не кончается вообще никогда — эта горечь утраты. Этот человек тоже становится сумасшедшим — и тоже не может уже никогда выбраться из этого состояния гроги — где он не понимает — ни зачем он сам живёт? Ни зачем живут вокруг него все остальные... Ни зачем вообще весь мир этот вокруг него существует и вертится...
Так что если кто-то вам скажет, что какие-то времена были как вчера... ни верьте ему. Это всё враньё. Просто этот человек — ну, вот повезло, вот — выбрался наконец из бесконечного ада... позабыл обо всём плохом — чему способствует любая человеческая психика...
И вот, пребывает в безграничном счастье, где время начинает нестись со скоростью урагана, торнадо — мелькают даты, календари, времена года, года (в смысле лета...) и хорошо так!
Хорошо! Потому что хорошо.
Но не дай бог никому погрузиться в предмет времени другого человека; сгинешь без остатка! И клочочка даже не останется! Такие там бездны бесконечного и кошмарного времени — которое исчезает там полностью.
Так что ни вчера это было, а бездны времени назад, когда молодой Гордей думал о том — о чём он думал; и такие же бездны и бесконечности во времени ему оставались до созревания фрукта... до тех мыслей, что - как ты относишься к окружающим — так и они относятся к тебе... и что если ты хочешь, чтобы тебя в этом мире полюбили люди — ты должен сам их, всех вместе, Полюбить. То есть как говорил Христос: «Изменись сам — и мир изменится вокруг тебя».
Но даже и тогда... Даже и тогда — эти сонмы времён и цивилизаций назад — он думал: «Что же всё таки ещё им надо совершить, кого ещё и как изуродовать, чтобы этих сволочей всё ж таки упекли за решётку?» И не то, что там, как земля только носит этих подонков??? А сколько ещё ужаса и злодеяний они здесь могут утворить? И есть ли наконец та мера? пока их, в конце-то концов, спровадят на цугундер!?
Но это мы уже вмешиваемся в область других миров... И поэтому — замнём для ясности.
4
Сам же Гордей Пристаниевич Глушь в те достопамятные времена — был не то что бандит с большой дороги... но отношение к этой невиданной гопкультуре — он всё таки имел... как собственно и все — вся молодёжь — живущая, так сказать, в то время.
Ну, т.е. он носил длиннющие волосы до плеч, какие-то тоже малёхо расклешённые подделки под джинсы — отечественного производства (ну, те же тряпочки, что и носят сейчас), какую-то тоже подделку под джинсовую курточку; ремень гдей-то надыбал красный и широкий...
То есть как мог, насколько, так сказать, позволяли финансы (которых не было) — настолько и подражал этой новоявленной культуре. Танцевал т.е. вместе со всеми эти папуасские танцы с островов Полинезии и джунглей Африки — где дикари — одни поклонялись крокодилам — и бог у них был крокодил...
другие верили в какие-то райские острова ждущие их после смерти — ну, там, типа — на деревьях всегда, круглый год — растут очень вкусные фрукты.
Гордей по фамилии Глушь — хоть и танцевал эти танцы — людоедов Полинезии — вместе со всеми... но тем не менее, вместе со всей страной, сильно всё ж таки отличался от этих дикарей... Ну, потому что те — ну, хоть во что-то верили; у них были духи-помощники — ранее умершие предки; у них было что-то табу (такие запреты) — через которое переступать — никак уж нельзя.
У них были шаманы, которые излечивали дикарей — отправляясь в мир астрала и возвращаясь оттуда... излечивали их с помощью добрых духов; и чего только у них не было относящегося к духовной религии...
В нашей стране не было вообще ничего! То есть абсолютно! Запреты? Никаких! Делай что хочешь, твори что хочешь!.. И в этом отношении мы были намного, даже, хуже дикарей.
Вы может быть мне возразите — что, ну, как же?.. ведь была же милиция!.. внутренние, так сказать, органы! Ну, эти дурацкие разговоры про милицию (бывшую полицию) — это ж только для дураков; ну, потому что — ну, мы же ж с вами понимаем — что умный-то человек — никогда ведь в милицию не попадёт!
Умный же человек, он же, как-то думает — прежде чем что-то
там совершить. Ну, там, одевает перчатки, когда надо меняет внешность, там... не оставляет дурацких следов, чтобы собака взяла след... да, просто тот же окурок — уж никогда не выплюнет на месте преступления (зная заранее любовь к окуркам милиции — необъяснимую...);
да и вообще так, умный человек-то, ну, смотрит же так, по сторонам — чтобы там не было свидетелей; чтобы никто, так сказать, никого не видел; обдумывает, так сказать, все пути отхода; ну, то есть, заранее, так сказать, обдумывает все свои действия и поступки (хоть это одно и то же, но от этого, как-то не легче); ну и т.д. и т.п.
И поэтому, когда в фильме «Несовершеннолетние» - майор милиции пытается пробудить совесть у одного из гопников и читает ему лекцию о морали... то гопник, усмехаясь, отвечает ему прямо:
- Но ведь бога же нет - его отменили — какая же может быть мораль?
- Чтобы подонки не нарушали нравственные нормы — для этого у нас есть милиция, - парирует было майор.
- Но вы же не бог, - нагло улыбается ему в ответ гопник.
И ответ майора, что:
- У нас есть суд общественности. Народный суд, который любого подонка отправит туда — куда он заслуживает, - как-то, прямо скажем, не очень-то и убедителен.
Ну, потому что — вы ведь сначала-т поймайте! Не кажи гоп — пока не перепрыгнул.
А умного-т человека — да из тех же хотя бы маньяков — вы ведь десятилетиями ловите и поймать не можете — пока он сам к вам не придёт — лет так через тридцать — замученный совестью... Но это уже другая история (про совесть) к вам, к Внутренним органам — не имеющая вообще никакого отношения.
Так что впереди-то десятилетия! Десятилетия быть героем у всей молодёжи! Потому что чем отъявленней подонок, чем злостней хулиган, чем больше цинизма и наплевательства на всех людей — у него... тем большим героем он является в среде молодёжи; тем больше все самки, этой молодёжи, хотят от него забеременеть и понести!
И тем больше ему, вообще, вся эта молодёжь преклоняется и влюблена в него — за всё за это (типа как юный Валя Гафт был влюблён во всех подонков своего двора); так вот, впереди — целые десятилетия такой жизни (если, конечно же, по уму всё делать), а в связи с тем, что живём мы всего-то один раз! И всё на этом! То не надо ли жизнь эту прожить, как-то красочно! Ну, как-то украсить её что ли!
И ни бледно ли, на фоне всего этого, звучат как-то слова майора - об общественном контроле, моральной нравственности, о народном суде... ну и т.д. Моль ты канцелярская! Крыса ты штабная!
Так вот и юный Гордей Глушь — был влюблён во всех подонков своего двора — ни меньше чем юный Валя Гафт; и как только мог естественно и подражал им — и в одёжке, и в походке и в действиях — вплоть до каких-то там челюстно-лицевых особенностей. Не может юный человек жить без яда и сам он не может, не быть ядовитым — аргументируя всё это хотя бы тем, что у розы и у той, есть шипы!
что даже лягушечки в Южной Америке — с ноготок величиной — и те ядовиты до такой степени, что могут своим ядом (с ноготок величиной) отравить до двадцати человек сразу! Такая природа — да! А вы как думали? В таком вот мире мы все живём; чтобы не сожрали другие, чтобы не склевал и не заглотил любой удод! стань ядовитым и прими окраску ярко красную, или, там, ярко жёлтую, чтобы издалека,
как-то видели все — какой ты ядовитый; только тогда и останешься живой.
Такой мир! не мы ведь его придумали! Так мы, что же, по вашему — хуже любой лягушечки? Почему им можно защищаться от окружающей среды, а к нам приходи любой удод и сжирай нас со всеми потрохами?! Примерно так мыслила хиппующая молодёжь, но это, как говорится, в лучшем случае...
Потому что, если честно — да никак она не мыслила! Просто любила она негатив всеми фибрами своей души! Ну, нравится молодым негативчик! Это как-то будоражит кровь, адреналинчик там — то да сё. Сначала трясёт всего от адреналина — да ещё как!.. а потом просто кайфуха разливается по всем клеточкам и членикам насякомого. И вот, так — тащишься, тащишься в кайфе...
И серое вещество (которое есть мозг), как-то так, сразу запоминает то блаженство — когда скотине было хорошо; когда кайфово было; когда кайфуха так и пёрла — в экстремальной ситуации... Вот молодой человек и пытается, как-то, вновь и вновь, возвращать себе то блаженство — вызванное дикими поступками.
Да и вообще, просто, инстинкт какой-то у молодых — преклоняться перед подонками и любить их всею своей душой. Это ж когда до человека дойдёт, что: «Что посеешь — то и пожнёшь». Это ж через какую бездну времени это дойдёт? А пока, в молодости, это даже скучно и слушать-то. И слушать-то это даже противно. Тем более что в семидесятые годы и слов-то таких совсем не знали.
Нет, конечно, за тысячелетнюю историю России — в ней знали всё и ведали всё; но именно в то время, в семидесятые годы — народ одичал до того — в полном безверии, атеизме и материализме — что и слов-то таких не ведал; а если
кто-то и слышал, что-то, когда-то — то воспринимал это только, как древнее и дремучее мракобесие.
Мы были в то время хуже любых полинезийских людоедов; и никому естественно и в голову-то не приходило состыковать развитой социализм — на прямую! с шайками подонков — рыщущих по всем городам СССР — в поисках очередной жертвочки.
Нет, удивлялись конечно — откуда при развитом социализме берутся такие бесконечные массы подонков? хоть сажай их в тюрьму — пересажай... тут же на их месте вырастали, как грибы — новые шайки подонков. Идеологи Марксизма и Ленинизма и коммунизма, как-то никак не могли понять...
Ну, понятно при феодализме, там, при капитализме — где человек человеку — волк — нищая среда, там, формирует подонков. Бытие, так сказать, формирует сознание — человек от беспросветной бедности начинает пить — чтобы хоть немного привнести в свою жизнь праздник! Хоть на один час! Алкоголь уродует его сперматозоиды — и дети его, ещё не родившись, уже являются психически больными людьми и склонные к тому же самому алкоголю на генетическом уровне — и просто нет выхода из этого ада.
Идеологи Марксизма и Ленинизма дали детям всё! Бесплатное медицинское обслуживание, бесплатное обучение, накормили всех нищих и бедных! Пусть даже без родителей, но в детдоме — их кормят, обувают, одевают, учат в школе! В
будущем дают профессиональное техническое обучение! Путёвку, так сказать, в жизнь! И всё это бесплатно!!!
То есть обо всём, о том — о чём мечтало человечество столетиями и тысячелетиями — всё это коммунисты дали юношам и девушкам — прямо в руки! Уровняв всех в правах! Уровняв всех в получении знаний! Уровняв всех в зарплатах! И что?!
Почему же тогда все эти идеологи коммунизма — боятся сами возвращаться с работы домой — из-за страха быть ограбленным и убитым — ни за что, ни про что. Почему же тогда боятся они за своих жён и дочерей — что их изнасилуют и вместе с мясом вырвут из ушей серёжки; а если у жены, из-за её полноты, не смогут снять перстень — то отрежут вместе с пальцем...
Вот это всё, у идеологов коммунизма, никак не укладывалось; и они никак не стыковали — разгул бандитизма у патлатой молодёжи — с тем, что у людей просто отняли Бога. Взяли и забрали, и всё. Об этом они даже и не думали; а думали только о том — как и почему — при развитом социализме — при том, что людям дали всё! ( и забрали только Бога... но об этом, как-то уже и забыли — за давностию лет...) накормили, напоили, обучили — они боятся возвращаться домой... выглядывая эти пьяные кучки патлатой молодёжи и старательно обходя их — буквально, как мины — на минном поле.
5
И именно в одной из таких кучек блатующей гопкомпании и стоял Гордей Глушь — гдей-то в семидесятые годы и ржал, как жеребец — вместе со всеми. Он не то, что был криминальный талант, как некоторые из патлатой молодёжи; нет, он конечно ими восхищался — всеми их «подвигами» подонков; но сам он был конечно далёк от криминального гения.
Ну, так — он просто бухал, как практически все его корефаны из общаги; а на бухло нужны деньги — вот и приходилось, как-то добывать «капусту» - на портвейн. Не то, что был он как-то генетически предрасположен к алкоголизму, как некоторые из его знакомых — у которых на лице, с самого детства, была видна эта предрасположенность.
О нет. Но чтобы стать героем в своей среде, чтобы стать лихим молодцем в своём окружении, чтобы заиметь уважение своих товарищей — ну, надо было не бегать от пьющей молодёжи, как от чумы — а вместе со всеми пить из горла портвейн — пуская бутылку 0,75 по кругу. Тогда он был свой в доску, тогда уважуха, респект и прочее.
Портвейн был сладенький, как компот; так же и пах компотом — т.е. напиток - специально для детей. Так, немного пощипывал язык и горло своими 19% спирта, но от этого пить было ещё приятней... А уж потом, когда вино поджаривало его внутренности — тоже довольно таки приятно... и начиналось онемение лица — там уже просто пёрла кайфуха — и он ржал уже только потому, что он ржал...
Здесь он уже, приятно не слушающимися руками, доставал папиросу «Беломор канал» и затягиваясь терпким дымом — кайфовал, кайфовал, кайфовал...
Выпив где-то по пол бутылки им становилось совсем как-то хорошо — и они могли часа два прыгать козлами, куда-то бесконечно идти, орать и ржать — шокируя всех окружающих людей, которые их с опаской обходили — наслышанные ранее о лихом ндраве этих лохматых компаний.
Но потом, часа через два — кайф шёл на убыль, происходила в нём — в кайфе, так сказать, трещина — которая разрасталась... Кайф начинал рушиться, обламываться... и надо было вновь - влить в себя портвейн, чтобы продлить этот обалденный кайф — добавиться (если говорить языком наркоманов), догнаться.
А для того, чтобы догнаться, нужны были советские деньги — или просто с Кремлём, или, что было намного лучше — с В.И. Лениным (это уже красненькая). Но, где же их взять? Вопросик-то на засыпку — на все времена и для всех наркоманов.
Потому что нормальные люди — не наркотически отравленные — даже представить себе не могут, что такое ДЕНЬГИ и как они нужны. Ну, нормальные люди знают, что такое голод (вернее, когда голод чуть-чуть подсасывает - в животике), что для того, чтобы утолить его — нужны деньги; ну, что-то одеть на себя, чтобы дойти до магазина — тоже нужны деньги...
Но это всё такая фигня, что об этом и говорить-то не стоит. Голод всегда можно утолить — найдя в своём доме пусть и не свежий, но засохший хлеб; пошарив по полкам обязательно надыбаешь крупу — т.е. вари и ешь — не хочу.
Одежду вообще можно годами не покупать, а ходить в одном и том же — одёжка это вообще не проблема — всё одно никто на тебя не глядит. Так же и всё остальное можно отложить в дальний ящик и в очень дальний ящик — на что нужны деньги. Всё это не проблема. Всё это так надуманно — что только плюнь и разотри.
То есть у обычных людей вообще нет проблем никаких. Они даже близко не знают, что такое проблема — когда нет денег. Так, у них чтой-то там чешется — можно и почесать, а можно и вообще ничего не чесать — не убудет, как говорится — и не изменится.
Но когда ты только что был на небе... витал так среди облаков — белым журавлём... и вдруг, тебе так Кр-х-х-х-х-х...
навешивают гири на крылья, которые влекут тебя обратно - в поганое болото... и чем дальше — тем больше!.. И тебе всего-то надо, чтобы продолжить свой полёт по небу... какие-то поганые деньги! Какие-то бумажки! Которых нет! И которые сами к тебе не прибегут никогда!..
Вот тогда ты только понимаешь — что же такое деньги; когда с деньгами ты в раю — а без денег - ты в аду. Чувствуете разницу между этим? или просто пирожка захотелось... Рай, или ад!? Чувствуете разницу?!
И всего-то ведь немного надо, и всего-то ведь малёхо надо — каких-то пять рублей (синенькую) на четверых — и вот, опять, кайф пойдёт в них - во всех. Опять кайфуха-т попрёть...
Портвейн — бутылка — стоит два сорок. Всего два сорок! Но, где же их взять?! Где? И ведь никто и никогда — по собственной воле - не отдаст их тебе.
Такой непреложный закон джунглей — если тебе мало того что есть... если тебе мало, что лучик солнца тебя, так, немного трогает и подогревает... ежели ты любишь погорячее... Ну, что же — получай фашист гранату — получай погорячее. Получай тогда — ад. Глаза становятся голодными; в глаза твои туманные идёт наркотический голод — и ты уже ими — голодными глазами из ада — ищешь свою жертвочку.
Одна из таких жертвочек, как раз и поравнялась сейчас с ними. Мужчина не совсем твёрдой походкой торопился в магаз — явно добавиться. Вася ткнул Гордея и тот подрулил к озабоченному мужчине; озабоченному до такой степени, что он даже их не видел.
- Дядя, душа горит... пожертвуй рублик для спасения души...
Ну, в долг конечно — до понедельника.
Мужчина смерил его презрительным взглядом — видок у Гордея, прямо скажем, был не фонтан — на шее бритва, в зубах папыроса, свалявшиеся волосы висели сосульками до плеч — давно не мытые и нечёсаные.
- Ты уроки выучил? - бросил он не останавливаясь.
Но Гордей уж уцепился за его пинджнак.
- Да постой ты, Торопыга... Куда ж ты так торопишься?
- Я же сказал — иди учи уроки, - мужчина вырвал полу пиджака и двинул было дальше.
Но Вася уже перегородил ему дорогу. Кулаки, надобно здесь сказать, у Васи, были такие, что он запросто мог ими валить быков — ударом в лоб.
- Дядя, у тебя что, здоровья очень много? - спросил его Гордей - после того, как Вася лёгким толчком в грудь остановил его.
- И вот, за этих подонков, ещё не рождённых, я проливал кровь на фронте?! - взъерепенился мужик.
- Дядя, ты чё дурак? - цедил сквозь папиросу Гордей (вспоминая потом, через много лет, своё поведение — он был уверен, что вместе с вином — в них проникали, вселялись, заполоняли — бесы; и действовали они потом и говорили — будучи воплощёнными бесами... бесовскими марионетками), - ты сейчас не на фронте; и живым ты от нас — точно не уйдёшь.
- Ах ты гад... - мужчина замахнулся на него, чтобы выбить ему все зубы.
Но Вася чувствуя жаренное — бил всегда первым — и резко загасил мужика ударом в ухо... тот как-то торкнулся вперёд клювом и стал заваливаться на бок. После удара Васи — на ногах не оставался никто.
Здесь уже Гордей, своими ботинками на платформе — выбил окончательно сознание из мужчины — пнув его два раза в лицо. У того и так после Васиного удара из уха хлынула кровь, а после его мощных ботинок, с платформой — из носа и изо рта — просто потоком кровища полилась.
Санёк и Олежек — тут же подскочили и обшманали карманы. (Кличек у них ещё не было — они не были блатными; так — увлекающаяся портвейном молодёжь...) Надыбали у мужика десятку (видимо за двумя поллитрами водки так торопился — там, встреча старых фронтовых друзей...) выгребли всё до мелочи и кошелёк вставили обратно в карман.
Здесь Санёк и Олежа — ещё потоптались на его голове, чтобы быстро он их не смог вспомнить... а лучше, чтобы не вспомнил их вообще никогда. Санёк так и сказал:
- Чтобы через пять минут не побежал, гад, в милицию — составлять фоторобот.
Уже видя, что скоро у мужчины от ударов корешей - лопнет череп — Вася оттащил их от него... и они все, как-то быстро
скрылись в сквере.
Обычно так и погибали мужчины в то время — кого за три рубля убивали, кого за рубль. После народ так и передавал друг-другу:
- Вот вам и жизнь человеческая — за рубль убьют и фамилию не спросят.
А уж то, что молодёжь убьёт кого угодно за поллитру — об этом-то знали все и всегда; с этим, так сказать, они и возрастали...
Затарившись в другом магазине четырьмя бутылками портвейна 0,75 л. и накупив на сдачу курева — они устроились культурно в беседке, находящейся в парке и начали из горлышка заглатывать портвешок.
Портюши было достаточно, чтобы рубануться, или отрубиться Гордею и Олеже... и Вася с Саньком завистливо называли их: «Счастливые» - ну, что мол, они уже впадали в наркосон — тогда как им, надо было ещё шелестеть губами и двигать члениками — или в полном обломе, или в поисках нового допинга.
Бес в Гордее получил полное внутреннее удовлетворение — видя достаточно наркоты для наркосна и всосав в себя пол бутылки «гнилухи» (как в то время называли вино) он закурил... и сидя на лавке, и смачно затягиваясь папиросой — вытянул свои членики-ноги (заполняющиеся кайфом).
- Вот это кайфуха! - причмокнул он.
- Да, - почесал Вася свои кубики на животе.
Он был натуральный Лом. Жили они все четверо в одной комнате и он так... ради забавы, иногда, зажимал их всех троих, как в железных тисках — по одному в каждой руке — и одного между ног; и требовал, чтобы они вырывались от него — изо всей силы!.. Но несмотря на все применяемые ими усилия они не могли от него освободиться, а он всё сильнее сжимал их — в своих стальных объятиях — пока они чувствуя, как трещат их кости — не начинали орать все трое, как перед смертью... Ну, тогда, Вася ухмыляясь, так, своей лошадиной улыбкой выпускал их, а они ещё потом долго охали.
- Ненавижу борзых... - всё был на своей волне Санёк, - я бы их гадов — всех поубивал.
- Что есть — то есть, поддакнул Олежа, - не переношу ваще, когда у человека всё по полочкам разложено, когда он всю жизнь держит за яйца. И всё у него хорошо, и везде он преуспевает. И жена, и квартира, и работа — и везде он Наполеон; самый лучший и самый величайший.
Вот пусть сейчас подержит жизнь за яйца — ежели очнётся идиотом.
- Да, не, ну, ладно бы, не был борзым, - буровил своё Санёк, - пусть у него всё есть, но был бы скромным. Да нет, куда там. Я самый лучший и всем клюв начищу. Ежели бы не Вася — он бы тебя загасил, Гордей.
- Это да, - кивнул Гордей, - спасибо Вася. Вовремя ты...
- А ты тоже не расслабляйся так... чё ты стоишь перед ним — весь такой на расслабоне.
- Ну, всё время, как-то надеюсь, что сами оне, свои деньги отдадут.
- Сами!.. ага... - усмехнулся Вася.
Ребятушки кайфовали.
6
Гордей, как-то патологически ненавидел всех взрослых. Наверное первую скрипку в его ненависти играл юношеский
максимализм; но он никогда и не думал об этом; да и слов-то таких не знал. Он всю свою недолгую жизнь, как-то всё время подкалывал взрослых - проверял их, так сказать, на вшивость... и выяснил одно, что кроме двуличия и трёхличия — ничего в этих взрослых более нет.
Да, говорят они о каких-то высоких идеалах, о братстве народов, о коммунизме!.. Считают себя — ни больше-ни меньше — прогрессивным человечеством. А сами - все азиатские народы — называют чурками; и считают их неполноценными, недочеловеками, зверьми.
За свою родную копеечку не то, что убьют любого... но готовы из-за рублика и из-за пяти (это почитай стоимость рабочей смены) рвать свой анус — буквально всю жизнь. А то, что за свою, какую-нибудь дрянь — убьют любого — это было им проверено не раз и не два.
Убьют и за цветы в своём огороде, и за яблоки, и за клубнику... не говоря уже о деньгах. Говорят о высокой духовности строителя коммунизма, а сами в свой дом — в жизни не пустят замерзающего человека — хоть замерзай у них на глазах.
Как подорванные по пол часа скандируют по телевизору: «Леониду! Ильичу! Брежневу! Слава! Слава! Слава! Ур-р-р-р-а-а-а-а-а-а!» - из-за своих кормушек (пайков) в обкоме — льготы, так сказать, заслуженных строителей коммунизма — это икра, коньяк, девочки и сауны — вот их единственный и персональный коммунизм — и другого им не надо.
Так, с умным видом, что-то побалагурят... Типа лидеры — среди людей; и всегда, значит, во всём правы — и снова — сауна, икра, коньяк, девочки.
Видя вечное лицемерие взрослых — ему было пошло, гадко, противно и больше ничего. Какое-то вечное лицемерие всех и вся. Те же учителя, воспитывая их, в духе высокой морали коммунистического будущего — сами, в это же самое время — или пили «горькую»; или подсиживали своих же коллег по работе — стуча на них вышестоящему начальству
- из-за прибавки к зарплате - в размере двадцати, или тридцати рублей в месяц.
Видя вечное везде лицемерие — что говорить (или базлать) можно всё, что угодно — а за укроп на своём огороде (попробуй только потопчи — задень, так сказать, за живое - за самый стержень, так сказать) убьют, или лопатой, или заколют вилами — кого угодно.
И поэтому он презирал их всех — всех этих воспитателей, всех этих учителей — за их вечное лицемерие и двуличие. И делал в своей жизни так — точнее действовал: «Пусть я и сволочь и подонок, - говорил он сам себе, - но по крайней мере не лицемерная сволочь, как все остальные — не строю из себя того — кем на самом деле не являюсь».
Отсюда он стал и шутом — от вечной насмешки над всеми и над вся. Мол, ежели, все вы врёте и только и делаете, что строите из себя белых и пушистых — то, я то знаю — кто вы все такие. И поэтому насмехаюсь над всеми вами, как злой шут, как злой гений — видя это ваше дерьмо и всю вашу эту
мышиную возню; видя все ваши стремления — из жизни насякомых.
По идее-то вся вообще-то молодёжь такая — максималисты... не у всех конечно это приобретает такие законченные формы человеконенавистничества... Но тут ещё и само время — так сработало на молодёжь!
Редко такое бывало в истории человечества, чтобы молодёжь, отвергая все старые формы отношений среди людей — была ещё и права при этом! Ну, это, буквально по пальцам можно пересчитать — в истории. Ну, раза два, или три...
Там, когда Римская империя вводила у себя христианство, как основную религию — и отказывалась от «хлеба и зрелищ», как от чего-то чудовищного — уничтожать других людей - себе на потеху... Здесь молодёжь безусловно была права, когда смотрела на пожилых садистов, как на последних уродов.
Когда в России вводилось Христианство — и люди от поклонения крокодилам — переходили к поклонению Любви... Ну и во второй половине двадцатого века, когда из полностью безбожной страны — идущей только в сумасшедший дом... Россия стала возвращаться в лоно церкви — в Христианство.
Они были, вроде бы, как всегда — обычной молодёжью — но их революция, была ещё и в тему!.. что в истории человечества — практически не бывало никогда, чтобы молодёжь была права — отвергая всё, что было до них; и высмеивая всё старое, как нечто отжившее, мерзкое и чудовищное.
Безусловно, что они были далеки — не то что от Христианства, а вообще от какой бы то ни было человеческой морали... потому что переступили через все нормы человеческих отношений; через космический закон кармы — это, «Что посеешь — то и пожнёшь» - причём, какими бы высокими идеями ты не прикрывал свою гадость и мерзость; все свои преступления.
Карма — закон причинно следственной связи и ей плевать на все ваши идеи!.. сделал гадость — и получай гадость обратно; сделал хорошее дело — извольте получить! Т.е. юмора и прочего игривого ума — карма не понимает - «Что посеешь — то и пожнёшь».
Нет, они от этого были так далеки, как до Туманности Андромеды — пёхом!.. Просто дыры в своей явно ущербной философии — пытались залатать, как Тришкин кафтан — тем, что сами, мол, вы все сволочи и лицемеры; ещё даже близко не ведая, что карме вообще плевать на все наши идеи и всю нашу философию.
Карма, это как в аптеке — извольте получить — если заплатили. И если ты отошёл от Божественного закона Любви и утворил, что-то адовое — которое из ада, которое есть разрушение... то жди, значится, всё это разрушение в обрат. Просто жди; потому что, когда обратка прилетит и откуда придёт — не знает никто.
Это далеко даже не обязательно тюрьма; это и болезни — которых бессчётное количество; это и смерть родных и близких; это какие-то негативные люди, которые будут преследовать тебя; это абсолютно любой негатив, который внедряется в твою жизнь - за порождённый тобой негатив...
И спасение в нашей жизни от этой напасти только одно — прекратить раз и навсегда — творить негатив самим; т.е. полюбить всех людей тебя окружающих. И нет другого спасения от отрицательной кармы. Но наши герои были от этого так далеки, что и говорить-то с ними, об этом, даже знающим людям — было бы пустой тратой времени и больше ничего. Всё познаётся только на собственной шкуре — более никак.
- Я всё таки не переношу всех этих взрослых, - ладил своё Гордей. - Вот все... во всём и всегда правы! Если говорят — то только безапелляционно — что мол их слова — истина в последней инстанции — бесспорные и не подлежащие ни малейшему сомнению! Вот, что это такое?! Причём все так заявляют! Как одни — так и другие!
И кто за белых, и кто за красных; и кто за чёрных, и кто за зелёных... каждый не усумнится ни на секунду в своей правоте! Вот что это такое!?
- Да все они казлы! - заплетал своим языком Олежа.
Гордей, смачно затягиваясь папиросой «Бэломор Кэнэл» - пытался столковать товарищам свой кайф.
- Не, ну, смотри... ну, усумнись ты ненадолго... кто бы ты ни был. Вот сейчас шёл он; он был уверен в своей правоте на сто процентов! Что мы ублюдки — и как он там, ещё нас называл?
- Уроды и подонки! - подсказал Санёк.
- Да, именно так. Но почему ты решил, что ты во всём прав? Тем, что ты старше нас? Ладно, юноша у тебя просит деньги — значит... Значит, что-то с ним случилось! Я ему говорю культурно: «Дядя, - говорю, - душа горит!..» Ну, т.е. у меня страдания — вопрос жизни и смерти; именно так — нужны мне деньги...
Ну, подумал бы сам — ну, неужели же от хорошей жизни — человек пойдёт на улицу — просить деньги у прохожих? Неужели так развлекается этот человек? Неужели он любит это занятие — клянчить деньги у прохожих? Неужели вид спорта у него такой?
Так ведь нет! Если человек просит деньги, значит, что-то такое с ним случилось!.. Что-то такое с ним случилось — что просто не лезет ни в какие ворота. Что-то такое случилось, что ни в сказке сказать — ни пером описать. Ну, вот, например, у меня, на тот самый момент — случилось следующее — душа так развернулась, окрылилась и полетела так... полетела (как вот например сейчас...), а потом, вдруг, опять свернулась, сложила крылья и плюхнулась в какую-то близлежащую помойку.
Ну, дак ты расспроси — что случилось с этим человеком, зачем ему так срочно понадобились деньги? Ну и я постараюсь тебе это объяснить; постараюсь объяснить; и объясню! вы не думайте! - так воскликнул он, на то, что Вася от своего кайфа заржал, как жеребец. - Я объясню! Ну?.. А он что? «Подонки, уроды» - и прочее.
«Я кровь проливал!» - это замечательно! Но это, что даёт тебе право - всю свою оставшуюся жизнь — кричать об этом — и унижать и обзывать других?
- Все они гады и одно сволочьё! - это уже Санёк. - Вот я давече — иду по училищу и никого не трогаю. Т.е. вообще никого не трогаю! Подбегает мастак (мастер): «Пойдём со мной» - и за локоток так меня в учительскую. Ну, я в попятную: «Чё надо-то?»
Дак силком ведь гад заволок меня в учительскую и клок волос мне сзади выстриг! Я ясно, что с этим тридцатилетним бугаём, да ещё с таким крутым, как он — не справлюсь... И что? На правах сильного, на правах Силы — ты можешь делать со мной — всё что угодно?! Насиловать, унижать, избивать и т.д. Потому что ты сильней меня!?
И только ведь по этому праву! Только по праву сильного! Ведь не потому ты выстриг мне клок волос, что ты убедил меня — что это некрасиво, не гигиенично, там; мешает в драке — посему не мужественно и т.д. Нет! Ты выстриг мне клок волос — только потому, что ты сильнее меня.
Кроме права силы, права сильного — есть ли у людей, ещё - хоть какие-то отношения? Да, никогда! Да не в жисть!
Родители командуют детьми — потому что они мудрее?! Да никогда! Только потому, что они сильнее чем дети (это и чисто физически) и потом — потому, что у них есть деньги, а у подростков их нет. Т.е. опять право сильного. Деньги это сила. У кого деньги — тот и сильнее.
Где подростку взять деньги? Откуда он их возьмёт? Да неоткуда ему их взять. И значит — выслушивай любую мутотень! которую несут взрослые! Подчиняйся любому их бреду и любым их миражам! Если родители у тебя, к примеру, сумасшедшие — значит, сам становись сумасшедшим — другого выхода у тебя нет!
Или там, муж с женой — кто главней? Конечно же муж! Потому, что он — одним только толчком — оттолкнёт свою благоверную так, что та полетит вверх тармашки! Он главный в семье — потому что он умней? потому что он мудрей? потому что он единственный зарабатывает? Да, нет конечно!
Только потому, что он сильней — и одной левой может прижать её шейку к дивану, как цыплёнку — так, что та даже не пикнет! И значит, он всегда прав! И подчиняйся ему супруга во всём — только поэтому! Потому что, если что, он может и загасить — одним только шелбаном.
В любых человеческих отношениях действует только право сильного — как у тех же самых комодских варанов; кто сильней — тот и прав! (Ну, ящерицы такие огромные — по два метра и более).
Почему мы должны выслушивать этот любой бред учителей — в школе ли, в училище ли? Потому что учителя наши шибко умные что ли? Потому, что они шибко мудрые? Да, нет конечно! Потому что у них сила — и если что, они могут и выгнать тебя к чёртовой матери! Дисциплина держится только на страхе!
Государство, что хочет нам — то и впаривает! Почему? Потому что Брежнев, что?... самый умный мужик в Союзе что ли? Или в туалет ходит по другому? Почему вообще нам впихивают всё время эти коммунистические идеалы? Моральный кодекс строителя коммунизма! Да, почему я вообще должен выслушивать весь этот бред?
Моральный кодекс строителя коммунизма! что за бредятина?! Все живут друг с другом, как вараны — за кус мяса — горло друг-другу перегрызут. Да, какой там за кус мяса. Ты заберись только в чужой огород — за цветочком — тебя, или из двухстволки застрелит ветеран войны и коммунист с сорок третьего года; либо топором, за тот же цветочек — приголубит сыночек, или внучок его.
То есть те самые, т.е. люди будущего, за своё убьют не сморгнув глазом. И почему я должен выслушивать весь этот бред — что, мол, когда-то, там — отменят деньги и люди перестанут сразу убивать других за своё! То есть после того, как настанет коммунизм — я никогда уже не убью соседа, за то, что тот (ну, в связи с тем, что всё вокруг общее) решит попользоваться, ненадолго, моей женой?! Что за ахинея?
Почему я должен выслушивать всю эту вашу мутотень и бред сумасшедшего — обращённую к варанам на острове Комодо?!
и верить в то, что варан перестанет быть вараном — и полетит так... полетит, так, бабочкой — питающейся нектаром! Почему я должен во всё, в это, верить?
А потому что у них власть! Потому что у них сила. А кто сильней — тот и прав. А уж для тех — кто не будет никак соглашаться со всеми государственными идеями — уж они хомут-то подберут. Уж найдут они хомут для любого непокорного и несогласного с ними. И повезёшь ты — когда запрягут! А потому что у них сила! У них сила, а не у тебя.
Так почему же нам тогда нельзя — в мире, где правит сила — забирать силой то, что нам необходимо!? То, что нам нужно по зарез! - именно так патетически воскликнул Санёк под конец.
- Потому, что у них сила, а не у тебя! - пробуровил Олежа заплетыкивающимся языком; одеревеневшим-то своим языком и одеревеневшим лицом.
- Именно так! Только лишь потому, что у них СИЛА, а не у нас! Только потому, что у них сила — нам нельзя пробивать им головы! Только лишь поэтому! И только лишь поэтому, этот гад — нам сейчас хамил. Он думал, что СИЛА у него. А оказалось, благодаря Васе конечно — у нас. Потому что я думаю, что с нами-то с тремя — он бы справился. Жилистый такой мужичок-то и крепкий, как боровичок.
- Нам надо просто быть осторожней, - так вторил ему Гордей, - чтобы никто не подозревал в нас — ту силу, которая правит миром и которая у нас есть. Пока есть. Потому что если мы попадём в милицию — то сила будет не на нашей стороне. И тогда швах. Если сила будет не на нашей стороне.
- Может, ну их на фиг — в беседы с ними в какие-то вступать, - недобро улыбнулся Вася. - Гасить сразу, сходу — да и всё.
- Да ты пойми, - талдычил ему Гордей, - как это со стороны выглядит — как-будто мы просто подошли к знакомому, к другу, там — и разговариваем. Или же мы сразу же догоняем его и бьём — это привлечёт внимание; кто-нибудь да звякнет в милицию. А так, когда спокойно, так, стоят все в кучке — и не видно ничего, что кого-то загасили.
И наконец главное — мы каждому даём шанс — быть человеком; стать в своей жизни человеком — подать бедному, помочь убогому...
- Это ты что ли убогий? - заржал Вася.
- «Просящему дай» - это, гдей-то я слышал; ведь неважно — физически ли я убогий, или на голову — какая разница?
- А ты чё, на голову убогий? - продолжал ржать Вася — кайфуя и затягиваясь сигаретой «Прима».
- А что не видно? - пожал плечом Гордей. - Ты вообще знаешь, как расшифровывается наша аббревиатура ГПТУ? Господи, помоги тупому учиться! И ты хочешь сказать после всего этого, что я нормальный?!
Здесь ржали все, даже Олежа — наполовину уже отрубившийся — но всё равно ржал.
- Мальчики, - услышали они, вдруг, сзади себя — серебристый голосочек-колокольчик, - приветствую мальчики! - это была Оля — девушка из их общаги.
7
Девушек у них ваще было много — целых три этажа, а юношей — всего один этаж. И поэтому хлопот с ними (т.е. с девушками) было конечно много. По крайней мере раз в неделю — местные, или Медведковские (потому как общага состояла, всё ж таки, из иногородних)... Медведковские это из другого района пацаны (тоже иногородние) — с которыми просто враждовали...
а вот местные — эти ублюдки были отменные. Во-первых - волосня у них была ниже плеч (что даже по тем временам было - перебор); во-вторых — им всегда было за двадцать и сильно за двадцать; в третьих — ужрамшись портвейна, или ещё чего — они объединившись в банду — человек по двадцать-тридцать — шли к их общаге и начинался, какой-то ад.
Парней всех — идущих в общежитие, или мимо — они избивали; а девушек, всех поголовно — тащили насиловать...
Причём делали они всё это прилюдно — не боясь абсолютно никого. Не помогало здесь, в общем-то, ничего — ни визг девушек на всю улицу; ни прохожие, которые стремились быстрее скрыться - чтобы не убили.
У всех ребят, в тумбочке, по наказу старших, был какой-то тяжёлый предмет — сие были разные железяки заменяющие кастет (типа, к примеру, барашек от крана) — цепи, просто увесистые гаечные ключи, или газовые (изобретений, чем нанести сокрушающий удар — по одурманенной голове — была масса) — всё потому, что с их стороны были ребята — от пятнадцати до восемнадцати лет; а с той стороны были парни — отслужившие в Армии и старше; и они все были пьяные в ЖО, и их было тридцать...
А их было сто — и это был первый плюс — на их весы; и все были вооружены (хоть и не возмужавшие) — это был второй плюсик на их мельницу. Третий плюсик был такой — решение об атаке брал на себя третий курс; один из третьекурсников быстро обегал все комнаты — и в атаку шла, сразу, вся сотня (с теми, кто не шёл в атаку — после была экзекуция).
И так, раз в неделю — это просто, как закон — вооружённая сотня, пускай и малолеток — но дружно и вся — выносилась из общаги и молча неслась на местных уродов. И здесь, те, у кого пьяная балда не срабатывала — что надо уносить ноги (пора, мол, настала!) - просто сминались — как сминают бизона — дикие собаки, или волки.
Т.е. не удалось первому вцепиться — набегает второй, не удалось второму — третий наносит удар газовым ключом сзади, или бросает увесистый камень в голову... а дальше уже запинывают другие набегающие. Когда начинали пинать одного из ублюдков и другого — то в сердце юношей взыгрывало, что-то тёмное; что-то, как бы дремлющее в каждом человеке — глубоко внутри...
и это что-то тёмное, мерзкое и гадкое — почуяв кровь, почуяв безнаказанность... почуяв, что можно даже убить этого местного ублюдка — и никто потом, в жизни, не разберётся в этой катавасии — кто, кого и как бил; кто, кого и чем ударял... кто, кого и как пинал... если они сами даже этого не видели и не понимали... Потому что ретивое взыгрывало, жажда крови — билась у каждого в сердце... и это уже были, даже, не они... а то, что из них — почуяв кровь — выползало... Как поётся в песне: «Они дрались, как дети сатаны».
В общем те из крутых ребят, у кого не срабатывало, что надо рвать когти!.. имели здесь очень даже большой шанс — остаться навсегда — возле общаги. Потому что набегающие — всё новые и новые ребята — жаждали одного — пинать и пинать их — безжалостно, беспощадно — и услаждаясь и наслаждаясь этим насилием.
Такая вот, потеха случалась у них почти каждую неделю и они только и удивлялись — откуда берутся всё новые и новые ублюдки... Потому что ходить одним и тем же, например, на эту бойню — это, ну, как-то накладненько что ли... д никакого здоровья ведь не хватит.
После, через пол часа, через час — подъезжал жёлтый УАЗик — с голубою полосой (кем-то вызванная милиция) — в них, в эту самую «Канарейку» - девочки с верхних этажей кидали тушь (краска такая в пузырёчке — была раньше) и прочую мерзость — типа своих прокладок... Это уже было участие, их, девочек — в этой бойне.
Милиция закидывала в «Канарейку» оставшихся лежать на поле боя — окровавленных любителей молоденьких девочек и жаждущих в жизни — чего-нибудь погорячее... и уезжала молча — даже не обращая внимание на тушь и прокладки — зная уже по опыту, что концов не найти... что разобраться в том, что здесь было — даже с дежурными воспитателями — просто немыслимо.
Во-первых, дежурные воспитатели, сами поддерживали спасение своих девочек (они сами не могли ничего сделать и это именно они звонили в милицию, когда возле общежития — так называемые «местные», начинали избивать учащихся в ПТУ... но приезжала милиция — минимум через пол часа...) Во-вторых — если не принимать к местным уродам крутых мер — они уже сами врывались в общежитие — и избивали уже всех подряд — и воспитателей и учащихся (что было уже не раз и воспитатели это знали на своём горьком опыте).
В-третьих — в этой катавасии, в этой бойне, в этом столпотворении, в этой стрессовой ситуации — сами участники драки — абсолютно честно не могли никого и ничего вспомнить... ничего воспроизвести в памяти — кто же всё таки - кого бил и как пинал... потому, что организм в состоянии шока не запоминает такие детали.
Так вот они и жили — минимум три года — в этой общаге; а кто-то даже после Армии приходил сюда работать мастером — как например их собственный мастак.
Ольга не была девочкой из их группы. Так... все они друг-друга знали. Девочки, на них, на всех, реагировали, как на своих защитников и рыцарей — потому что, по большому-то счёту — никто, кроме этих патлатых и прыщавых ребят, за них — нигде и никогда больше не вступался; не рисковал своей жизнью, за них... не был их рыцарем...
А они... сами рыцари... да, как-то никак на них не реагировали. Знали просто, что без них (без девчонок) жизнь была бы у них более спокойная; и поэтому, если и воспринимали их — то только, как досадное недоразумение.
- Пить будешь? - спросил её Вася — самый, из всех из них, знаток — как нужно общаться с девушками.
Да и все девчонки, как-то обожали Васю — до умопомрачения.
- Да, нет уж... у меня, неделю назад, был такой блювариус от этого портвейна — еле отошла — думала сдохну. Вы-то как пьёте эту дрянь?
- А нам ничё... - икнул Вася, - всё в кайф... Курить будешь?
- Ну, я думала у вас с фильтром... Хотя давай — курить хочу — аж не в мочь...
- Откуда с фильтром, Оль? - балагурил Вася, - мы в месяц зарабатываем пять рублей на практике!
- Одну голубенькую... - вставил Санёк.
- Нет, ну, на что-то же вы бухаете... - прикурила Оля у Васи и сладостно потянула горький дым в свои грудя.
- Бухаем мы — потому, что мы сила, - это всё Санёк заливался соловьём, - мы сила.
- Какая же ты сила, если тебя ветром качает? - усмехнулась Ольга.
- Мы, вчетвером - сила. Вот, как ты думаешь, что правит миром?
- Как что?.. - даже опешила она. - Любовь... Конечно же Любовь.
- Ну, ты и дура, - заржал Санёк.
- Сам дурак.
- Да, не Оль... Ну, ты пойми, - заговорил Гордей, - вот взять деньги... Бумажка да?.. Но без бумажки ты какашка... а с бумажкой человек. Без этой бумажки ты и не переночуешь нигде и не поешь, и от холода замёрзнешь. А с бумажкой — ты в почёте! Как говорит Вася: «Не люблю, когда звенит — а люблю, когда шуршит!»
То есть если шуршит у тебя. «Хрусты» если шуршат у тебя; «капуста» если шелестит в кармане — тогда ты и уважаемый человек. Потому, что деньги это сила! А без денег ты так — плевок. Стыдно даже сказать — кто ты есть — без денег. Так, полное ничтожество.
- Ну, это если ты так хочешь считать — то считай. Если твой бог это деньги — то пусть так и будет, - начала так Ольга стряхивая пепел своими маленькими, пальчиками.
Вообще Оленька была совершенно миниатюрная девушка; но вся её миниатюрность была так скомпонована в её полтора метра, что просто любо-дорого было посмотреть.
Картину дополняли коричневые вельветовые джинсы в обтяжку и чёрная водолазка с глухим, высоким воротом — на которой серебрилась бритва (бритва была, конечно, ненастоящая, а так — серебристый металл — выточенный под бритву). Тако ж коричневые туфельки придавали ей изысканную хрупкость.
Короче говоря — любо-дорого посмотреть — какая красота! Пепельные волосы до пояса и вся такая точёненькая.
- Лично меня, дома ждёт бабушка. И дом этот пусть не здесь, но он есть, и в нём меня Любят. И в этом доме, в котором меня Любят - меня напоят и накормят, и спать положат. И всегда выручат, и спасут.
- Нет, ну, до дома, до этого, надо как-то добраться — деньги-то всё одно нужны. Без них никуда, - гнул своё Гордей.
- Скоплю да поеду, или напишу бабушке и она вышлет.
- Не, ну, замечательно, замечтательно и хорошо. А бабушка твоя умрёт — куда ты подашься? Где ты притулишься? И где ты приткнёшься без денег?
- Если бабушка умрёт... Если не будет на этом свете — того, кто меня Любит... То я буду искать снова Любовь — в виде мужчины... Но без Любви жить — это просто немыслимо как-то... Я бы даже сказала так — ну, а зачем тогда вообще на свете и жить-то? если нет Любви.
- Не Оля, ты не понимаешь... - сплюнул Санёк тягучую слюну после никотина.
- Это ты не понимаешь.
- Ну, вот смотри — ну, вот, выйдешь ты за муж, - кайфовал Санёк, - кто у вас в семье будет главный?
- Как кто?.. Я не знаю — по разному бывает.
- Бывает всегда по одному — мужчина главный! потому, что он сильней. Ну, иногда попадаются такие мужчины, которые позволяют... Позволяют, - философствовал Санёк и поднял два пальца к верху — в которой была зажата дымящаяся сигарета. - Позволяют ключевое слово — командовать над собой.
То ли из-за умиления над женой, то ли, что жалко ему эту дурочку... курицу эту... Но мужчина всегда прав — потому, что
он сильней. Он сильней — и всегда поставит эту зарвавшуюся курицу на место — когда надо будет.
- Ты Шурик описал, какую-то скотину — с которой я в жизни бы жить не стала, - возмутилась Оленька. - Семья держится только на Любви... И если, как ты выражаешься - кто-то из супругов... Или точнее мужчина — начинает применять свою силу; свою физическую мощь... там, в споре — если нет других аргументов...
или наслаждаясь тем, что жена слабей — и значит можно творить всё, что угодно... то с таким мужчиной просто расстаются. Потому что не сила правит миром, а Любовь. По
крайней мере — я бы ушла — после первого же раза.
- Да не, ничё так и живут, и по многу лет, - встрял здесь опять Гордей. - Мужик утюжит свою жену и возбуждается только от этого. Именно возбуждается, что он сильней. И может унижать жену — так, как он захочет.
- Если и живут — то только от большой Любви — жены к нему.
Но рано, или поздно — этот брак рассыпится; ну, потому что это скотство — не может длиться бесконечно. Скотство не может продолжаться без конца.
- Да бесконечно — ничё не длится, - ухмыльнулся Санёк своими широченными губами.
- Вы поняли о чём я говорю. Но я вас поняла, мальчики — вы сторонники скотства. Вы за скотство. Ну, извините — здесь нам с вами не по пути.
- Ты кто ваще такая? - завёлся внезапно Олежа. - Тебе чё здесь надо? - взъерепенился он.
- Олежа ша, - спокойно сказал ему Вася. - Возьми на полутона ниже. Не обращай внимания — выпил человек, - обратился он успокаивающе к Оле.
- Не, ну, в натуре, - буровил уже потише Олег, - как-будто мы инопланетяне. Прилетели на НЛО и завезли на планету Земля — скотство, как заразу. Мы что инопланетяне? Мы похожи на инопланетян? Не, ну, согласен — может немного и похожи... Но дорогая моя, скотство это земная прерогатива!..
- Ни хрена себе, ты словечки отпускаешь, - усмехнулась Оля. - Не с твоим заплетающимся языком такие словечки говорить.
- Ну, исключительное право, привилегия — если хочешь... Дело, совсем даже, ни в этом. А в том, что весь мир живёт по одному только закону — Кто сильней — тот и прав!
Закон один — по которому и животные все живут и люди все живут. Сильный пожирает слабого — и нет других законов!
- Нет, нет, дайте человеку высказаться — ведь он так долго молчал... - лепетала Оля.
- Я всё сказал, что непонятно?
- Я не знаю, как животные. Скотина она и есть скотина — что про них говорить?.. Но люди — на то и люди, чтобы различать — где отношения, как у животных; а где отношения, как среди людей.
И те из людей — кто на Земле живёт, как животное, как скот — тот живёт со своей этой установкой в тюрьме — не вылезая оттуда. А люди — между которыми человеческие отношения — они ходят в театр, помогают другим людям; производят, что-то доброе и Светлое — чтобы всем было хорошо. Т.е. живут по законам Любви — по-моему так.
- Она не понимает, - мотал головой Олег — и его светло-русые и грязные кудри мотались в след за головой. - Она ничего не понимает.
- Что я не понимаю — скажи, - гордо подняла свою головку Оленька. В этом её гордом движении — были абсолютно все русские женщины — когда из совершеннейшей пигалицы — вырастает, вдруг, несдвижимый и неприступный, и несокрушимый монолит — который не свернуть никакими силами.
- Ты знаешь — кому на Руси жить хорошо? Кому на Руси хорошо жить?
- Ну, скажи.
- Детишечкам секретарей — обкомов, горкомов и т.д. - детям - начальника милиции, прокуратуры, мэрии. Почему? ты спросишь. А я отвечу — потому, что — что бы они не сотворили, чтобы не утворили — их всегда вытащат и из тюрьмы, и хоть откуда! их родные папаши! Почему? ты спросишь... Потому, что у них сила. Сила у них.
Собьют ли они кого — пьяные за рулём (насмерть!) - детишечки эти — самое большее — пожурят малёхо в милиции и отпустят. Ерунда!
Изнасилуют ли дуру какую-нибудь, типа тебя, в чёрной папиной «Волге»... изнасилуют и убьют!.. Даже дела никакого — никто не заведёт — если узнают — чей это был сынок. А если и почувствуют, что не скрыть этого дела никак — то схватят первого попавшегося под руку — хоть Гордея — навесят ему, там, тумаков таких (причём совершенно без синяков), или просто яйца у него сгребут в горстину и сознавайся — в изнасиловании и в убийстве! или тебе эти яйца совсем оторвут!
А? Какого-с? И сознается Гордей во всём — в чём угодно! лишь бы перестали его пытать.
- Ну, ты совсем уже об каких-то уродах рассказываешь... - возмутилась Оля.
- Но эти уроды правят всем миром; они в этом мире самые главные! Почему?! Потому что на их стороне сила! Поняла ли ты это? А мы все — учащиеся ПТУ, это так... Не пойми что. Биоматериал для сильных мира сего. Биомасса!
Чтоб было кому, за них, сидеть на зоне — по статье — по которой на зоне ты будешь пассивным педерастом! И больше мы - ни для чего не нужны!
- Даже если это всё и правда — хоть я и не верю во всю эту ахинею; то всё равно... - возмущению Оленьки не было предела. - Ты, что же думаешь, что они, вот так — и счастливы всю жизнь будут — после всего этого?
Ты знаешь, что никогда ты не построишь счастье - на несчастье другого человека? Так говорит моя бабушка: «Счастье на чужом несчастьи - не построить». Причём, как бы то ни было.
- Да, не ничё... Они не парятся! - встрял тут уже Гордей. - Отдыхают в Крыму и учатся в Университетах — и бед не знают. Как бухали — так и бухают.
- Именно это — они, или умрут от наркотиков, или от алкоголя, или чем-нибудь заболеют — типа онкологии... Но вы поймите одно, что против этого закона не попрёшь — который мне сказала бабушка -счастья на чужом несчастьи не
построить.
- Ну, знаешь... по моему лучше сдохнуть от наркотиков, - продолжал Гордей, - нежели быть пассивным педерастом на зоне — по статье изнасилование. Я например, выбираю — сдохнуть от наркотиков. А ты Оля, что выбираешь?
- Ну, ты нашёл кого спрашивать, - заржал здесь Олежа, - она же другого пола... Ей сие не понять! Сие для неё не объяснимо!
- Хватит пошлить, Олежек. Ты совсем уже одурел от своей портюши, - так сказала ему Оля. - Я думаю так. В тех человеческих отношениях — где нет Любви... и когда ещё в добавок и некуда деться от скотства... Можно всегда соорудить себе удавочку и пережать себе сонную артерию.
- То есть ты за самоубийство! - подытожил Санёк.
- Я за Любовь.
- А сынок того же прокурора, в это время — гдей-то в Сочах — будет шоркать в пьяном виде, каких-нибудь блондинок — по три зараз! А?! Как тебе разница? Ты видишь эту разницу?! Между сильными мира сего — и слабыми мира сего? Видишь ли ты эту разницу?
- Но с ним всё-равно, что-нибудь случится! Колосс стоит на глиняных ногах — до первого осеннего дождика (если этот колосс — создан из ненависти, злобы, пениса и наркоты). Колосс созданный из Любви — на ногах из цемента — не упадёт — ни из-за какого дождичка.
Любовь это скрепляющий цемент, который не распадается от ненастья. Вы почитайте мудрость народную — которая осталась в сказках. Любовь всё переживёт! Потому что Любовь это сила. А злоба и зависть, и прочая мерзость — всему этому заранее уже предуготована гибель; погибель и смерть. Ну, потому, что это слабость, это болезнь, это смрад и т.д.
- Когда ещё с ним это случится? - давил на неё Санёк. - А пока-то он — на коне! А твой возлюбленный в тюряге повесился. Чувствуешь разницу? С нами, со всеми, рано, или поздно — что-то случится. Но у кого сила — у того сила — тому и наймут докторов таких диковинных, которые его от любых хворей вылечат. А ты просто-напросто, сказочница. Вот уж действительно — сказочница.
8
Оля закурила ещё одну сигарету — её всю трясло от этого тяжкого для неё разговора.
- А ты хочешь из жизни? Вот тебе из жизни, - начала так она — затягиваясь глубоко табачным дымом. - Пил и мой отец, и все соседи наши пили — поголовно. Пили водку без конца — пили и без края. Когда напивались — начинали избивать жён своих и детей.
Я не знаю, что там, у них это было?.. Белая горячка ли, галлюцинации, дикая ярость, или что... Когда они на утро протрезвлялись — то начинали ползать на коленях перед своими жёнами и просить, и вымаливать у них прощения. Но потом... но потом, если им не похмелиться — они просто подыхали — в каких-то очень жутких галлюцинациях...
И они все трясясь — в каком-то неимоверном треморе — снова находили себе водку, чтобы хоть на минутку — выбраться из своего ада. И вечером начиналось снова здорова,
вновь тоже самое — т.е. сначала им немного легчало от водки, потом ещё легчало; потом они, вроде бы, даже и становились нормальными (как они сами себя определяли), но были уже сумасшедшими.
То есть они-то уже чувствовали себя нормальными — но были уже сумасшедшими. Точнее даже так — чувствовали себя нормальными — когда были уже сумасшедшими. И начиналось... Гонки, ревность... типа воспитание... типа наведение порядка в своей халупе...
В ужасе орали женщины... в ужасе орали дети... Лилась кровь... Женщины и дети просто не знали, куда бежать и искали пятый угол... и вот, так, каждый день. И вот, так, прошло всё моё детство.
Вы думаете кто-нибудь из этих пьяных уродов остался живой? Все сгинули бесследно. Сначала бесследно. А потом каждого находили — или на помойке дохлого, или на кладбище — среди могил — с жутким выражением мёртвого лица; либо в каких-нибудь отхожих местах. Не выжил никто.
Все же те женщины и дети — над которыми они так долго измывались — остались живы. Остались живы — потому, что между ними и их детьми была Любовь. Любовь выжила — и Любовь всегда выживает.
А ненависть и ярость, и гордыня — чем больше они охватывают человека — тем ближе он становится к дерьму; тем более он нюхает дерьмо... тем больше от него воняет
отхожим местом; пока наконец не сдохнет — в этом же дерьме.
- А мать твоя тогда где? - так спросил её Вася.
- Мать моя?.. - Ольга понурилась. - Она относилась к тем немногим женщинам - которых, всё таки, эти изверги забивали до смерти. Или эти женщины вешались... У нас, у одного урода, две жены повесилось... потому что не было Любви.
- Да, Любовь — это конечно хорошо... - попытался резюмировать Санёк, - но, где же её взять? Если её нет. Сила есть. Вот сила есть. Кто сильней — тот и прав.
- Да вы, ребятушки, бросьте бухать, - не дала ему подытожить Оля, - помойтесь хорошенечко. Шампунем омойте свои протрезвевшие головки, причешитесь; приоденьтесь во всё чистенькое — и Любовь к вам придёт. Вот, просто так, придёт и всё!
- Брось арапа заправлять, Оля! - буровил одно Санёк, - мы биомасса! Биоматериал для сильных мира сего и больше ничего! Но мы не хотим так жить! Мы восстали против этого! Мы революционеры! И всё это взрослое население страны — которые установили здесь свои законы сильнейшего, право сильного — не раз ещё ужаснётся от наших деяний!
Потому, что мы сами стали силой! Мы не хотим больше быть рабами, как Спартак в своё время! и всё тут! Мы не рабы! Рабы не мы! А ты рабыня!
- Что ты городишь, Шура? Уши вянут, - скорее даже, сама с собой, разговаривала Оленька. - Тебе самому не кажется, что ты бредишь? Вы что хотите кончить так же, как и мой отец? Он тоже не хотел — жить по человеческим законам; по человеческим законам Любви — где все друг-другу помогают,
где все друг-друга Спасают... и кончил очень плохо.
Только скромные люди, которые Любят друг-друга, которые живут — тише воды — ниже травы... только они счастливы на нашей Земле. Которых нигде не видно и не слышно — потому что они никому не бросаются в глаза — из-за своей скромности.
По вашему это будут овцы — но только они здесь счастливы — потому, что живут для кого-то... Помогают кому-то... Только они доживают здесь до восьмидесяти, до девяносто лет — и бед никаких не ведают. Только они улыбаются денёчку — потому что этот день настал...
И думают так — с самого утреца: «Кому сегодня мне надо помочь? Кому я ещё не помогал?..» - и счастливы они и живут так долго — только вот от этого — что всегда готовы кому-то помочь, кого-то обогреть. Это люди, которых миллионы — и которых даже — и не видно, и не слышно...
А те волки — про которых вы тут мне всё время говорили... Это так... не пойми чего... не пристегни ни к чему! Живут с шиком, с блеском! Кайфуют! Все их видят! Все их боятся! Но живут недолго; кончают очень и очень плохо; да потому, что вся их жизнь и вся их энергия направлена только на разрушение.
И они своею жизнью — разрушают всё вокруг и разрушают сами себя. Пшик только. И вся их жизнь пронеслась мимо — как фанера над Парижем.
- Да ладно Олечка, да ты что? - бубнил ей Гордей, - ну, живём мы один раз. Да ты что, в натуре?! Живём один раз — как вспышка сверхновой! Не лучше ли всю эту вспышку сверхновой - превратить в кайф?! Не лучше ли один раз, как орлу — напиться крови! чем сто лет, как ворон — клевать здесь падаль.
- Ну, вот и я о чём! Зачем вам жить долго и счастливо — для спасения других и для помощи другим?! Не лучше ли запарить, загнать в кайфе лошадей — и сдохнуть завтра на помойке!
- Не, я не могу это слушать! - вскочил шатаясь Олег, - тебе чё надо? Ты что нам здесь пришла моралите читать!? Ты что Надежда Константиновна Крупская?
- Причём тут Крупская? - побледнела Оленька — то ли от страха, то ли от выкуренных сигарет, которые она смолила — одну за другой.
- Ты чё нам тут мораль читаешь? - брызгал на неё слюной Олежа — он готов был придушить эту пигалицу!
- Угомонись Олежа, - оттолкнул его от Оли Вася и тот растянулся на лавке, - отзынь и осади.
- Не, я не могу это слушать! Давайте выпьем — пора уже... а то я за себя не отвечаю.
- Не хватит ли тебе Олег? - резонно рассудил Вася, - с пол бутылки-то тебя придётся искать — долго и с фонарями.
- Нормально, нормально, - кивал, как подорванный Олег, - это и есть моя Аргументация; аргументация!
Василий спокойно скусил, своими лошадиными зубами, пластмассовую пробку с бутылки 0,75 литра и протянул пузырь Олегу. Все приняли свою положенную дозу наркоты — по пол бутылки портвейна и закурили. Дальше для Гордея всё было уже, очень даже, смутно — точнее, если и вспоминалось впоследствии — то какими-то урывками... отрывками... не лезущими, если честно — ни в какую даже Армию.
Вот, Олежа, кайфуя от табачного дыма, в несколько раз больше — нежели он бы курил трезвый... начал, как-то дико хохотать... буквально покатываться со смеху.
- Не ну, это ж надо... это ж надо... - угорал он всё больше и больше.
- Ты чего? - спрашивает его Санёк.
- Не, ну ты т-т-т-т-только посмотри... Она... Кто она такая?.. Кто вообще она такая? Приходит и говорит: «Ребята, вы завтра сдохнете, но пить вино не могите!»
То есть, да, мы завтра сдохнем, но должны до последнего момента смотреть на твою постную рожу?!
Вокруг чума — да. Скоро все сдохнут. Все до одного! Мы устрояем пир во время чумы! И что же? К нам приходят и нам говорят: «Вы не хорошо делаете. Не пейте и подражайте, каким-то восьмидесятилетним старушкам». Но которые тоже сдохнут! Они не будут жить вечно — никто! И не хотим мы подражать твоим овцам, которые всю жизнь живут, как овцы и всё одно сдохнут.
Мы хотим быть сумасшедшими! Ты можешь это понять? И плевали мы на все, на ваши нормы, кодексы и уставы. Нас прельщает только одно — сумасшествие! Потому что это только говорится так, что все мол, боятся сумасшествия. Да нет. Не так это всё! Все только и делают, что стремятся - к одному только - к сумасшествию.
Вот взять тебя, чё уж тут, как говорится, далеко ходить. Ты знаешь прекрасно, что курево ведёт — к раку лёгких, к инфаркту миокарда — но тем не мене куришь! Это что по твоему не сумасшествие?
Ольга молча сидела на лавке и нервно курила.
- Опять же, нет-нет, да надираешься — или портвейна, или вермута — как последний извозчик... и потом страдаешь, и потом мучаешься — и блюёшь до потери пульса... и потом снова напиваешься — уже, как последняя свинья. Это что, по твоему, адекватное поведение молоденькой девушки?
Кто-то нажирается до отвала — хотя весит уже давно и далеко за центнер; кто-то только и делает, что проклинает целыми днями всех и вся — ну, твои же любимые старушки у подъезда!.. Кто-то возомнил себя Македонским, или Наполеоном — до такой степени, что даже попал в дурдом. Но это же совсем не значит, что все те — кто за оградой дурдома — что они все нормальные.
О отнюдь, отнюдь даже нет. Они только, как только могут, скрывают свои пороки — но на самом-то деле, в тайне-то, и являются теми же самыми сумасшедшими — которым место только в дурдоме. Потому что людям, какие бы они прекрасные идеи не высказывали — при всех когда — при народе! какие бы чудные дифирамбы не пели великому и светлому... но людям нужно только одно — это сумасшествие.
И только поэтому, когда они остаются одни, то признаются сами себе, какие же они, всё же, хорошие — не то, что вся остальная, окружающая их - шваль; какие же они чудные — не то что все другие — которые живут вокруг них — ур-р-р-р-роды! Иными словами — КАЖДЫЙ является этим самым Наполеоном из дурдома! но правда тщательно скрывает это, чтобы не упекли в дурку!
Ты спросишь — почему это так? Да потому, что только сумасшествие прельщает людей — даже твоих любимых старушек — живущих по девяносто лет — и всех вокруг проклинающих! И ничего больше людей не прельщает!
И с чего ты, в связи со всем этим, взяла, что мы, из всех окружающих нас сумасшедших людей — самые дурные! С чего это ты взяла? - патетически, на подъёме, спросил он.
Здесь Гордей ажни замотал головой — и чёрные сосульки его грязных волос — захлёстывали его бледное лицо...
- Ну, т-т-т-т-ты наплёл... вот эт-т-т-т-то тебя завзяло... вот это тебя разобрало, - как-то даже в восхищении сказал он.
А Оленька ответила:
- Наверное ты и прав. Даже наверняка ты прав. В каждом из нас, есть второе — чёрное дно; обратная сторона Луны; оборотная сторона медали — так сказать... Но есть, однако же,
между нами очень маленькая — но очень большая и очень существенная разница.
Я не хочу жить в этом дерьме — в котором я живу. Я как могу борюсь с пьянством... хочу вот, бросить курить... А ты восхищаешься этим дерьмом! Ты пропагандируешь — всю эту вонь, все эти миазмы! И ты даже не собираешься бросать — не пить, не курить... до тех пор — пока не сдохнешь от всего, от этого, на помойке — как собственно и сдох мой отец...
Дальше пошли полные провалы в памяти... он только помнил, что Олежу, после его патетической речи, как-то повело так... повело... и он только пускал сопливые пузыри, громко икал — и если и буровил что-то — то чтой-то уж совсем не понятное и несусветное.
- Ну, всё ущ-щ-щ-щёл, - заметил в связи с этим Вася.
И именно так — не ушёл, а именно ущ-щ-щ-щёл... Это было одно из любимейших Васиных слов
9
Дальше опять провал. Куда например делась Ольга — он никак не мог вспомнить. Потом они вроде идут по аллее — ведя невменяемого Олега — у которого заплетыкиваются ноги... а может и не идут по аллее... Это смутно. Но первое появление местных — он вроде бы запомнил.
М-е-с-т-н-ы-е... что может быть хуже этих уродов? Волосы чистые, помытые — пушатся, как у баб... и до пояса — как у баб. Не то что у них — сосульки до плеч — грязные.
Эти не пожалеют... местные не пожалеют. Хотя они, собственно и не требовали к себе никакой жалости — потому что сами были безжалостные. Просто было обидно — их человек десять — а их — два с половиной. Олежа уже не в счёт, а у него земля ходила под ногами, как палуба на шхуне — во время восьмибалльного шторма. Штормило одним словом.
- Спину мне прикрывайте, - бросает им Вася, бережно кладя Олежу на землю.
Они с Саньком становятся за Васиной спиной... А спереди-то этого Атланта, этого Геракла, этого колосса Родосского — ну, не взять же никак.
Конечно же местные тоже пьяные в ЖО — и лица их красны, как у краснокожих; и бледны, как у бледнолицых. И глаза их мутны, как Череповецкие болота и как Ведьмина топь. Но их десять... Десять! И конечно же Вася гасит своим кулаком-молотом — одного, второго, третьего... Но число...
Но количество — всё ж таки, имеет значение. Потому что тыл у Васи — если честно — ни-ка-кой. Вот Гордей загибается — от тяжкого удара в пах... вот уже вся земля вертится перед ним, как мельница. Вот уже — сам не зная от чего — он захлёбывается своею кровью — лёжа на спине... и всё мотается перед ним и крутится — в какой-то дикой свистопляске.
«До чего же солонущая зараза...» - думает он о своей крови — давясь ею. Но рука, как-то даже сама-собой — нащупывает под штаниной отечественных джинсов заточку — мирно покоящуюся под резинкой носка. (Заточка — это просто заточенная до игольной остроты — отвёртка — сантиметров десять-пятнадцать жало - в общем — убить хватит).
Дальше он изо всех сил пытается скорректироваться, сориентироваться, упорядочиться — в этом кружале, в этой свистопляске, в этой карусели — что же всё-таки происходит?.. И это самое трудное. Потому что всё перед ним, как-то вертится, кружится — как на «Чёртовом колесе». (Только не путать с «Колесом обозрения» - которое почему-то общепринято называть «Чёртовым». «Чёртово колесо» - это не «Колесо обозрения». «Чёртово колесо» - оно и есть «Чёртово колесо» - где всё так сливается, что не разглядеть ни одного лица...)
Но всё таки - в этой мути, в этой пелене — в этом калейдоскопе событий — он, как-то понимает, что Санька давно уже растоптали... и явно сзади чем-то огрели Васю — потому что он валяется на асфальте, как сломанная кукла... а на нём — жизнерадостно и угорая — прыгают эти патлатые твари, которых они называют «Местные». И будут они втаптывать Васин череп в асфальт — пока он не лопнет...
Всё здесь вспыхивает в его голове! И сколько раз Вася спасал его от смерти, и от инвалидности; и какой он справедливый; и какой он безотказный — всегда рад помочь; и как всю жизнь защищает слабых; и как его любят все девушки их общаги, и все ребята...
В следующее мгновение он уже всаживает — одному из пляшущих на Васе заточку в шею и тут же, не останавливаясь - переходит на другого — цепляется за него, как клещ и всаживает заточку — тако ж — в область горла... тот визжит, как свинья — просто оглушительно...
- Нож у него! - отскакивают местные от Васи.
Их четверо на ногах. Четверых уработал Вася — своей кувалдой; и двоих проткнул Гордей — заточкой. У одного из сонной артерии хлыщет кровь... он затыкает фонтан рукой и верещит при этом...
- Ах ты падаль... - цедит один из отбежавших — расстёгивая свой широкий ремень на джинсах...
Гордей стоит спокойно, как монумент. Он никого не пугает, не орёт на всю улицу, как подорванный: «Я не местный! Я попишу, попишу и уеду!» Не орёт: «Всех перережу!», «Всем кровя выпущу!» Нет...
Вася, который валяется без сознания — говорит в его голове: «Стой спокойно, не суетись; не мельтеши; не трать зря силы. Жди его. Спокойно жди. И обманным движением — уйдя от офицерского ремня — бей заточкой в глаз!»
- Ты падаль, ты падаль! - орёт местный раскручивая ремень, - ты уже падаль!
Гордей ждёт спокойно — убегать ему и некуда, и бросать друзей на полное растерзание — он не собирается. Он уже готов с заточкой в правой руке — уйти влево и таким образом обманывая и уворачиваясь от ремня — выкинуть руку с жалом — в глаз этому уроду...
Но зелёный змий... зелёный змий... зелёный змий — делает своё гнусное дело. Палуба-т под ним качается — во время восьмибалльного шторма... И вот, ремень цепляется за заточку — и та выпрыгивает из его рук... Ну, а дальше, как это говорится — дело техники — чтобы втоптать его в землю навеки-вечные... Но дальше он уже ничего не помнил совершенно.
Очнулся он в белой палате — солнечный зайчик дрожал рядом с ним на стене и подмигивал ему. Глаза трудно было открыть из-за сплошной опухоли покрывшей всё лицо, головой он двинуть не мог — потому что на его шее был корсет, но он конечно ничего про это близко даже не знал... он
просто поразился, что не может ни голову повернуть, ни членом никаким двинуть.
С трудом оторвав руку от кровати он поднёс её к глазам — и увидел какую-то бледную и дрожащую ручонку, которая как-будто бы, даже ему не принадлежала.
Это потом только он узнал, что остались они живы только благодаря Оленьке, которая увидев издали, что на них напали — побежала, что есть мочи, к общаге — где вбежав к третьекурсникам всё им рассказала. Боевая сотня выбежала на помощь и загасила оставшихся уродов — оставив их подыхать;
а своих ребят оттащили за общежитие, как-будто они совсем здесь не при чём... и вызвали и Скорую и милицию. И милиции сказали, что на их четверых ребят — местные напали за общежитием. То есть в другом совсем месте от места преступления. Так они вчетвером оказались — чистыми жертвами нападения местных и совершенно даже не причём...
А из десяти местных троих уходили насмерть, семерых покалечили. Милиция естественно, что расследовала это тройное убийство — где двое были заколоты заточкой, а у третьего — височная кость ушла в мозг.
Выяснили даже, что из общаги выбегала сотня и поэтому искали убийцу в общежитии — обыскивали тумбочки, но ничего не нашли и заточки не нашли. Вызывали некоторых на допрос, но не выяснили ничего. Да и что вообще могли сказать ребята, которые заточки и в глаза-то не видели. Куда делась заточка и была ли она вообще — не мог сказать никто.
Свидетели из многоэтажек отмалчивались в большинстве своём; а если кто-то, что-то и говорил — то, как-то так: «Ну, носились тут эти патлатые — и туда носились — и сюда... ну, да, дрались... Но кто, за кого?.. и про что?.. Да хоть бы они уже совсем - все друг-друга поубивали в конце-то концов!..
Ведь никакого житья от них нет. Врубят эту свою АВВУ, или Бони-мэ и глушат портвейн под их завывания. Чтоб они все передохли твари». (Милейшие люди).
Видимо так рассудила и милиция, и поэтому пуганув третьекурсников, что если ещё раз будет, в будущем — фигурировать заточка — то они их всех пересажают!.. и на этом пожалуй всё. Сколько сродственники не добивались правды в милиции — им отвечали только: «Идите в это общежитие и убивайте любого — не ошибётесь».
А четверо смелых лежали в больнице долго. У Васи была трещина в черепе и разорванный ботинками мочевой пузырь; у Санька порванные, тоже ж ботинками, кишки... У Гордея сломанные от ударов позвонки на шее — в общем сломанная шея; даже Олегу досталось — хоть он и мирно похрапывал на газоне — его топтали так, что сломали шейку бедра — тазовые кости в общем.
Их безусловно уходили бы всех четверых насмерть — за своих убиенных — но вот... Спасла Ольга. Но это всё было в будущем — знания сии — открывшиеся... А пока Гордей просто лежал ничего не понимая — где он? Что с ним?
Вошла медсестра, увидела что он разглядывает свою руку:
- Ну, что очухался? - сказала и наклонилась над ним. - Пить хочешь?
Он попробовал было ответить... и не смог. Но опытная сестра знала наперёд — все просьбы и желания инфузории туфельки, и поэтому налив стакан — стала поить его ложечкой. Гордей просто умирал от жажды и поэтому жадно глотал воду.
- Ну, вот, хорошо, - сказала она певучим голосом, - потом ещё попьём.
Поставила стакан рядом на тумбочку и вышла.
10
И вот, начались сны... Да, именно так — начались сны. Не то, что раньше, там, какой-то калейдоскоп несвязанных между собою событий. А сны обстоятельные, сны педантичные, сны скрупулёзные и доскональные. Сны берущие, как говорится, за самое - за живое.
Будто бы стоит он, так, на остановке — в незнакомой местности, в незнаемом краю, в неведомой акой-то пасторали. Но как-будто бы так всё и надо. Как-будто бы так и надо вот ему стоять. Как-будто бы он родился, прямо так вот — с этим... И другой жизни, как-будто бы и не видывал. И подъезжает к нему автобус — эдакий деревенский — который был только в СССР — похожий на Божию коровку... И он, совершенно даже без задней мысли, залезает в него — вместе со всеми, как-будто бы так всё и надо, как-будто бы так и надо.
И вот, автобус едет — покачиваясь на выбоинах и ухабах. Он сидит весь такой — с умным видом, как-будто бы так и надо всё... Подходит к нему кондуктор и видя, что он даже не собирается на неё смотреть — любуясь, какими-то изумрудными полями за окном — и игрушечными, кукольными домиками — до того они милы... говорит ему:
- Обилечиваемся, господин Хороший.
И он, видя её довольно таки серьёзное лицо — лезет, как обычно, инстинктивно в карман... но тащится оттуда право, какой-то только мусор... и право, только какая-то дрянь... то скрепку он оттеда вытянет, то стеколышко синенькое, то пёрышко лебединое...
И как-то только тут поняв, что он в этом мире просто ни в какую Армию не лезет... что он здесь — ни в лад, ни впопад — поцелуй в кошкин зад; что он здесь просто — ни к селу, ни к городу!.. То есть только вот сейчас осознав всё это — он становится — весь какой-то потерянный... почему-то только вот сейчас...
И на каждую вынимаемую им из кармана дрянь он спрашивает у кондуктора:
- Может быть, вот это? - ну, типа того, что: «Может быть вот это, является в вашем неведомом и непонятном для меня мире — деньгами?..»
Кондуктор стоит стоит спокойно и смотрит на все, на эти его ужимки и прыжки, как солдат на вошь — по лицу читается одно, что она привыкла к абсолютно разным придуркам и к совершенно разнообразному сумасшествию — иногда так ненадолго зависающему в их автобусе...
Наконец он выуживает, приниженно улыбаясь, из кармана нечто похожее, вроде бы даже, на монету... Правда монета почему-то живая и ползает, и издаёт, какие-то звуки — ну, совершенно, как лягушка.
- Может быть вот это? - протягивает он кондуктору эту живую монету — заискивающе улыбаясь и опасаясь, что вот сейчас-то кондуктор точно прихлопнет его, как вошь!..
Но ничего — кондукторша спокойно берёт из его рук эту живую монету и даже выдаёт ему горсть мелочи-сдачи — на всё на это; и он наконец-то, переведя дух и рассовав мелочь по карманам успокаивается и вновь начинает созерцать окружающую его местность. О-о-о-о-о... какую же отраду он созерцает за окошком...
Какие-то тысячелетние дубы — огромные и ветвистые... И не просто дубы... А живые дубы!.. Ну, в смысле — они и видят его — Гордея; и умеют разговаривать... И запросто могут поговорить — с ним, с Гордеем... поделиться, так сказать — мудростью тысячелетий и миллионолетий...
А трава, боже ж мой, какая же в том краю трава — она вечная!
Как и всё в том мире! То есть она никогда не жухнет, там, никогда не вянет, никогда не рассыпается на какие-то, там, мелкие составляющие; на какие-то элементарные частицы... никогда не преет, никогда не гниёт — как и всё, собственно, в том мире... И поэтому даже осознавать — всё вот это! И поэтому даже осознавать только — вот это всё!.. Это же такое счастье!.. такое счастье!.. Господи!..
То есть из мира, где всё и всегда болезнетворно, где всё и всегда болеет... и только борьбе - за какую-то элементарную выживаемость — посвящается вся жизнь!.. Вся жизнь!.. То есть вся жизнь посвящается тому, чтобы во всех этих бесконечных болезнях, как-то просто стоять на ногах; как-то просто двигаться; как-то просто, с кем-то, говорить — и чтоб никто не догадался, что ты весь наскрозь больной...
Да, именно так — чтобы никто не догадался!.. Когда вся энергия, все таланты, вся гениальность — посвящается только тому, чтобы быть физически и нравственно здоровым... И даже если ты здоров физически — то это только значит одно — что ты урод моральный...
То есть, где вся жизнь посвящена - не жизни!.. что мы живы! что мы наслаждаемся жизнью — потому что мы живы! И впереди вечная жизнь! вечное счастье! и вечная Любовь!.. О нет, совсем даже не этому.
Вся жизнь посвящена — болезням, больницам; духовному Спасению в разных религиях — от духовных же болезней, от духовного же уродства... Но всё одно сколько бы ты не бился над улучшением своей нравственной породы, сколько бы ты не бился над излечением себя от духовных болезней... всё это, на Земле, напоминает только рыбу — безнадёжно и бесполезно, и бестолково прыгающую на льду — пытаясь попасть обратно в лунку — обратно в лунку, обратно в воду...
но каждый раз, вместо спасения — бабахающуюся только об лёд... только об лёд... только об лёд...
Так вот - как рыба об лёд, как рыба об лёд — и проходит жизнь даже тех — кто встал на путь раскаяния, исправления - на путь духовного Спасения...
То есть, вот, до такой степени искажена в нас — в нашем мире — вся здоровая природа человека. Человека с большой буквы — которого создал Бог!.. До такой степени искажены мы физически и нравственно, что даже нечего и думать-то нам исправиться, вылечиться, излечиться — как от физических, так и от духовных болезней.
И самое большее — чего могут достичь люди в нашем мире — это только раскаяния в своих бесконечных грехах и обращения к Богу в молитве - в уповании на Спасение, что Бог Спасёт нас от ужаса...
То есть вот, до какой степени наш мир болен — в котором мы проживаем. Болезни пронизывают всё наше пространство, как
метастазы — от которых, ну, просто некуда деться. И если ты надумаешь даже — родиться в нашем мире... хотя, кто же тебя об этом спросит?.. то просто должен знать заранее, что ты будешь до такой степени весь наскрозь больной, что дальше — ну, просто некуда.
Что если и даже будешь стоять на двух ногах — то это будет значить только, что сможешь дойти до поллитры и до наркотиков — и в наркосне всё одно лишишься — и ног, и разума, и станешь сумасшедшим.
А ежели не побредёшь к наркотикам и к алкозависимости — то стопроцентно — будешь всех пьющих и колющихся — в общем всю округу — осуждать и проклинать. И если даже ктой-то из твоих соседей и не нарко, и не алко — зависимый — то всё одно будешь его осуждать и проклинать — потому, что ты сумасшедший.
Потому, что ты сумасшедший больной — ну, и естественно, как и все больные — даже не подозревающий обо всём — об этом... обо всей этой своей болезни. Вот ведь в каком мире, всю жизнь свою, проживал Гордей.
11
То есть, вроде бы, даже, порой и захочешь сделать, что-нибудь
Великое, Доброе и Светлое! Всех как-то облагодетельствовать, всех спасти, всем помочь!.. Но выходит, из всего — из этого - только, почему-то — одна дрянь и вонь, и больше ничего — т.е. всегда, как-то — боком всё выходит.
Все революции, имеющие в Светлой основе своей — спасение бедных, спасение рабов, свободу всем — чтобы все были равны! заканчивались всегда — только какой-нибудь мерзостью необычайной. Революция, как-то, вечно пожирала и своих героев-революционеров и всю округу, как какая-то средневековая чума — и больше ничего.
Захочешь, вроде бы, просто помочь и спасти бездомных кошечек, бездомных собачек — а в результате только одно — устраиваешь ад из собственной квартиры; устраиваешь — ад для всех людей, устраиваешь ад — для всего подъезда. И сам становишься, в этих вечных дрязгах и ругани с соседями — просто сумасшедшим — во блин — помог кошечкам!.. Осудил и проклял всю округу! ни в чём не повинных своих соседей. И вот, как-то вот, всё так!
Начнёшь помогать бомжам — вроде просто подкармливать их обычной кашкой-Пшеничкой. Ан нет! Тут же бьёт это другим концом по ни в чём не подозревающей твоей голове — решившей спасти их... Бомжи моментально из твоего подъезда сделают ад — отхожее место... И вновь, только проклинай всех соседей! А что ещё остаётся делать?! Во, блин, помогла бездомным.
Да и вот, как-то вот — всё так-то. Попробуй дай соседям, или знакомым в долг. Попробуй спаси своих друзей деньгами! И
ты узнаешь, что обозначают поговорки: «Хочешь из друзей своих сделать врагов — дай им в долг!»; «Плачут просят — реви да не давай!» и прочая пошлость. Так-то вот.
Не дай бог, каким-нибудь алкашам-соседям дать денег взаймы... Всё! Пиши пропало! Они же тебя загонят за Можай — и днём и ночью будут скулить — вытащить их из ада — в последний раз; а уж потом, уж — они тебе все деньги сразу отдадут и с процентами. Да и вот так-то до бесконечности.
Друзья, знакомые - и деньги — вообще понятия несовместимые — потому, что: «Занимаешь-то ты чужие деньги — а отдаёшь свои». Единственный выход из этой, казалось бы, патовой ситуации — это с людьми вести себя — ни в коем случае — ни накоротке, а держать дистанцию. Это хоть на работе, хоть с соседями — хоть где.
Лучший вариант — чтоб никто, ничего о вас не слышал, не видел и не знал. Вот до такой степени болен наш мир. А в связи с тем, что помогать всё таки надо и спасать надо — и людей и животных — то помощь ваша должна быть тайной за семью печатями. Чтобы никто вообще не знал о том, что вы делаете.
Помощь животным должна выглядеть так. Сыпанул там, каких-нибудь семян — где-нибудь за домом (желательно ночью), чтобы никто не видел и не слышал, и бежать оттуда — дуй не стой! Это с животными и птицами!
С бомжами — подавай, но только не рядом с домом! Чтобы никто не узнал — не дай бог — твой адрес! где можно разжиться денежкой. В электричке — да; в подземном переходе — да; где-нибудь на улице — далеко от дома — ДА! Т.е. там, где все люди — видятся друг с другом — первый и последний раз в жизни.
Для этого надо заранее заготовить денежку (сколько не жалко дать) — потому что рыться в своём кошельке при посторонних людях — не совсем хорошо. Итак кошелёк не трогать, а денежку заранее вытащить из кошелька и держать в кармане.
Далее всё делаем спокойно и быстро — увидели кому надо подать, зажали в руках деньгу заранее! и проходя, не сбавляя хода, не останавливаясь, не вступая в переговоры (там, типа: «Обращались ли вы за помощью — в чрезвычайной ситуации в соответствующие инстанции?»; типа: «Не стыдно ли вам, молодой человек, в ваши лета — ходить вонючим бомжом по электричкам?»);
не думая о том — пропьёт он эти деньги, или нет?! Не вступая
с чёртом в лукавые беседы — типа: «Какой марки Мерседес - стоит у этого бомжа за углом?!»; и: «Какую должность занимает в Нищенской мафии этот подпольный миллионер Корейка?!»
Перед тобой больной и сумасшедший человек, который если не отстегнёт Нищей мафии — то ему негде будет и переночевать, и согреться, и покушать. Но, чтобы он смог и согреться, и покушать, и переночевать в тепле — всё равно нужны твои деньги; пусть даже из того, что у него не отбирают — у него останется только на то, чтобы поесть. Всё одно - этому больному человеку не прожить без твоих денег.
И поэтому не вдаваясь в эти лабиринты бесовских бесед с чёртом — быстро и проходя мимо — подали! и дуй не стой — дальше! Не реагируя ни на какие возгласы нищего — как будто бы и нет тебя совсем! Как будто бы и не с тобой это всё происходит.
Конечно, идеальный вариант — помогать другим людям и спасать больных людей — это пересылать деньги в Русфонд на Добро — помощь больным детям; так сказать, СМС со словом Добро; или в передачу Голос! где кому только не помогают!.. Но это, как говорится, помощь — в идеале. Т.е. никто тебя не видит, не слышит, не ощущает — а помощь, тем не менее идёт — да ещё какая помощь!
Спасение жизней! Спасение детей! Но это в идеале. Но ведь трудно и мимо нищих пройти... и мимо голодных кошечек...
То есть вот из какого больного мира — прибыл сюда Гордей. И поэтому, одно только ощущение того, что не было в этом мире никаких болезней; не было в этом мире никаких смертей; и все здесь растения и животные друг с другом, а так же с ним - разговаривали!.. Одно ведь только это уже окрыляло, вдохновляло — вселяло в его душу отраду.
Т.е. не так, как в нашем мире — загадаешь эдак лет в четырнадцать — в пятнадцать — весь мир, лично! перевернуть! Дайте, мол, мне только то кольцо! (ну, вымя там... мошонку... не важно) за которое я эдак потяну — за этот пуп Земли! и сверну эдак всю ось Вселенной!
А самого хватает только на то, чтобы обкуриться, напиться и сдохнуть от вина, где-нибудь под забором.
Или ещё вариант — загадаешь эдак — открыть всем людям глаза! Истину всю, так сказать! Самую подноготную — людям открыть! Спасти всех от тупоумия и мракобесия!!! Но, как там в поговорке? «Загадала баба с вечера — встала утром — а делать-то и нечего!»
Так и тут вышло — всего то есть твоего гения, хватило только на то, чтобы дойти до магазина — за туалетной бумагой, взяться за ручку дверную и нос свой после почесать — занеся т.е. в него смертельный вирус. Т.е. всё как по писанному — грипп, ОРЗ, воспаление лёгких — летальный исход.
То есть очухиваешься утром-то, после кошмарной ночи — трясясь весь от озноба — и понимаешь всей душой, что делать-то и нечего... Или онкология какая привяжется к какому-нибудь очередному гению — и весь твой гений, уходит только на то, чтобы достать обезболивающего.
Или дама какая, надумает родить великого богатыря и гения — всех времён и народов!.. а пойдёт в туалет, после какого-нибудь стресса (ни ей даже совсем организованного) и скинет прямо в унитаз — то, что вынашивала в себе, как будущего бога... Возможно ли даже представить себе - весь этот ужас, всю эту жуть... весь этот кошмар — тутошней, так сказать, жизни...
Но там, этого всего, даже близко не было! Там — и он это чувствовал всеми фибрами своей души — если ты что-то и загадал... и загадывал... то желания твои были настолько скромны, что нам даже, здесь на Земле, это, возможно даже и не совсем, и не всем будет понятно... Например, спеть вместе с солнцем — оду наступающему дню... Созерцать закат — любуясь небесными переливами — небесной, так сказать, твердью... беседовать с цветами, с деревьями...
и вместе с ними, со всеми, радоваться тому, что мы можем кому-то, что-то отдать своё... Для общего счастья!.. Потому, что это и есть — высшее блаженство жизни!.. Цветы могут отдать свою красоту, деревья - воздух, человек - творчество...
И вот, именно, как-то охваченный этим порывом — а именно порывом завести беседу с цветами, с деревьями, с травами... Охваченный весь эдаким, каким-то блаженством — в преддверии этой беседы — Гордей и вышел на ближайшей автобусной остановке, которая напомнила ему улицу Колокольчиков из сказки «Приключения Незнайки»...
Точнее, конечно, как он в детстве представлял себе эту улицу Колокольчиков — когда читал эту сказку... Малышей, конечно, нигде и никаких не было, да и домов тоже не было... да и улицы пожалуй тоже... Была, разве что, какая-то крытая булыжником и заросшая травой дорожка... Но вся атмосфера вокруг него, все, какие-то огромные цветы и вся трава окрест благоухающая — были абсолютно сказочными.
12
Гордей пошёл так, пошёл потихоньку — по этой самой, заросшей травой, крытой булыжником дорожке... и травы все буйно росшие вокруг этой дорожки — кланялись ему... касались его рук, плеч, головы... и это было всё до того восхитительно — все эти соприкосновения с теми существами, которые только и делали всю свою жизнь, что дарили, всем их окружающим — свою красоту, свой кислород и всего себя... что Гордей, как-то не удержался и заговорил с близстоящим чудесным цветком — издающим такой аромат, что у него даже закружилась голова...
- Послушай расчудесный цветок, как ты называешься?
Цветок, как-то даже смутился от такого прямо поставленного эдакого вопроса.
- Ну, там, как звать, величать тебя?.. Не сочти, как говорится, этот вопрос за нескромный... за дерзость, так сказать... - примерно, как-то так пролепетал Гордей...
И цветок всё ж таки смилостивился над ним, и ответил:
- Зовут меня Медуницей, но что в имени тебе моём?..
- Ну, я, как бы так сказать, - смутился в свою очередь Гордей, -
хотел бы узнать направление вашей деятельности, что ли... То есть, как вы вообще живёте?.. - примерно, как-то так лепетал он. - Нет, если вас, конечно, не затруднит ответить на этот, так сказать... может быть и не совсем приличный даже и вопрос... - смешался он вконец.
- Мы цветы, - ответила ему Медуница, - мы созданы для спасения людей, для одаривания их кислородом, и... и для того, чтобы от нашей красоты — таяли заледеневшие людские сердца...
- Но кого же спасать в вашем мире? И где здесь у вас ледяные сердца? - недоумевал Гордей.
- Мы души тех цветков, которые растут на Земле... и именно мы одухотворяем их на рост, на здоровье, на силу — чтобы они не болели сами, а приносили только пользу и лечили других...
- Души цветков, - повторил, как эхо Гордей — обводя всю округу удивлённейшими глазами, - а когда вы, там, на Земле погибаете, или засыхаете, там... в связи с засухой, или со сменой времён года; то, что тогда?
- С нами, здесь, не происходит ничего — мы так же, как и всегда — цветём, благоухаем... а на земле ищем новые свои семена, чтобы вновь прорасти — в местах более для нас благоприятных - на радость людям, для спасения людей от болезней и для того, чтобы глядя на нас, у людей оттаивали их заледенелые сердца.
- Вы, уважаемый цветок Медуница, так много говорите о людях. Так печётесь о них, - как-то задумчиво воспроговорил здесь Гордей, - а что вам до людей? Что вам до людских стремлений, интересов... Ведь это всё так странно даже слышать...
- Возможно для вас это может показаться странным... - как-то даже немного и удивился цветок, - но для нас это совершенно не является странным.
Основа жизни, суть её, стержень её — это Любовь. И всё, что связанно с Любовью — спасение ли, лечение ли, отдавание всего себя для других! А по другому и быть-то не может; по другому просто нет жизни.
- То есть, как я вас понял, уважаемая Медуница — люди здесь собственно и не причём. Для вас важен только сам факт - кому-то, что-то отдавать — и всё тут. Это основа?
- Я вас не понимаю, - ответила Медуница, - как это люди не причём? Как это может быть — кто-то не причём?.. Каждый человек — причём. Каждый человек — при всём! Если он живёт на этом свете, если он появился на белом свете — значит он при всём! И сразу же все о нём заботятся — холят его, лечат и лелеют... А как же иначе? Потому что он при всём!
- Но зачем вы все холите человека, лечите его и лелеете?.. Зачем вы так о нём печётесь?
- А как же иначе? Иначе нельзя. Иначе и жить-то невозможно.
Иначе и жизни нет.
- Ну, ладно, с вами, уважаемая Медуница, похоже не сговоришься. Сами-то люди, что для вас делают? Спасают они вас, удобряют, или что? Почему вы именно их хотите спасать?
- Нам от человека ничего не надо. Мы рады тому, что мы можем помочь кому-то! Это основа! Всё что отдал - то твоё! А как же иначе? - всё время поражался ему чудеснейший цветок Медуница.
- Да, не, ничо, - как-то так бормотал, или буровил ей в ответ Гордей. - Мы на Земле живём как-то спокойно и совершенно иначе — нежели говорите вы, уважаемый цветок Медуница.
- Иначе это как? - поразилась Медуница так, что даже розовые и фиолетовые соцветия её — ажни затрепетали.
- Иначе это так — когда всё забираешь только себе — и ничего не отдаёшь никому!
- Как это? Я вас не понимаю, - затрепетал ещё больше красивейший цветок. - Какая же радость в том, что вы забираете всё себе? Какое же счастье в этом? Ведь... Ведь вы должны быть наверное — глубоко несчастны... - как-то так трепетала Медуница.
- Да нет... Ничо так... - буровил Гордей. - Есть там тоже свои радости... Когда, например, портвейна — целая цистерна! то радости, там, полные штаны.
- Я вас не совсем понимаю, - как-то так ответил ему волшебный цветок. - Точнее я вас совсем не понимаю. Я знаю одно, что если вы никому и ничего не отдаёте... Если вы всего себя не отдаёте другим — то вы должны быть глубоко несчастны.
А насчёт Порей-на, как вы его называете (от которого вы счастливы) — то вам надо разговаривать с дубом. Потому, что дуб знает всё; и мы цветы, перед ним — очень даже глупы.
- А где мне его встретить?
- Идите прямо, прямо — по этой чудесной дороге, - замахала листьями Медуница...
Здесь Гордей очнулся от боли. Он увидел склонившуюся над собой медсестру, которая вставляла в его пенис катетер — ведший в прикреплённую к кровати утку.
Но боль была не от этого (хотя конечно процедура не из приятных) — шею ломило так, что он застонал, застонал — но эта жуткая боль в позвонках не проходила; и он никак не мог от этой боли избавиться.
Сестра закончив своё дело выпрямилась:
- Ну, что? Что же ты стонешь, богатырь святорусский? - пропела она глянув на него.
Хотя, что на него глядеть? Что толку глядеть на отбивную котлету? Пускай даже и на стонущую отбивную котлету.
- Сейчас, - пропела она, - сейчас полегчает... - и набрав в шприц содержимое ампулы — засандалила ему укол — кудай-то в ногу.
Гордей постонал ещё немного после ухода медсестры — и вдруг, снова очутился на той же самой волшебной дороге.
13
Вокруг расстилались бескрайние поля, леса, рощи, дубравы... Дороженька эдак плавненько лилась между холмов изумрудной зелени — в которой было море разнообразнейших цветов, море бабочек и море каких-то бесконечных благоуханий — исходящих от всей от этой изумрудной травы и волшебных цветов.
От этих чудных благоуханий он — то плакал, то смеялся, то пел песни (не стесняясь, что кто-то его услышит — да потому, что не было никого и нигде!) - и не было конца его песням и не было конца его счастью!.. И не было конца этой дорожке — по которой он, собственно говоря, не столько шёл — сколько летел!..
И вдруг, дуб! Он сразу же узнал этот дуб! Вернее скажем так, что он сразу же понял, что именно об этом дубе и говорила ему Медуница. Вот ужо действительно, где был раскидистый дуб! Один ствол был — обхватов в пять, или в шесть — этого Гордей никак не рассчитал... он просто до того был поражён этому величественному созданию, что как-то сразу же так - подошёл и прижался щекой к его изборождённому морщинами стволу.
А ветви... Какие же ветви были у этого великана... Каждая ветвь, как отдельное дерево... Гордей поцеловал его грубую кору и сел под этот великий дуб — греясь на солнышке и слушая шелест листьев его...
И услышав, вдруг, лепет каждого листочка в отдельности... и ток дубового сока — точащийся по венам его, по корням... по сосудам его текший и по микрососудам листьев... Вот, где блаженство-то...
Он, как-то так, даже, почувствовал, что вот, где его Родина. Да, да, именно так — что вот, где его Родина — и нигде в другом месте, а именно вот здесь, в этом мире, под этим дубом...
«Правда ли, что ты всё знаешь?» - потекли, как-то так непроизвольно его мысли. «Это ты про свой портвейн? - услышал он в ответ. - Что же ты ходишь в этом Светлом мире и пугаешь цветочки? Волнуешь их своими бреднями».
- Почему бреднями? - полилась так дальше его мысль.
- Потому что всё, что связано с твоим портвейном — всё это только бред сумасшедшего.
Гордей пожал плечиком.
- Ну, почему? Цистерна портвейна, где-нибудь в тёмном лесу — привлекла бы немало своих почитателей и меня в том числе. Тогда бы точно — ничего больше от жизни и не надо-т было. Пей, гуляй, веселись!
- Всё, что связано с портвейном, или с любыми другими наркотиками — всё это обман. И ничего кроме обмана. Начать даже с этой твоей пресловутой цистерны — согласись с тем, что это только твой мираж — на который только так подуй и он рассыпится.
- Нет, ну, я согласен, что это несбыточная мечта. Но смысл этой притчи не в этом! А в том, что если бы было море портвейна! Мы бы были в нём дельфинами!
- Почему ты веришь в эти бредни? - спросил его дуб. - Ведь ты же сам прекрасно знаешь, что вечно, этого — и быть-то никогда не может; и не случится даже никогда.
- Нет, ну, это-т понятно, - согласился было немного здесь Гордей, - но очень уж хочется, чтобы было так.
- Ты хочешь быть сумасшедшим? - спросил его патриарх прямо в лоб.
- Нет, ну, почему же именно сумасшедшим? Хочу вечно гулять, веселиться, балдеть!..
- Ты же знаешь, что границы между веселием и сумасшествием - во время пьянки — они совершенно размыты... То есть вот только что ты был весёлый и любил всех — и вдруг ты уже сумасшедший и хочешь только одного — убивать всех.
Причём само состояние сумасшествия — когда в тебя вселяются все бесы, какие только есть — ты, на следующий день, совершенно даже и не помнишь.
- Нет, ну, бывает конечно и такое, что, как говорится, греха-т таить? Ну, ни без этого.
- То есть все люди, больше всего на свете, боятся сойти с ума, - так говорил ему патриарх, - когда т.е. ты перестаёшь себе принадлежать — и можешь в этом состоянии убить кого угодно — и родных своих, и друзей своих, и маму свою, и детишек... В сумасшедшем состоянии человек может убить любого — и именно этого и боятся все люди — убить самого дорогого себе человека...
и тем не менее пьют — зная это наперёд, что могут в этом состоянии убить кого угодно. Как это увязать? Как это увязывается в твоей голове?
- Ну, бывает конечно всякое... что уж тут скрывать? - именно так, как-то буровил Гордей — да-да, он буровил именно так.
- То есть ты согласен с тем, что ты можешь убить самого дорогого себе человека? Раз ты говоришь: «С кем, - мол, - не бывает...»
- Нет, я с этим не согласен.
- Как же ты с этим не согласен — если ты мне твердишь одно, что всякое, мол, бывает... и с кем не бывает.
- Нет, ну, я к тому, что да... такое конечно же бывает... но я не хочу убивать самых дорогих себе людей.
- Не хочешь убивать? - настаивал патриарх.
- Нет, не хочу, - твердил Гордей.
- Так, что же ты тогда ратуешь за цистерну портвейна — если для того, чтобы убить свою родную маму, папу, или любимую — достаточно не цистерны... а одной только бутылки портвейна, или двух...
Ну, тут, в зависимости от веса человека и здоровья его; но это не важно — скажем так, что полтора литра портвейна - точно достаточно для сумасшествия и убийства своих родных. Ставим знак равенства здесь — две бутылки портвейна (полтора литра) — равно — сумасшествие. Ты согласен с этим?
- Это да... У меня и намного раньше даже — планка падает... Ну, крыша едет... фляга, там, течёт... Я с бутылки уже хватаюсь за нож, иду убивать ни в чём неповинных людей... нападаю на людей без причины... душу их... а на следующий день мне начинают всё это рассказывать... то, что я даже близко не помню.
- И ты в этом состоянии сумасшествия можешь убить и своих родных?
- Если честно... Если без дураков... Да, это так. Это так, - кивал Гордей головкой, как подорванный.
- Так, что же ты тогда ратуешь за этот портвейн? - именно так спросил его патриарх.
- Ну... - пожал плечами Гордей, - ну, как-то это принято в нашем мире. Ну, типа того, что если ты пьёшь — значит ты мужественный; значит ты герой... значит ты крутой.
- Вот именно, что — «типа того...» - подытожил мудрейший из мудрых. - Всё это является обманом, миражом, сумасшествием — с самого начала и до конца - это, когда жить не для других, а для себя; для своего удовольствия. Всё обман на этом пути; всё ложь на этой дороге.
«Радость» на этом пути — это ложь — потому, что эта радость для своего удовольствия — заманивает глупых людей только в сумасшествие. Вот, в это самое сумасшествие — которого ты так боишься. Потому, что эта радость для тебя лично, а не для других.
И вроде бы порой кажется, что ты спиртное не только в свою глотку льёшь, но и других спаиваешь... Но главное здесь слово — спаиваешь. Потому что тебе мало того, что сам ты идёшь в сумасшествие; тебе надо ещё, чтобы и все окружающие тебя — в него же шли. Это ужас и ад — для вас всех — ежели человек живёт для себя — ежели человек живёт
только в своё удовольствие.
И здесь собственно и не обязательно — пьёт там человек, или не пьёт. Можно и совсем не пить, но быть при этом последним сатаной — завидуя всем, злясь на всех, проклиная всех. Или осуждая тех же алкашей и проклиная их на веки-вечные. Основной здесь критерий — основное мерило, оценка... для себя живёт человек, для своего удовольствия, для своего ублажения, для своих потребностей?..
Или же человек живёт для других; т.е. чтобы другим людям стало лучше; живёт для того - чтобы спасать других людей, помогать другим. И это основное, чтобы разобраться — в рай ты идёшь, или в ад. Если человек живёт для себя — то он встаёт на путь сумасшествия и едет только в ад — где он, рано, или поздно, окажется.
- Не, ну, есть же нормальные люди, - сунулся было Гордей, - которые, так сказать, приличные. Пьют т.е. помалу, для здоровья и всегда находятся в почёте.
- И это опять же обман. Ты ещё не замечал, в своей недолгой жизни, что есть с той стороны — вина, или пива — сие не важно; что с той стороны кто-то есть?
- Я вас не понимаю уважаемый патриарх.
- Состыковаться с этим, с кем-то... можно, или в перепитии — это, когда ты пьян до того, что как-будто - кто-то в тебя вселяется — т.е. ты уже становишься — совсем даже не ты... А кто-то другой вместо тебя.
- Ну, это было... - обречённо кивнул Гордей.
- Или же во время, так называемого, отходняка — или говоря научно — во время абстиненции. Когда после запоя — ты, в конце-концов, одумываешься и бросаешь пить... и вот, на второй, или на третий день — твоего мира без наркотиков; на второй, или третий день — отходняка, абстиненции, бессонницы и тремора и т.д. и т.п. ты вдруг начинаешь понимать, что с той стороны — кто-то есть.
То есть находясь в этом ужасе, в этом аду отходняка — ты начинаешь, вдруг, ясно понимать — что кто-то там ещё есть. То есть не один ты в том аду — а кто-то есть ещё. Этот кто-то проявляет себя абсолютно по разному; ты можешь, например, вести с ним долгие беседы... он может запускать тебе разнообразнейшие фильмы-концерты... могут в твоей голове — после комариного писка, включаться народные песни — из мата — под гармошку...
Сие даже неважно, как он себя проявляет — это НЕЧТО... Главное здесь даже не это; а то, что ты, вдруг, как-то ясно понимаешь — что песен ты таких — никогда не слыхивал, частушек ты таких - никогда не знал; мыслей таких высказываемых ты никогда даже не ведал...
Т.е. ты, вдруг, ясно понимаешь, что это КТО-ТО... Потому что, например, сложить ту же самую частушку — дело-то, вообще-то, не простое (как кажется вроде бы) — для этого надо и время, и талант — чтобы даже одну-то сложить! А когда у тебя в голове целый час поют разнообразнейшие частушки с матом (такие, которые ты в жизни не слышал!) - и складно и ладно и смешно... то это уже говорит о чьём-то подключении в твоё сознание. Это говорит о том, что кто-то влился в твою волну — кто-то поселился на твоей волне.
И от этого всего, становится до такой степени жутко, что волосы на твоей отравленной голове — дыбом встают. Начинаются беседы с галлюцинациями. Ты чувствуешь, что по твою душу пришли; по твою душу пришли палачи... ты слышишь их разговоры за дверью, как они договариваются между собой — как они будут разделывать тебя — на атомы, как они будут препарировать тебя и как будет проходить экзекуция над тобой — с выдиранием яиц...
И в этом разговоре ты слышишь такую злобу... такую ярость...
такое бешеное неистовство... такое исступлённое бешенство...
такой сладострастный садизм... что ты, даже зная, что это галлюцинации... что это белая горячка — вдруг, понимаешь, что это КТО-ТО.
Потому что несмотря на всю твою — шпанистость, хулиганство, алкоголизм, лихость и шалость — ну, даже близко нет в тебе такой — злобы, такой ярости, такого бешенства... такого садизма... такого неистовства... которое ты слышишь от них.
Нет, есть конечно в тебе зачатки всего этого... Но даже ведь близко — не до такой же степени. Ты же сам (зная конечно всю свою ущербность и сумасшествие) имеешь же в конце-концов представление — какой ты... Но ведь по сравнению с теми — кто пришёл к тебе — ты же ведь — ангел... Ты же ангел натуральный по сравнению - с ними. И ты, все душой здесь понимаешь, что это сам АД — пришёл за тобою.
Что это демоны из ада стоят за дверью. Что это демоны из ада пришли за тобою! Снова волосы дыбом встают на твоей голове от этого жуткого ужаса. «Ни хрена себе галлюцинации, - пищишь ты здесь, как цыплёнок, - ка-ка-ка- какие же это гал-л-л-л-люцинации... - трясёшься ты всем телом, как в лихорадке, - ни хрена себе науки, материализм и юморок — про чертей, про ад и про бога...
ни хрена себе юморок... Пока ты не попадаешь сам в ад — ты и близко даже не веришь в него. Так же юморишь — вместе со всеми... так же ржёшь вместе со всеми — над всем, что касается религии... и даже не ведая, и даже не представляя, что это, всего лишь, ловушка.
Да, именно так. Это мышеловка, а мы все мыши. А юмор, над всем — над религиозным, подсовывают нам — они же! Те, кто нас заманивают в эту ловушку. Те кто нас дурят этим самым юмором — про ад и рай... Это замануха такая! И вся эта наука и весь этот материализм... вот уж действительно, где мракобесие. Вот где мракобесие с большой буквы — все эти науки. Это ловушка, чтобы мы все оказались в аду.
И ты, как глупая мышь — идёшь в эту мышеловку с колбасой — смеясь над всеми неисчислимыми поколениями жившими до тебя — над их верой, над их темнотой и дремучестью!.. даже не подозревая, что оказывается — что всё с точностью до наоборот!
Б-б-б-б-боже! и никто ведь, никто не верит во всё это! И никто не понимает всего этого! пока сам не окажется в аду! пока сам не попадёт в ад - к демонам. Где всё уже поздно. Где всё уже поздно. Где всё уже поздно. И никто и никогда не поверит мне! Если я, даже, каким-то чудом и выживу... Примут только за дурака, или за сумасшедшего.
Если я скажу людям что за мной пришли демоны... Поржут только надо мной и покрутят пальцем у виска... Боже, какой ужас. Боже, какой ад» - пищишь ты каким-то цыплячьим голосочком... не веруя естественно ни в какого бога...
понимая в ужасе неимоверном, что вот, ОНИ — хозяева этой жизни... и этой, и другой жизни; и какой угодно... Вот они пришли — хозяева. А людишки — это так... дрянь одна.
Пришли хозяева Земли — они здесь главные! а людишки это только мыши в их доме — на которых они действительно ставят разнообразнейшие мышеловки-ловушки — на которые людишки, как глупые цыплята - клюют, попадаются, насаживаются...
И вот, они пришли хозяева и забирают с собой в вечный ад — его цыплячью душу!.. О ужас... О ад...
14
Хрипы и рычания львиные, которые издают демоны становятся до такой степени громкими, что дверь уже начинает вибрировать и дрожать.
- Он там, он затаился, - хрипит один из демонов, - затаился гадёныш. Думает нас надурить. Думает, что самый хитрый. Я заставлю его жрать собственные кишки. Ломай двери.
И от какого-то слоновьего удара в дверь — вся она трепещет так, что ты понимаешь, что второго удара, твоя дверь, не выдержит — перед этими хозяевами — а просто разлетится в щепки... И вот, в чём есть, ты выпрыгиваешь через окно — и всю ночь носишься, гдей-то по городу...
прижимаешься в парке к деревьям и трясёшься вместе с ними... но от этого делается, как-то легче.
Под утро решаешь идти к наркологу — понимая всем сердцем своим, а больше мозгом — что ещё, одну такую ночь — твой мозг не перенесёт... Он просто взорвётся!.. И фляга потечёт... и ты уже будешь не собой, а каким-то бешеным уродом — которому место только в смирительной рубашке.
И вот, весь трясясь, наркологу заявляешь честно — что всё это фигня... вообще всё фигня... и все эти науки, и все эти дурацкие и никому не нужные знания. Скажешь так, что:
- Мне трудно вам это всё объяснить, доктор... Но мы живём не в реальном мире. Мы с вами живём в мире нереальном...
нам, с вами, как бы это так сказать — всё это снится; вся, вот эта, наша жизнь — нам снится. Нам снится, что мы - умные, что мы, что-то знаем... что мы великие... что мы хозяева в этой жизни. Дак вот — всё это лишь сон и обман. На самом же деле, мы — никто... мы ничтожества... все мы — полные ничтожества!..
Нас выращивают хозяева этой жизни, хозяева Земли — просто, как скот; нас выращивают, как свиней — на убой... Но не для мяса, а для ужаса, который они в нас вселяют... Для ужаса — которым они питаются.
Я понимаю, доктор, что вы считаете меня полным ничтожеством. Кто я? Одна лишь мерзость и больше ничего... я алкоголик, наркоман, или, как там угодно... Но я говорю вам, что реальность это только наши галлюцинации. Только они и есть реальность. Потому, что хозяева жизни — живут именно там — в галлюцинациях.
- Да вы успокойтесь, - так скажет тебе врач-нарколог. - Вы главное — успокойтесь. Мы вам поможем. Я вам помогу. Попьёте таблеточки элениума перед сном и всё у вас будет хорошо.
- Вы не понимаете, доктор — реальность — она там — в галлюцинациях. А мы здесь живём, как дураки — смеёмся над религией... анекдотцы, там, разные — про тот свет... про бога и про чертей.
Но вы поймите, что они реальны. Только они и реальны. А мы, здесь, как слепоглухонемые — ничего не видим, ничего не слышим, ничего не понимаем. И все дружно мы идём — в ад. Мы идём в ад - потому, что всё... всё обман. И анекдотцы все вот эти; и все науки, и вся школа, и все институты... вы поймите, доктор, что всё это — только обман.
Обман, чтобы нас задурить, чтобы вселить в нас великую гордость — что мы здесь, на Земле — чего-то значим! что мы здесь — чего-то стоим! чего-то понимаем! И всё здесь, с самого детства, создано - только лишь — для нашего обмана. А на самом деле, мы — никто, ничто и звать нас никак.
Нас выращивают, как свиней — и даже порой холят и нежат — но только для убоя. Рано, или поздно — за нами придут хозяева... Вы поймите, что я слышал их. Слышал их голоса в своей голове... Я видел их! Это никакие не ассоциации пережитого опыта — ранее виденного и ранее слышанного... О нет. Мой мозг на это не способен; он и выдать даже такого не может.
Я ни слов-то таких не знаю и словосочетаний таких не ведаю... и даже близко не обладаю той яростью и злобой, которой обладают они...
Вы поймите одно, доктор, что в этих галлюцинациях — был не я... Это было привнесено в мою голову; это было извне... Это был не я, вы поймите, доктор!
- Вы главное успокойтесь, успокойтесь, - скажет доктор тихим голосом, - наука вам поможет. Попьёте элениум перед сном — и сон ваш наладится, и кошмары перестанут мучить; а то ведь
вы так действительно уйдёте в ту реальность... в реальность галлюцинаций...
- Но, доктор, если что-то и реально в нашем мире — то это только они!..
- Вы слишком напуганы.
- Да, я слишком напуган. Я действительно слишком напуган. Когда из царя природы - ты становишься полным ничтожеством... вы знаете, доктор, это пугает. Когда ты понимаешь всею душой, что ты для них всего лишь пища... Ведь они именно питаются нашим ужасом.
И вы знаете — это очень даже пугает. Особенно, когда ты понимаешь, что тебе даже за год не сочинить тех матерных частушек — которые они за пол часа впёхивают в твою голову...
- Человеческий мозг имеет свойство запоминать даже то, что нами кажется — сто лет, как забыто... Но при стрессовых ситуациях, в состоянии болезни, отравлении — мозг выдаёт абсолютно неожиданные глубины памяти — например наизусть - «Война и мир» и т.д., - сунулся здесь было доктор.
- О нет, доктор, о нет... Я прекрасно знаю свой мозг и свой склад характера. А именно, что-нибудь хорошее, что действительно — нужно бы запомнить! что очень полезное и нужное — он никогда не запомнит.
А что-нибудь гаденькое и мерзотненькое, и слышанное один только раз — типа: «Полюбила лейтенанта и майора хочется...» - запоминается слёту и навсегда. Такое свойство даже по по моему — не только моей памяти, а вообще всех людей — если пошло, если пакостно — то запоминается навеки.
Так вот, пели они - не один час эти матерные частушки — и ни одной их них — я никогда, в своей жизни, не слышал.
И потом, доктор, слышали бы вы только, как они разговаривали. Мало того, что они всё про нас знают — все наши тайные помыслы, все страхи, но они ещё и манипулируют этим... Они предлагали со мной такое сделать... такие пытки... про которые я в жизни не слышал и которые даже, и в голову мне не приходили. А ведь эта дрянь, тоже, согласитесь доктор — очень даже и очень запоминающаяся.
Ну и наконец главное — я, доктор, конечно же, не ангел — я обладаю всем тем набором - гадостей, мерзостей, что есть в каждом человеке. И злобы во мне — более чем предостаточно. Но такой исступлённой ярости, такого безумного бешенства, такого изуверского садизма — во мне даже близко нет.
И вообще, в среде людей, такой злобы не существует. Это всё, что-то до такой степени запредельное, что это просто и является ещё одним доказательством — этих наших хозяев.
- Вот, скажите, - терял наконец терпение доктор, - вы пришли ко мне со всей этой иезуитской казуистикой и казуитской иезуистикой — чтобы я вступил в орден иезуитов? Или вы пришли ко мне за помощью — потому что уверены, что следующая ночь будет для вас последняя; и её вам никак не пережить — ваш мозг просто взорвётся от ужаса! И вы уже навеки поселитесь в аду.
- Да, да... - мелко так будешь ты кивать.
- Что? «Да, да...»
- Я не переживу ещё одной ночи...
- Не переживёте... ну, дак тогда ведите себя, как-то поскромнее что ли; если вы конечно за помощью пришли.
- Да, нет, - стушуешься как-то, скомкаешь, затухнешь ты, - я ведь только предупредить, предостеречь...
- Когда я к вам приду за помощью — вы мне тогда рассказывайте всё это — сколько вам влезет. Тогда, как говорится: «Мели Емеля — твоя неделя». Но сейчас вы ко мне пришли за помощью. За помощью к науке. И наука вам поможет — хоть вы и не хотите учиться потому что считаете нас мракобесами. То есть не наоборот — а именно так.
- Я только хотел помочь, - промямлишь было ты...
- Когда я к вам приду за помощью — тогда вы мне и поможете. И если вы не хотите, чтобы я вас отправил в сумасшедший дом, где вас безусловно поймут такие же больные — которых инопланетяне (тоже, кстати, хозяева нашей планеты) возили по космосу — от звезды к звезде... то постарайтесь, вместе с таблетками, забыть и весь этот бред — иначе он у вас действительно материализуется полностью... но тогда ваше место будет только в психушке.
Ну, что тут скажешь? Тут нечего сказать. Когда люди приходят из ада... и даже с доказательствами приходят! Хотя, казалось бы, какое же доказательство души? Как ты докажешь, что она страдала? Но ты приходишь с доказательствами — пытаешься
их как-то сформулировать, довести до сведения обманутых и глупых людей!.. т.е. где их ждёт опасность — чего им следует бояться. А они тебе: «Катись-ка ты колбаской по Малой Спасской» - пока в психушку не загремел. Что тут скажешь? Дети, малые дети.
Но к твоему высказыванию — по поводу приличных людей - «которые пить умеют»; пьют т.е. культурно и помалу... Я надеюсь ты понял — когда с той стороны кайфа КТО-ТО есть;
и ты уже, по собственному опыту, знаешь — кто это... то с этим лучше не шутить.
- Не, я знаю, что после портвейна — на ноль семь литра — в меня кто-то вселяется. Этот кто-то — не я... Совсем даже не я.
Но о том, что вы мне здесь рассказали... про этот отходняк... про эдакое я даже не слышал. Нет, я слышал про белую горячку, но, чтобы это было именно так... я не знал.
- Так вот, знай, - прошелестел над ним вековечный дуб. - Всё это тебе предстоит в будущем — если ты не бросишь эту свою бухаловку; этот свой портвейн — похожий на сладенький компотик. Всё это тебе предстоит в будущем.
Для этого надо просто неделю, или две попить... и здесь, кстати, неважно чего пить — пиво ли, портвейн, или водку... Главное, чтобы две недели, каждый день — отрубаться. У всех, конечно, это по разному — кому-то месяц надо пить до белой горячки... Но она будет обязательно, где ты увидишь их — хозяев т.е. нашей жизни.
Если тебе сейчас, у которого запои длятся - по два-три дня — максимум! кажется, что пить месяц — это нереально... то ты этим не обманывайся. Ты уже сейчас знаешь, что с той стороны кайфа — КТО-ТО есть... так знай кто это - это гении зла. И все люди, по сравнению с ними, это просто желторотые цыплята — заявляющие, каждый про себя — один говорит: «Я пью только по праздникам!», другой заявляет: «Я расслабляюсь только по выходным!»; третий ведает (выдаёт в общем) : «Пить надо уметь! Ну, по стопочке, там — по две — для аппетита и для здоровья».
Представляешь теперь эти заявления желторотых цыплят — перед гениями зла — которые жили и в космосе, и на Земле — миллиарды лет, а то и бесконечность (потому, что в других мирах — времени просто нет). И вот, когда желторотики делают все вот эти заявления — перед умудрённейшими космическими тварями, для которых наш ужас является пищей — как ты думаешь, как выглядят эти цыплята перед ними?! умно, или глупо? По моему дак это очень смешно — весь этот цыплячий писк.
15
Ведь курочка-т по зёрнышку клюёт. Тук-тук, тук-тук... Алкоголизм начинается — с бокала хорошего вина! Об этом, вроде бы, слышали все. Но состыковать себя — такого изысканного, пахнущего дорогим парфюмом, пьющего бокал дорогущего и ароматного вина — и вонючего бомжа на помойке, который глушит техспирт!.. не получается ни у кого.
Да потому, что все уверены, что за кайфом — за пивасиком и за вином — никого нет. Но там есть — очень жуткие твари — ждущие нас, жаждущие нас — воткнуть свою гниль и проказу — в белые и красивые тела людей.
Курочка по зёрнышку клюёт! и наедается! Курочка по зёрнышку клюёт, но наедается! «Бокал вина — ещё никому не повредил!», «Неужели в праздник и не пригубить — бокал шампанского!»; «Столовое, сухое вино — пьют все грузины — высоко в горах — и живут до ста лет!» - Тук-тук — курочка-то — тук-тук...
««Тост без вина — это, как брачная ночь — без невесты!» - так заявляют все кавказские народы — и пьют вино! и поют застольные песни! И живут за сто лет!» - тук-тук — курочка-то — тук-тук... «Для согревания выпить, чтоб не простыть! Это сам бог велел! И водкой, и водкой растереться. Это же лучшее лекарство!»;
«Японские учёные — так прямо и говорят, что водка — это самое лучшее лекарство и самый худший яд — в зависимости от того — в каких дозах потреблять продукт!» (А почему не чаем надо согреваться? Почему не перцем жгучим, не горчицей? Да мало ли — чем можно ещё согреться? Тем же чесноком!)
Но курочка по зёрнышку клюёт, по зёрнышку — тук-тук, тук-тук... «В праздник — грех не выпить!», «Живём один раз!»; «Когда большое горе и шок у человека — то стакан водки просто необходим — чтобы не сойти с ума!» (А почему в церковь с этим не пойти? Почему Богу не помолиться?)
Но курочка — тук-тук, тук-тук... «Я на работе переживаю такие стрессы, что расслабиться хоть раз в неделю — по выходным — я имею право?! Ну, чтобы пережить этот шок от сволочного начальства — выпиваю немного больше чем обычно... Ну, потому что такие стрессы на работе — не дай бог никому!»;
«И пускай я даже отрубаюсь в выходные дни... и пускай даже описиваюсь... Да... Но я же моюсь! И потом брызгаюсь парфюмом! Не то что эти вонючие бомжи! на которых и смотреть-то противно! Не поставить же меня рядом с алканафтами!» («Браво!», «Бис!» - начинают уже выкрикивать
адские твари — живущие с той стороны кайфа) — тук-тук — курочка — тук-тук.
«Затяжные праздники — да... Но почему бы не расслабиться на природе?! Тем более, что все юмористы только и делают, что юморят по поводу новогоднего запоя! Мол, значит, вся страна такая! А что делать? Русские традиции...» (Браво! Браво! Бис — бис! - овации с той стороны кайфухи). Тук-тук — курочка — тук-тук-тук!
«С женой проблемы... развод... плюс работа эта сумасшедшая... ну, не могу я, чтобы перед сном не расслабиться... Стакан, другой... и утром встаю, как огурчик — ну, могу, что-то делать!» («Браво! Браво!» - скандируют из ада); «Ну и что, что пью каждый день? Да, вот такая у меня тяжёлая жизнь. Жизнь такая тяжёлая! Родных потерял! Жена ушла! Дети с ней... Да, пью, чтобы, как говорится, не сойти с ума... И схожу с ума одновременно... Но не сравнить же меня с бомжами вонючими!..
Да, я обоссываюсь каждую ночь... Но смотри! Опять же! Как придумал! Нашёл ведь выход! То есть — хитёр бобёр! Сплю на клеёночке! Так?! Простынку сразу же в стирку! Быстренько ополоснусь в душе и как огурчик! Не сравнить же с воню...» («Браво! Браво! Браво!» - бурные аплодисменты — переходящие в мордобой).
«Да, выгоняют уже с третьей работы... Ну... иногда бывает, что с бодуна не могу просто встать на ноги... Ну, слабость там... сердце, то сё... Но отлежусь так — денёк-другой, приму ванну... пятое-десятое... побрызгаюсь парфюмом... Не выпью заметьте парфюм, как вонючие бомжи! Во-о-о-о-о-от... Ну и снова в почёте! Снова иду устраиваться — куда там...» («Браво! Браво! Браво!» - скандируют адские твари).
«Не могу удержаться ни на одной работе больше месяца... Ну, дотягиваю до получки — срываюсь... и уже не могу встать... Сил хватает только дотянуться до бутылки... и так, пока не закончатся деньги... Ладно, иногда, когда совсем уже подыхаю
с бодуна — сосед не даёт пропасть — поит меня разными, там, фунфыриками — типа «Боярышника» и глядишь оживаю...» (Бравис-с-с-симо! - орут черти — прямо уже в ухо!)
«Сам хожу в аптеку за «Боярышником» - как там у Блока: «Ночь, улица, фонарь, аптека... Какой-то сумрачный и нереальный свет... Живи ещё хоть четверть века — всё будет так — исхода нет» - что можно сказать на это... Браво Блок! Ты же, как в воду просто смотрел! Это ж про алко и нарко — зависимых! (Одни за пузырьками, другие за таблетками «Лирика!»)
Ну, да, хватает меня только на одноразовую работу... Там, разгрузить вагон... или помочь чё там, у магазина... Но зато есть собственная квартира! И хотя я давненько уже не платил за неё... Ну, как-то неожиданно для себя — пропиваю деньги...
Да и вообще, как можно отдать КАЙФ! за какую-то канализацию — и прочее коммунальное дерьмо?
(«Да, а как же? - разглагольствует уже чёрт — развалившись в кресле. Правда это уже о другом — это он уже о муках, о страданиях. - За всё ведь в мире надо платить. А как же? Получил кайф от одеколона, или от техспирта (кстати от одеколона кайфуха грандиозная — согласись!.. не то что там, от водки...) Ну, что же... надо, значит — помучиться в аду. А как же? За всё в мире надо платить!» - глаголет чёрт — болтая копытом вместо ботинка.
Но ты уже привык к постоянному общению с адскими тварями. До того привык, что разговариваешь с ними и на улице, и дома...)
«Познакомился с какими-то корефанами... Бухали неделю... Когда я там подписал, какие бумаги? Не помню. В общем оказался на улице. И чё? Думаете - конец света? А хрен вам всем! Когда я достиг самого дна, как говорится — то снизу постучали!
Живу нормуся — на помойке! Добываю цветмет из приезжающих мусоровозов! Работа блатная — дальше некуда! Не, ну, делюсь, конечно, с хозяином добытым — у которого палатка по обмену цветмета на купюры — неподалёку... Техспирта - море я за это получаю, курево покупаю! (И всё у хозяина — в его лавке; в его шанке)
Колбасу просроченную везут коробками — хоть заешься! Раньше, то есть, за эту колбасу (ту же — просроченную) люди друг-друга в очередях — насмерть задавливали — в конце восьмидесятых... а мы не знаем, как эту колбасу из зубов выковырять; до того она уже достала эта колбаса... ну, закусь.
Обычно в палатке живём — ну, с моей мочалкой (кстати бывшая учительница!) ну, что?! сосёт каждый день — так что ниже пояса у меня тоже — всё в почёте; а что? я главный добытчик цветмета в нашей семье. Колды холода наступают — ночуем в колодцах теплотрассы — тепло, хорошо и мухи не кусают».
Если бы, то есть, сказать вот ему, сейчас, какой он был изысканный... и пахнущий не мочой, а дорогим парфюмом... и как пригублял бокал лучшего шампанского — на Новый год!.. И дом его был полная чаша; и жена, и дети, и счастье, и радость!..
То он бы просто даже не понял — о чём это?.. а зачем это ему? Зачем ему эта кислятина «Шампунь» - если она совершенно не вдаряет по мозгам и не вызывает кайфа?
Если сказать этому звероподобному существу, этому насекомому, что именно с этого начался его путь к падению — с этого бокала хорошего и изысканного вина... То он ответит на это: «А зачем это всё? Зачем обставлять свою жизнь таким ворохом разного хлама? Обычаи там разные, традиции, культура... Зачем нужен весь этот хлам?
Фуфайка, там, акая, куртяга? ну, это да, это надо — иначе пневмония и летальный исход. Валенки, там, с калошами — вещь хорошая. Ну, цветмет — да; иначе, где же ты кайф добудешь?! Без кайфа никуда! Без кайфа и жизни нет! Без кайфа и жизнь — не в жизнь. «Истина, - как говорится, - в вине!», «Ин вино виритас!» - как говорили древние китайцы.
Ну, там, понятно — колбаса, там, на закусь — это тоже понятно. Понятно — «мочалка» всегда рядом... ну, это когда с колбасы — неутомимый, окаянный отросток — начинает вырываться из штанов... ну, тут, сразу — два в одном — и подмоет и успокоит. Для успокоения, как говорится - ключа от бездны — и нужна мочалка!
Это да. А всё остальное... Да на фиг это ваще всё нужно??? Дети?! Зачем это надо?! Плодить новые муки, нищету разводить... Зачем??? А зачем это надо? Зачем плодить новых мучеников? Кто ответит? Нам, там, удовольствие — туда-сюда... А им и здесь, на Земле — жизнь в аду; но ведь мало этого! что на земле живём в аду...
Ещё ведь некоторые идеологи — обещают нам и после смерти — ад. Причём вечный ад! Видимо кому-то мало, что здесь — один ад; так получайте и после смерти — вечный ад!
Ну и зачем это надо?! Кому это надо — плодить детей вечного ада! Потому что психические болезни и генетическая предрасположенность к алкоголизму — уже у детишек — в утробе матери! От отцов алкоголиков — с отравленной спермой. То есть в животе мамы — человек уже! себе не принадлежит... он уже принадлежит алкоголю... сумасшествию...
И зачем это надо? Не лучший ли выход в аду — это аборт? Т.е. сразу же прекратить будущие муки!»
И вот, что тогда?.. что на это можно ответить - этому человеку и его подруге — которых каждый год, в России, вымирает по одному миллиону человек. А жизнь бомжа, в среднем - два года.
Поймёт ли он, что в ад — любой человек попадает, когда он живёт только для себя. Ведь даже с самого начала взять — если бы он жил не для себя, а для жены и для детей... то с алкоголизмом бы, по любасу, надо было бы завязывать — там — лечиться, кодироваться, гипнотизироваться, зашиваться — сие не важно. Главное уходить от пьянства — ради детей. То есть он бы ушёл из ада — если бы жил не для себя! И это есть основа! Жить не для себя!
Ходить каждые выходные в лес, на природу — со всей семьёй! Вот уже действительно, где — релакс! расслабление, созерцание, переключение! Переключаться от тяжёлой работы и от других стрессов — в раю! среди светлых душ деревьев, рек и озёр — нашей необъятной Родины!..
Не в аду переключаться и снова в ад попадать. А переключаться в раю — и душе хорошо, и всем хорошо! И детям, и жене, и окружающей природе! Да, так-то вот — каждые выходные! вплоть до страсти - к туризму! к походам! к активному отдыху на природе!
А если ты ещё и на работу будешь ходить — не деньгу заколачивать, не копать эту проклятую яму... не отбывать повинность... А строить Храм! Если ты ещё и на работу будешь ходить — чтобы отдавать себя другим людям! Отдавать всего себя! И жизнь свою!
И вот, когда это всё соединяется! и дома ты живёшь для семьи! и на работу ты ходишь, чтобы отдать всего себя, без остатка — другим людям - всего себя для других! И это основа! Основа основ! Жить для Любви! Жить во имя Любви! То ты уже здесь!.. Здесь на Земле — будешь жить в раю!
И естественно, что и после смерти, ты попадёшь в рай! Что ж тут непонятного? Перестань только жить для себя! Как сказал тебе чудеснейший цветок Медуница: «Если ты живёшь для себя — значит ты — глубоко несчастный человек!» Так перестань же жить для себя! Всего-то навсего — перестань жить для себя!
Ведь вот, даже бомжу, которому — ниже падать уже некуда! Даже им (маргиналам) ведь — есть куда пойти! Позвони только по телефону, которые везде наклеены — для всех алко и наркозависимых и вообще для всех людей попавших в трудную жизненную ситуацию! Ну, попроси ты у кого-нибудь телефон — ну, позвони ты туда;
договорись о том, куда тебе надо прийти — и вот, бери свою подругу и вместе с ней идите в этот центр спасения; где вас и вылечат от алкоголизма, и дадут крышу над головой, и помогут с трудоустройством. Поймите только одно, что надо жить для других! Основа-основ — это жить для других! И тогда уже, даже, здесь, на Земле — вы будете жить, как в раю!
Сможет ли он постигнуть это? или хотя бы поверить на слово?! Сможет ли осознать, где лежит этот путь к Спасению?
Не беседовать, без конца и без края, с бесами - которые замечтательно передёргивают тебе колоду карт — говоря, что: «Если ты живёшь в аду и кореш твой живёт в аду и подруга твоя живёт там же — то это всё потому, что кто-то насмехается над вами;
что кто-то, главный т.е. обидчик, создал этот ад на земле и ещё в добавок и после смерти — в ад. Т.е. бог это ни кто иной, как сатана...»
Ведь если, в конце-то концов — перестать всё же давать себя дурить; поставить этому, как говорится — препон, укорот, край — какой-то... то без передёргиваний-т колоды карт — слова эти же, будут выглядеть так, что: «Если ты живёшь в аду и кореш твой живёт в аду и подруга твоя живёт там же — то виноваты в этом — только вы сами!
Потому что переиначили основной закон Вселенной - «Жить для других!», в «Жить для себя...» - и только поэтому вы живёте в аду!.. Так идите же все и спасайтесь — в приюты, где спасают! И со временем, не сразу конечно, когда вы научитесь жить для других — вы, сами того не замечая — попадёте в рай и будете жить в раю!
Понял ли теперь, мой милый и нежный Гордей, что же всё таки порывалась тебе сказать всеми фибрами — Медуница?!.»
16
И вот Гордей уже открыл было рот... уже и мысли потекли его было, как-то в тему Патриарху... и вообще, как-то уж больно ему радостно-то стало на душе!..
Как тут же он почувствовал, что ктой-то неотступно, как бы, зажимает его нос нежнейшими пальчиками... открывает глаза - медсестра... и говорит этак певучим голосом:
- Вот судно, молодой-интересный; вот здесь я его ставлю. Не сходишь сам — завтра я поставлю тебе клизму! Внял ли, понял ли?.. Нет, не вижу... - она немного помолчала. - Объясняю на пальцах, чтобы завтра, здесь вот — в судне — чтобы был твой стул. Иначе я тебе засажу — всю аллею цветами. Понял?
- Как звать тебя? - прохрипел Гордей перемогнув себя.
- Что в имени тебе моём? молодой, красивый! - подняла брови очень женственная сестра.
- Ещё одна... - вёл беседу сам с собой Гордей.
- Зови меня просто: «Сестра» - если уж очень хочешь позвать. А вообще зовут меня — Лилия.
- Ли-ли-я... - отозвался эхом Гордей. - Ли-ли-я... Ли-ли-я... - так лежал он и повторял, как заворожённый это имя. Сестра некоторое время смотрела на него, а потом сказав:
- Да, именно так, - вышла из палаты.
Гордей глядел в потолок безумными глазами и было ему пошло, мерзко, гадко... и он даже и не мог собственно сказать почему?.. Почему ему было так противно? Он долго рассматривал трещинки на потолке, выбоины и ухабы, и наконец молвил:
- Чему я посвятил свою жизнь? Для чего я прожил свои семнадцать лет? Для чего вообще это всё?
Мысли как-то путались и плыли по его разбитой голове — болезненно и туго... «Живу как скот. Да, именно так — как скот. Для чего? Зачем? Живу, чтобы невзирая ни на какие препоны надыбать себе кайф. Чтобы кайфануть невзирая ни на что. Даже на жизнь людей. Даже на жизнь других людей. За кайф готов убить кого угодно. Да, именно так — за бутылку портвейна — готов убить кого угодно.
Не является ли это, каким-то диким ужасом? И как это так вышло? Ведь я помню прекрасно, как каких-то лет пять-шесть назад — я хотел только одного — это спасать людей. И это была моя единственная и неповторимая мечта. Спасать людей. Спасать людей. И больше ничего.
Ведь я буквально бредил тем — как будет тонуть какая-нибудь красивая девушка, а я подплыву к ней и спасу её! Бредил причём до такой степени, что отображал это в целой серии рисунков — на один только этот эпизод; это было, как кадры из кинофильма! То есть картина первая — девушка начинает тонуть — там, как-то сдулся надувной матрас под ней, или кувырнулась из лодки — неожиданно для себя.
Картина вторая — я прыгаю со скалы в воду и плыву к девушке, чтобы спасти её. Картина третия — я, как Ихтиандр ныряю за ней в глубину и достаю её оттуда на поверхность. (Нет, здесь целых четыре картины — в этом действии...) Картина восемь — я нежно буксирую девушку к берегу — обхватив её сзади за нежную талию... Ну и т.д. до десяти картин, а то и больше.
Я даже прекрасно помню, как в пионерлагере, во времена затишья, которые там всё ж таки случались — я исстрочил целую школьную тетрадку на эту тему и в пылу вдохновения — весь такой восторженный до необыкновения! никак даже не мог остановиться!.. пока эту тетрадку не обнаружил один из мальчиков моего отряда и не стал с ней носиться дико хохоча - от того, что у меня в голове — один секс и эротика.
Пришлось эту тетрадку вырывать с боем. И только это меня остановило в моих творческих подвигах. Но не остановило в непоколебимой и яростной мечте — спасать людей! И куда только эта мечта меня не заносила! С какой радостью и гордостью, и отрадой... и как я был счастлив, когда мы, с нашим отрядом — в пионерлагере же — собирали лекарственные травы, которые потом засушивали и отправляли в фармацевтику.
О-о-о-о-о-о, как же я был счастлив — представляя всё это абсолютно даже яростно!!! Как все эти травы, собранные мной — будут спасать людей!!! Как люди оживают, выздоравливают, восстанавливаются!!! И я даже не помню совершенно, что мы там за травы собирали... Но как же я помню — свою эту эйфорию! Что сбылась моя мечта! Что я спасаю людей! О-о-о-о-о-о... ведь я же был счастлив до неба! В жизни не забуду ту нирвану — в которой я оказался благодаря этому спасению больных людей!
А сбор металлолома в школе!.. когда я тягал, какие-то неподъёмные железяки. Ведь я же видел! Видел этот новенький и сияющий всеми красками радуги — локомотив — который бороздит просторы вселенной! (про который нам вдохновенно рассказывали учителя). И вот, невзирая ни на какие тяжести, плюя на все грыжи, какие только есть на свете! Плюя на все развязавшиеся пупки, которые развязывались у детей — поднимавших тяжести...
Я весь такой, от макушки до пят, очарованный — тащил в школу, какие-то абсолютно неподъёмные железяки (которые не успевали убрать, из дворов и гаражей, нерасторопные граждане) и я видел этот берег очарованный и очарованную даль!.. по которой несётся наш блестящий и сказочный локомотив!.. О-о-о-о-о-о отрада!.. О-о-о-о-о-о кайф!.. Как же я радовался всем этим килограммам и тоннам, которые мы все
собирали!.. и именно наш класс занимал первое, или второе место по сбору металлолома!
А разве рассказать и разве описать все мои подвиги — с которыми я носился, как курица с яйцом! Именно, как курица с яйцом! Когда под кем-то из моих товарищей трещал лёд и он проваливался... и я хватался за него и всегда смело тащил его обратно на лёд, который был, вроде бы, потолше подо мной...
Тащил всегда, невзирая, что и подо мной лёд трещит! И после, когда вспоминал — вот этот треск льда подо мной... и вспоминая, какая там была вообще-то глубина под нами... Глубина-то такая, что дна не достать! И вот, от этих воспоминаний делалось всегда до того жутко, что ажни мурашки ползли по телу и Арктическим холодом обдавало спину.
Но и вместе с этим, в меня всегда проникала гордость - что вот, в той! Именно в той ситуации — я совершенно даже не думал о себе. И мысль была только одна — спасти человека, спасти человека — и больше ничего. И было это со мной только потому, что я был просто одержимый этой неотвязчивой идеей! Да, да — именно так — я был одержимый... именно одержимый этой идеей — спасать людей! И именно так, что носился с этой идеей спасения — как дурак с писанной торбой. Да, да — именно так.
И вот, что случилось? Что со мною сталось? Какой жаренный петух меня, вдруг, уклюнул, что я одурел до такой степени! Что горжусь! Именно горжусь перед корефанами, когда кому-нибудь проломлю голову! Когда за бутылку... а пуще всего из-за того, что на меня не реагируют, как на фараона Хеопса, иль Аменхотепа — т.е. не падают навзничь и не бьют челом — не смея поднять глаза на сиятельнейшее и слепящее солнце — которым стал я... Заодно только за это я готов всем проломить черепа!..
Что случилось со мной? Что случается со всеми нами — когда из чистейших и кристальных детей — мечтающих только Спасать всех людей — мы становимся просто сумасшедшими,
которым место только в дурдоме — как всем Наполеонам, Македонским, фараонам Тутанхамонам и т.д. И почему-то ещё современная наука медицина и признаёт нас всех ещё нормальными (кроме разве что совсем уже патологических случаев, когда кто-то уж совсем в галлюцинации переселился) и признаёт нормой и проклятия — всем и вся, и убийства, и непомерную гордыню; и гомосексуализм, и все прочие психические заболевания.
Что происходит с нами со всеми? Когда даже глаза из кристально чистых и разноцветных озёр — становятся, какими-то мутными — как торфяное болото, или как брага бродящая и перебродившая; или же как рассол в бочке с огурцами — простоявший не один год.
И душа ведь такой же делается — из прекрасного и чистейшего озера в таёжной глуши — с какой-то медвяной и живой водицей и с шёлково-нежным песочком по берегам... душа вдруг становится каким-то проклятым болотом, какой-то чёртовой топью, какой-то геопатогенной зоной для всего живого.
И вот, только бурлят какие-то болотные газы... и только и воняет непроходимой топью. И гибнут и пропадают все люди, которые попадают на эту — на мою топь. В моё жуткое и вонючее болото. Как там говорила Оленька? И живёте в жути и кошмаре, и кончите жутко и кошмарно. Да, как-то так она говорила.
17
И что это такое? Сны ли кошмарные на нас так воздействуют? засоряя из года в год наше чистейшее озеро. Какими-то слоями это всё идёт. Как-то так всё наслаивается и наслаивается — засоряя всё более и более кристально чистую воду. Ведь как это часто бывает — засыпаешь со светлыми и чистыми мыслями... а просыпаешься, после ночи кошмаров, с каким-то болотным, болезненным омутом в голове.
Или это болезни на нас так действуют, которых ни счесть? Или это проклятия других людей — которые нас не выносят, не переносят, не могут даже видеть — просто потому, что мы есть. Просто потому, что мы существуем — поэтому нас и проклинают. И вот, опять же, начинаются — от этих проклятий, какие-то помутнения сознания... какие-то необоснованные ни на чём страхи, кошмары по ночам...
и крыша так — потихоньку, помаленьку — но едет, едет, едет... подгнивает, подгнивает, подгнивает... протекает, протекает, протекает... И страхи всё больше и больше тебя начинают одолевать — вплоть до того, что просто уже боишься — шаг даже на улицу сделать... в люди выйти... показаться кому-то на глаза.
И всё больше как-то и больше — начинаешь приобщаться к спиртному — чтобы хоть ненадолго расслабиться... чтобы хоть ненадолго перестали загонять тебя в дурдом страхи — которым несть числа.
И так-то вот из одного дурдома - ты кочуешь во второй, из второго - в третий... и пьёшь уже как проклятый... хотя почему как? Из бесконечных страхов (фобий) - ты кочуешь в алкоголизм, из алкоголизма в бандитизм — короче в полное сумасшествие. И вот, какие уж здесь глазки в этом сумасшествии останутся кристально чистыми?
И вот, какая уж тут душа сохранит свою васильковую и небесную свежесть — в этом болоте? И нет здесь никакого выхода — из всей из этой мути... из всего из этого болотного дурмана — вдыхаемого с багульником... вдыхаемого с болотным туманом — в котором не видно — ни конца-ни края...
Так, иногда выгребешь на какой-то болотный островок... пообсохнешь малёхо, пообвыкнешься — залижешь свои раны, залечишь их... вернее подлечишься малёхо. И вновь тебя кто-то да начинает проклинать, вновь ты кому-то поперёк горла встал, вновь ты кому-то, сам того не замечая — белый свет застишь... просто потому, что существуешь...
и вновь на тебя наваливаются беды, и вновь наваливаются страхи, и вновь ты начинаешь болеть какими-то неизъяснимыми болезнями... и вновь бредёшь по бесконечному болоту страхов... и опять приобщаешься к алкоголю, чтобы хоть на пять минут — переключиться от этого сумасшествия.... чтобы хоть ненадолго забыть — все эти земные жути.
И какие же уж тут кристально чистые глазки? когда даже белки глаз — здесь, становятся серобуромалиновыми... Белки глаз даже становятся какой-то блевотиной — не говоря уже о радужке.
На землю ли заселяешься акую-то больную - в геопатогенную, так сказать, зону — где раньше было кладбище, или помойка... да мало ли, какого только ужаса — здесь, на земле, люди не вытворяли...
А дома в СССР строили везде! Невзирая, что там было раньше - на этой земле — какие тут древние ритуалы совершали разные ведьмаки... Земля-т по многим причинам может быть больной... Но раз бога отменили — то на такое мракобесие — типа массовых захоронений людей — и внимания-то совершенно никто не обращал.
Мало ли кто здесь пил — в этой квартире... и целыми поколениями подыхал от пьянки! Мало ли кто здесь кого убивал!.. Обои переклеил с кровавыми брызгами, полы помыл! Да и всё! Живи в почёте! И бед не знай! Живём, как говорится, один раз! и надо от жизни взять всё! Все удовольствия! О-о-о-о-о-о-е-е-е...
Но начинаются сны... опять же начинаются сны... зачинаются кошмары — от которых соскакиваешь среди ночи
весь в поту и орёшь, как дурак... до такой степени ужасы тебе начинают сниться. И вот, опять же — начинаешь всего бояться; начинаешь жить с какими-то вечно натянутыми нервами — как струны, которые вот-вот лопнут, порвутся...
и единственно, что может тебе помочь в этой ситуации (это
как ты, о безбожник, это понимаешь! как думаешь об этом ты, о бедолага... и о желторотик!..) — это алкоголь, или любые другие наркотики. И вот, опять же, всё тоже самое — древнее, бесконечное и бескрайнее — начинаешь пить, как проклятый и всё больше и больше погружаешься в вонь ада. Во блин — купили квартирку! Во кря — приобрели домик...
Д, не надо ж бы забывать здесь и про наш врождённый негатив — без которого наше физическое-т тело и существовать-то не может. То есть наш врождённый негатив (некоторые его называют чёртом) — это просто-напросто условие — нашего здесь существования на Земле! Без этого, то есть, мы и существовать-то здесь не сможем! Если только умрём и переродимся физически!
Но что об этом говорить — если мы-то пока живы... когда умрём это понятно. Когда умрём — Бог даст — нас излечат... Но пока-то мы живы. И вот, это вот, гадкое (этот негативчик) в нас всегда — с самого рождения. Оно не просто в нас находится — это мерзкое... оно посылает нам мысли — и без конца и без края.
И пусть, конечно, мы и трясём головой и фыркаем, как лошадь — отгоняя эти поганые мысли от себя, как докучливых мух (эти мысли бесконечны — всыпать кому-нибудь отраву, ударить кого-нибудь сзади; убить придушить кого-нибудь; изнасиловать эту дрянь — заставить её унижаться перед тобой на коленях и... отправить старушку выжившую из ума в дурдом;
настучать на соседа; подгадить на работе товарищу, подсидеть его ради денег... эти мысли неисчислимы и долбят наш больной мозг целыми днями — д и ночами - в виде кодирования во сне — на изнасилование, на убийство и т.д.), но и вода камень точит! И вода камень точит!
И в начале — да, конечно же! Эта мерзкая мысль тебя ужасает! И ты трясёшь головой, как лошадь! Но ты же ведь Аким-простота! Любой человек это Аким-простота — тот кто не ищет у Бога спасения.
И постепенно, не сразу конечно! Но через месяц, через год — но мысль эта мерзкая — перестаёт, так уж, тебя ужасать. Ты к ней, как-то уже привыкаешь. Наступает стадия привыкания; а там, уж глядишь, не за горами и стадия сроднения с этой мыслью... То есть уже относиться к ней, как к родной. А там уже рядом и — как к любимой! Ну, раз она уже родная.
То есть вот, как-то так. Курочка-т по зёрнышку клюёт — но наедается. Тук-тук тебе по темени-то. Тук-тук... Вода ить камень точит — кап-кап тебе на головушку-то — кап-кап. Короче говоря — ежели не молиться и не искать у Бога спасения — то песенка наша — у любого! даже у самого крутого!.. Несколько вот так годков — и будет спета.
Мерзота, которая живёт в каждом из нас — просто ищет, просто выбирает более податливые твои места. И вот, найдя это твоё слабое место, слабое звено — и начинает туда капать и начинает туда клевать — и без конца и без края, из года в год, и днём и ночью — пока ты не станешь сумасшедшим.
Вот собственно и вся наша история — почему из светлого и кристально чистого озера — мы превращаемся в вонючее и уничтожающее — всех встречных и поперечных — болото. Вот и вся наша опошленная сказка. Вот и все наши кристально чистые глазки — превращающиеся в блевотину.
18
Но Гордей от этих мыслей был конечно же — ну, очень далёк. Он только лежал и поражался, как из того светлого мальчика, из того сказочного принца, который хотел только всех Спасать... Который бредил только всеобщим спасением — он превратился в НЕЧТО... В нечто алчущее... в нечто жаждущее...
Алчущее портвейна, жаждущее крови и адреналинчика... Без адреналина, как говорится, никуда — ещё один наркотик радующий скотину. И всё это, ещё и сверху он полировал папиросами «Беломорканал» - оставшийся, как говорится, мозг.
Ну, так вот он возлюбил кайф. А с сигаретами — после сна — кайф не поймаешь. Кайфануть можно только с папиросами - «Беломор», или «Север»... Ещё были «Любительские», которые они называли «Любимые». Ну, т.е., чтобы приятно расслабились членики насекомого и в голове возник болотный туман, балдёшь, кайфуха... Балдануть можно, по утрам, только от папирос - поэтому он и курил их.
Но, как он думал сейчас про курево — после того сумасшествия, которое он вытворял в пьяном, да и в трезвом виде — когда жаждал крови запинываемых насмерть местных... он про курево, после всего этого, думал так — что это великий пост — по сравнению с тем, что он вытворял раньше. Да, именно так - к куреву он в то время относился, как к Великому посту... если конечно сравнивать курево — с тем сумасшествием, что было раньше.
- Надо бежать, - прохрипел Гордей. - Надо бежать...
Куда бежать? Что бежать? Об этом, обо всём, Гордей, конечно же, не знал и не думал, и не представлял ничего... Но то, что надо бежать из этих пенатов, из этой юдоли, из этой пасторали — это он знал. Да, именно так — надо бежать.
Когда трезвый он выносится из общаги на местных — в него буквально вселяются адовые твари — жаждущие крови; и он подбегая — к итак уже запинанным мужчинам, парням — жаждет одного — пинать, пинать и убивать. То есть моментально мозг его оказывается в параллельной вселенной...
Про алкоголь и говорить даже нечего — когда в него вселяются все дети сатаны, какие только есть — и он в сумасшедшем виде носится по всей округе. Сколько он уже совершил нападений в пьяном виде? Он даже и не считал... Может быть даже... вполне даже и возможно, что кого-то уже и убил... но этого, опять же, он не помнил — потому что всеобщая алкогольная амнезия на него распространялась тако ж.
Пришла Ольга — в белом халате, закинула ногу на ногу - в своих вельветовых джинсах; указала на кожаную заплату в виде сердца — нашитую на коленку — сказала: «Кто хиппует — тот поймёт». Сидела болтала туфлёй, лепетала без умолку. Она располовинила апельсин и оддирая от него по дольке — всовывала ему в рот.
Он жевал, хотя это было ему не очень и приятно — можно даже было сказать, что это было ему — совсем даже не приятно.
- Ты местных-то хоть помнишь, которые напали на вас?
- Местных? - Гордей, как-то поплыл, поплыл, поплыл.
- Вдесятером они на вас напали. Олежа уже в отрубе был... Они ему таз сломали. Ну, так топтали, что сломали ему шейку бедра.
- Местные... - плыл дальше Гордей в состоянии гроги.
- Ну, да, местные — троих из них убили. Двоих из них заточкой, а третьему голову проломили...
Гордей вспомнил про свою заточку.
- А кто убил?..
- Ну, кто, кто... Кто же знает-то? Там же вся общага перебывала. Вас же вся сотня побежала спасать. Я же как увидела, что началась драка — сразу же в общагу — к третьекурсникам ломанула... - Оленька лопотала без умолку, а у Гордея одно стучало в мозг:
«Бежать, бежать, надо бежать...»; «Куда бежать? Куда бежать? Куда бежать?» - вторил в его голове другой голос.
- Оля, это моя заточка... Но я не помню, чтобы я их убил... - прохрипел он.
- Да ладно, да ты не журись, - лепетала Оленька, - на вас же всё одно никто не думает. Вас же наши ребята оттащили к общаге. И получилось, что вроде бы — на вас как, местные, напали — не там, а возле общежития...
А убили-то троих местных - метров за двести от общаги — там, где была вся боевая сотня. И концов-то не найти — понимаешь?
- Это моя заточка, - хрипел одно Гордей и морщился от адской боли в шее — в позвоночнике.
- Ну, ты это только никому не говори — ты понял? - наклонилась над ним Ольга.
- Это я их убил...
- Ты только никому это не говори! Ты одурел, что ли!? Никто ничего не знает.
- Это я их убил. Я только совершенно ничего не помню... Но это я их убил.
- А ты хотел бы, чтобы они убили всех вас? Они и так бы всех вас убили — до смерти бы запинали — если бы не я. Ты хоть это можешь понять?
Гордей стонал от боли:
- Оля, Оля...
- Ну, что, что?
- Спаси меня, Оля...
- О Господи... да тебе никто не угрожает... ты о чём?
- Мне надо бежать... Спаси меня...
- Когда тебе надо бежать?
- Ну, потом конечно... когда более-менее встану на ноги...
- Ну, потом и поговорим...
- Нет, сейчас. Ты говорила, что у тебя есть бабушка.
- Бабушка? Ну, да, есть.
- Я бы хотел бежать к ней...
- К моей бабушке?
- Да, ты же говорила, ну, что она добрая...
- Да, она добрая и мудрая.
- Я бы хотел бежать к ней... к твоей бабушке...
- Гордей, ты бредишь.
- По-че-му?..
- Ну, потому, что надо учиться. Приобретать профессию. Зарабатывать московскую прописку.
- Какая же это учёба? - недоумевал Гордей. - Д, какая же это к чёрту учёба? Это не учёба. Это что-то из песни: «Сижу на нарах, как король на именинах, курю махорку, как сигару высший сорт!», или: «Из профессий выбрал кражу, из тюрьмы
я не вылажу».
Ещё есть аббревиатура на наколку «ИРА» - иду резать актив; или «СЛОН» - смерть легавым от ножа. Ещё есть аббревиатура на наколку «КЛЕН» - кого люблю еметь не стану; или «ЗЛО» - за всё легавым отомщу, тако-ж - завет любимого отца.
Какая же это учёба? Какая же это учёба к чертям собачьим? Какая же это учёба и какая же это прописка? Да, плевал я - и на то и на это.
- Ты бредишь, Гордей.
- Да почему же я брежу? Ты же сама сказала, что твоя бабушка очень добрая и примет меня...
- О Боже, Гордей, ну, что ты говоришь? - Оленька просто всплеснула руками. - Ну, а дальше-то что? Залезешь к бабушке под юбку и будешь там всю жизнь сидеть?
- Да.
- Ну?.. я же говорю, что ты бредишь.
- Но я не хочу так жить. Не хо-чу.
- И у бабушки в Липецке — надо будет учиться и приобретать профессию. А как же иначе? Или ты думаешь, что в Липецке жизнь другая? Жизнь везде одинаковая — и мы просто рабы того времени — в котором родились. И никуда ты от этого не уйдёшь. И никуда ты от этого не денешься.
- Ты хочешь сказать, что если бы я родился в начале века — то я бы писал доносы на соседей — во времена Сталина?
- Конечно. А ты что — думаешь, что нет? Когда бы тебя поставили перед фактом — жизнь твоих родных, или быть стукачом. Это всё равно, что утверждать, что в племени людоедов — на Полинезийских островах — ты не был бы людоедом; и не принёс бы своей самке голову врага — как это у них там принято — заместо цветов.
- Не, ну, на острове... там ведь действительно некуда бежать... там, чтобы выжить надо выть только по волчьи — в волчьей стае.
- А у нас что? Есть куда бежать? Ты думаешь, что в других Московских общагах — жизнь другая что ли?
Гордей некоторое время подумал, повспоминал тех же Медведковских... потом перенёсся в свой далёкий и родной город — где гопкомпании правили этой жизнью, этим миром!.. И вроде, казалось бы — милиция, там, государство, КГБ... Но что они могут? По идее-то — ну что?
Ну, пересажают одну банду — очередных юных уродов; ну, изведут их в тюрьме до смерти; ну, поубивают, наши органы, их всех, там — в колонии. И что? И что? Да ничего. Только изымаешь одну банду из общества, тех же юных подонков, как тут же! откуда-то, буквально из тьмы — выплывает новая банда юных моральных уродов. Расстреляй их тут же! На месте! Тут же вынырнет третья банда — и так до бесконечности.
Посему — говорить о том, что государство управляет нашим миром... как бы это так сказать? Не совсем правильно, что ли... с большой натяжкой это, как-то... Кто-то другой управляет нашим миром, но совсем не государство, совсем не государственные органы. Кто-то более сильный и могущественный, и вместе с тем невидимый... Кто-то более страшный и жуткий.
И вот, вспомнив, как в его далёком городе — те же самые патлатые уроды — управляли всем миром... ну, т.е. от мала до велика. С малых детей, с младших самых классов — они уже трясли с них мелочь в школе. И дети были должниками всех этих подонков — с самого юного возраста.
И вот, боялись они их и дальше — и всю оставшуюся жизнь. Боялись возвращаться с женой по темноте — с вечернего киносеанса. Боялись в любом, в самом преклонном уже возрасте — идти по улице — потому, как в любой момент жизни — тебя могли забить, как мамонта — эти уличные подонки. Забить просто так — для выработки адреналина; потешиться, как говорится, покуражиться!
И вот, вспомнив свой родной город - в котором он вырос; и вспомнив всю свою жизнь проведённую под страхом и ужасом перед этими, какими-то бесконечными подонками... он как-то приуныл.
- Я убегу отсюда всё равно... - прохрипел он наконец.
- Куда, Гордей? Ну, куда? Ну, на Луну что ли? Я с тобой аж курить захотела. Везде одно и тоже. Везде одинаково. Ну, если только — куда — в капстрану. Но туда — в ту же Швейцарию, или в Шведцию — к группе АВВА — нас не выпустят.
- Надо бежать... бежать... бежать... - твердил Гордей и потом. - Всё, больше не могу... позови сестру... боль... боль, боль.
Пришла сестра, наклонилась над ним.
- Ну что, молодой красивый?
- Не могу, сестра... - хрипел Гордей с каплями пота на лбу, - боль, боль, боль.
Медсестра быстро обернулась и всадила в его руку хорошую дозу обезболивающего. И Гордей поплыл, поплыл, поплыл...
19
- Вот вы, уважаемый патриарх, как-то всё толкуете: «Жить для других, жить для других... и даже — жизнь за других!» Но
все наши вообще-то - народовольцы, революционеры, террористы — с радостью отдавали свои жизни ради других!
Отдавали свои жизни ради бедных! И даже прослыли среди всего общества и за границей — по всему миру — самыми высокодуховными людьми своего времени! Теми — кто положил свои жизни на алтарь — ради всех бедных людей! Ну, чтобы спасти их - от нищеты, от голода и болезней!
То есть, иными словами, уважаемый патриарх — вы хотите сказать, что жить надо, как террористы?! Всю свою жизнь проводить в террористических организациях — тем более, что русских признали — самым террористическим народом. То
есть, как писал юный Николай Островский: «Чтобы не было мучительно больно — за бесцельно прожитые годы. Чтобы не жёг позор...» - ну и т.д. - дальше не помню — но смысл такой — отдать всего себя на служение людям!
На службу человечеству! Не жить т.е. скотом и подонком, а стать в буре р-р-р-революции — террористом и коммунистом!
- Ну что ты?.. что ты?.. что ты?.. - шелестел над ним дуб — успокаивая нервную систему... - я тебе, даже близко, ничего подобного не говорил. Это бесовское передёргивание карт — на которое попадают молодые люди. Как ты правильно отметил: «Юный Николай Островский».
Именно юные люди на эту обманку попадаются; да и просто сумасшедшие — которых не мало. Есть один закон всего мироздания — это закон всеобщей Любви. Отсюда следует и всё остальное — что счастье никогда не построить на чужом несчастьи.
То есть невозможно никогда построить светлое будущее — если препоном к этому будет какая-нибудь группа населения;
и если мы, мол, уничтожим эту маленькую группу населения -
то вот оно и светлое будущее — к нам всем придёт, как на подносе!
То есть мы не обороняясь, заметь — от лютого ворога, не спасаясь от какой-то банды и т.д. - приговорили какую-то часть населения к полному уничтожению; назвав их - кровопийцами, мракобесами, жирующими за счёт бедных — паразитами!..
Тысячелетия до нас — мир жил так — с богатыми и бедными — пока не родились мы! И вот, мы родились и говорим: «Все неисчислимые поколения до нас, все люди, жили неправильно! Но вот, родились мы — максималисты! И поняли — ну и дремучие же вы все создания! Вот же, как надо жить — нас не спросились!
Уничтожить весь класс богатых - как паразитический класс! И всё раздать бедным! И заживём, как в раю — если всех заставить трудиться! Всех поголовно! Просто и ясно! «Мы наш, мы новый мир построим! Кто был ничем — тот станет всем!»
Нарушены здесь самые главные Космические и Божие законы: «Не суди никого — и тебя никто не осудит». Нарушен закон Любви: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». «Относись к другим людям так, как ты бы хотел, чтобы к тебе относились».
Каждая революция — это великая гордыня и злоба — д и больше ничего. Гордыня и злоба — и больше ничего. То есть ты — только что вылупившийся в этот мир цыплёнок! Смотри и поражайся! Внимай и восхищайся! Мир полон тайн — они бесконечны — на каждом шагу! О удивись, о поразись, о восхитись! О вознесись от счастья, глупый цыплёнок!..
Но нет и всё тут! Нет! Вот нет и всё! Ты почему-то, заместо всего этого — ходишь по всему этому миру, полному тайн — и своим цыплячьим писком — учишь древние храмы! древние святилища, древние дубы и эвкалипты — как надо жить!!! О-о-о-о-о-о... Тебе не кажется, что это чем-то попахивает? Тебе не кажется, что это попахивает сумасшествием?
Но ведь мало всего этого! Некоторые цыплята, объединившись в группки, выносят смертельные приговоры — некоторым растолстевшим наседкам! Разъевшимся, как они выяснили! за счёт их пшена! В-в-в-в-во блин!
То есть откуда берётся пшено — они не знают! Кто сыпит им пшено — они не ведают! Кто наливает для них воду в миску — даже и не предполагают! Но назвали это всё — мракобесием! И приговорили толстых наседок к казни - через расстрел и через повешение! Эт-т-т-т-то же вечный кайф!
И даже когда, какие-то там врачи — пытались было им возразить, что мол, полные их мамы-наседки появляются на свете — или из-за детских болезней - в детстве... но в основном от старческих болезней — в старости (ну, там, нарушение обмена веществ — от стрессов — которые влияют на правильную работу сердца и т.д. и т.п.) т.е. полные они не от того, что съедают у них всё пшено! а из-за того, что они просто больные...
А они, сами, худые — только потому, что пока молодые и здоровые (ну, там, нормальный обмен веществ), а не потому, что мало едят! А в старости — там, лет за сорок, тем более за пятьдесят — они будут такими же жирными свиньями! Ну, потому что обмен веществ нарушится...
Но слова этих врачей были заглушены — всеобщим писком и улюлюканьем! Слова их как-то канули втуне! Почили в Бозе... Исчезли в Лете... Сумасшествие — оно ведь потому и есть сумасшествие — что никакие разумные - объяснения, доводы, выводы... никакая логика, факты, доказательства — не действуют, не влияют, не протрезвляют.
Ничто не может повлиять на сумасшествие! Всё, что не согласуется с из безумием — просто встречается в штыки, закидывается ненавистью, оплёвывается презрением. Например, такая непробиваемая логика, казалось бы — что государство в России — не для того, чтобы на земле настал РАЙ; государство в России для того, чтобы не упасть в ад; чтобы не сгинуть в аду.
Казалось бы — ну, что тут может быть непонятного? Но не понимается никем. Или мы не можем объяснить в этом мире происхождение вообще ничего! Ведь никакой теорией эволюции, никакой селекцией не объяснить происхождение из
гусеницы — прекрасной бабочки! Невозможно объяснить эту метаморфозу!
Или возникновение в нашем мире цветов!.. Чтобы дерево, или кусты - изобрели — сначала зацвесть, чтобы привлечь для своего размножения насекомых. Потом, после завязи — выдать уже фрукты!.. там — ягодки — для привлечения уже и птиц и млекопитающих.
И чтобы запах был такой, чтобы дурманил аж насекомых и зазывал их к себе. И чтобы вкус был такой, чтобы ни птичка, ни животное — не могли от этой вкуснятины отказаться. И вот, чтобы ещё растение придумало путешествие по желудочно кишечному тракту существ — чтобы всё переварилось — кроме семян! и чтобы семя упало бы в землю
за сто километров от вкуснятинки — уже вместе с удобрением! И проросло!
И чтобы всё это изобрели растения — ещё до создания цветов?! Ребятушки, поверить во всё в это — это надо быть поистине безумным. Когда явно здесь видно и не для особо одарённого ума, что это КТО-ТО всё создал! КТО-ТО всё придумал! вплоть до падения семян на землю — вместе с удобрением!
Или никакой борьбой за жизнь не объяснить присутствие в нас совести... которая только мешает жить скотине! Которая только и делает, что не даёт развиваться и прогрессировать в нас скоту! Как бы хорошо жилось скоту в нас — если бы не совесть! С какой бы радостью мы бы попирали и насиловали — всех — кто нас слабее — если бы не совесть!
Но совесть, совесть, совесть. И чем раньше, она — совесть — в скоту, в скоте, в скотине — проснётся — тем лучше для самого скота. Тем меньше ему мук предстоит в будущем — если совесть проснётся пораньше. Такой вот парадокс, такое вот чудо природы, такая вот небывальщина...
И вот, не надо ли — в связи со всем вышеперечисленным (хотя это далеко даже не все чудеса, которые нас окружают), ну, как-то поскромнее быть, что ли... Ну, так как целую половину всего, что мы видим, слышим и чувствуем — можно объяснить только Божественным вмешательством в нашу жизнь... Божественным провидением... Божественным проявлением... И вот, не надо ли, в связи вот, со всем вот, с этим — быть, как-то потоньше, поделикатней... поинтеллигентней, что ли...
Да куда там! «Кто был ничем — тот станет всем!»; «Всё поделить!»; «Долой паразитов с могучего тела трудового народа!» И ни один из цыплят даже не задумывается на словами, что: «Ни хлебом единым жив человек». Что жив он ещё и словом! Живёт человек ещё и красотой, и творчеством, и душой... И душой человек живёт даже намного больше чем телом!
Даже скажем так, что только прекрасным творчеством — в Божественную душу и живёт человек!.. а уж никак не этим — бренным, вонючим и тленным телом! И что создают это великое и чудесное творчество, как раз вот эти аристократические круги — в среде людей... ну, по крайней мере те — у кого есть для этого свободное время.
И вот, не надо ли, в связи со всем этим, просто молиться на этих (не паразитов!) создателей прекрасного и чудесного творчества?! Не надо ли обожать и Любить их - за все те чудеса, которые они несут в наш мир?! А не лезть с суконным рылом, едва протрезвев после вчерашнего — с каким-то решением всех мировых проблем — всё, мол, поделить! когда с собственным алкоголизмом разобраться даже не можешь! И путь тебе, в связи с пьянством, только один — в психушку!
Но как мы уже об этом и писали выше — сумасшествие, оно потому и называется сумасшествие, что не помогают никакие разумные доводы, ни логика, ни факты.
Ну и что? Ещё один космический закон Вселенной, или Божеский закон — гласит: «Что посеешь — то и пожнёшь». Ну, что же — получай фашист гранату. «За что боролся на то и напоролся». Ты не ратовал за Любовь, ты не ратовал за Прощение, ты не понял слов - «Не суди и не судим будешь». Так, что же? Получай за это суд.
Ни один революционер вызывавший в наш мир силы — распада, хаоса, тлена — хорошо не закончил. То есть не дожил до восьмидесяти-девяноста лет в полном разуме и не умер во сне. Все они, кто вызывал в наш мир — силы тьмы, силы разложения и ужас — получили его в полном объёме — на своей же шкурке, на своих же костях, на своих же маслах — в тюрьмах, в лагерях, в болезнях и во всём, во всём негативе, который только есть в нашем мире.
«Что посеешь — то и пожнёшь»; «Что посеешь — то и пожнёшь». И тот кто раздувает, сеет, рождает — ветер — пожинает в ответ бурю, ураган, торнадо.
То есть в начале Любовь! И в конце Любовь! И везде — только одна Любовь! И потом только - жить для других людей. Не так, что вначале — гордыня, злоба, осуждение — целых человеческих классов!.. И потом, мол, вот, какой я хороший — даже жизнь за других отдаю!.. Не то что все остальные... Ну, в смысле — не то что все остальные скоты вокруг. Это сумасшествие.
Только Любовь ко всем людям — это самое главное; и естественно, и как-то само-собой выходит, и как-то соответственно это всё и получается — что ты начинаешь жить для других и за ради других! И это самое главное! И это основное!
- То есть это вы всё к тому, уважаемый патриарх, что надо быть рабами, а не Спартаком! Что Спартаку и дальше надо было резать своих же друзей — на потеху публике! Что раз мол родился рабом — так и живи им всю жизнь! Родился в стойле, или в хлеву — всю жизнь хрюкай! - встрял здесь было Гордей.
- Н-н-н-ну, молодой человек, не надо только мух смешивать с котлетами, - шелестел ему дальше великий дуб. - Я тебе с самого начала сказал, что если тебя не оккупировал лютый ворог; ежели на тебя не напала никакая банда; и тебя не насилуют никакие подонки...
то как только возможно — так и избегай любого насилия и негатива; любого тёмного дела и нездоровых мыслей. То есть, я надеюсь, ты понял здесь, в связи со всем вышесказанным, что в случае с Гамлетом — мы отвечаем: «Не быть!»
«Не будить лихо — пока оно тихо». Не рыть тихой сапой подкоп — под стены противника — там, где тебя не поливают смолой и никто не убивает. Не вглядываться слишком долго во тьму, чтобы тьма начала вглядываться в тебя.
Понятно, что когда тебя уже душат, когда тебя уже взяли за яблочко, когда уничтожают всех твоих родственников... Понятно, что здесь надо оказать сопротивление. Здесь надо вставать недвижимым монолитом. Здесь необходимо стать препоном врагу. Непроходимым препоном.
- Но постойте, постойте, патриарх — ну, а если у меня душа за других болит! За вечно насилуемый класс бедных, как у народовольцев!
- Нет, нет, нет. Здесь ты сразу вступаешь в абстракцию, в абстракционизм, обобщаешь, сыплешь метафорами, сгребаешь все котлеты и мух в одну кучу.
Далеко ни все бедные — несчастны в своей жизни; далеко ни
все богатые сволочи. Здесь ненужные и недужные обобщения. И когда цыплёнок начинает высказываться, вот, эдак, обобщённо обо всём мире (в котором он ни на грош ломанный ничего не понимает) то это всегда очень даже и смешно.
То есть не может разобраться со своим запором, со своим энурезом (недержанием мочи), не может вылечить силой мысли даже свой простатит! Уладить, там, отношения — не то что с тёщей! Про тёщу-то мы уж молчим! Чего там про неё... Не может уладить отношения даже со своей женой — без которой, вроде бы даже, и жить не может! Не может, чтобы, хотя бы, день провести со своей женой без ругани!
Не может даже дня прожить со своей любимой — без истошного визга друг на друга! Ну, хотя бы, ради интимной близости друг с другом... Даже этого не может!
Родные дети, своего папу-цыплёнка посылают вообще куда подальше, чтобы он катился колбаской по Малой Спасской! Ну, там, трудный возраст и т.д. То есть любой цыплёнок является абсолютным нулём в своей собственной жизни — где он не может наладить отношения — нигде, ни с кем и никогда!!! Но вместе с этим берётся судить обо всём мире! Делить всех на классы! Делать какие-то недужные и сумасшедшие обобщения.
20
А сам не может наладить отношение даже с родной мамой! Которая, конечно же, с годами... Да с годами — стала слаба не только глазами, но и всеми разуменьями — какие только есть.
То есть она запросто может орать на всю улицу, что хочет, мол: «Писять!» - и обвинять тебя в том, что ты не можешь найти для родной мамочки туалета.
И когда ты в ужасе, что её слышат все окружающие вас прохожие — пытаешься ладошкой закрыть ей рот! то попадаешь рукой на её больной пародонтозный зуб!..
Через который, кстати, (весь больной и пародонтозный её рот) на тебя идёт такая вонь!.. (ну, так вот гниют пародонты у зубов, что вонь от человека идёт — то крысой — дано уже сдохшей, то свежевыструганными фекалиями... Короче говоря так воняет, что любого другого человека, т.е. собеседника — просто, чисто физически, отбрасывает!)
В общем не дай бог никому иметь такого сродственника, который ещё, вдобавок, и всеми фибрами души — лезет к вам общаться! И ты, вроде бы, тоже, всеми фибрами пытаешься эту вонищу, как-то загасить... Ну, хотя бы на время совместных поездок — где приходится сидеть, уж как ты хошь, рядом!
Покупаешь в аптеке, разные, там, освежители — пасти рта — для рта; или даже в своём самом великом развитии! дошёл даже до того, что покупаешь заранее, какую-нибудь булочку, или яблочко и говоришь: «Поешь любимая!.. тебе пора перекусить!»
Но любые аптечные освежители помогают только секунд на пять; а на шестой секунде уже вонь — дохлой крысы — перешибает любой лимонный освежитель — если он лимонный; и апельсиновый — если он апельсиновый. Допустим даже — засунешь ей в рот яблочко, или булочку — и она его, и её с водичкой проглотит... Эт-т-т-т-то чуток подольше помогает — примерно на пол часа...
Но через пол часа — на свежесть чудесного и наливного яблочка — наслаивается, накладывается, вклинивается — как неотвратимость наказания — вонь городской канализации и жуткие миазмы мегаполиса — отравляющие и уничтожающие всё живое — с чем они соприкасаются.
Вроде бы закрываешься рукой — не помогает; отворачиваешься — не помогает. Уговариваешь её помолчать — пытаешься, как-то втолковать человеку — ну, что от него жутчайше воняет — не помогает. Потому что у неё, видите ли, старческий маразм, она впала в детство, она так же, как ребёночек восхищается всем, что она видит вокруг — собачку ли увидит — ажни взвизгивает на всю электричку; ворону ли заметит — нет предела восторгу — вместе с баснями Крылова — на весь автобус!
Самолёт ли узреет в небе — лопочет чтой-то типа: «Самолёт,
самолёт — отвези меня в полёт!», или просто кричит в восторге на всю электричку: «Самолёт! Самолёт!» Любые увещевания бесполезны... пересаживаешься на другое место (если есть такая возможность) и даже минут пять едешь в полной тишине. Но её ведь это совсем и совсем даже не устраивает; ей ведь надо измываться и мотать нервы — криками на всю электричку; и даже больше чем криками... а именно, что она кричит.
Ведь любой случайный попутчик — послушав эту бредятину с пол минуты — понимает, что перед ним — абсолютно сумасшедший человек, который, типа, впал в детство — и вот, городит обо всём, что видит и слышит. Мели, как говорится, Емеля — твоя неделя! В связи с тем, что она, мол, древняя старинушка — то ей, мол, в связи с этим — всё позволено! а именно шокировать всех окружающих — неадекватным поведением.
И если кто-то и думает, в связи со всем этим, что так, мол, это всё и должно быть! Ну, мол, старый человек — ну, что, мол, возьмёшь?! Мол, угасание всех психических функций мозга — а что вы хотите?! То не дай вам, как говорится, бог - такую маму, или любого другого сродственника — в которого явно подселяется какая-то нечисть; и эта нечисть тебя буквально - заживо изводит.
Ведь это мама всё прекрасно понимает — где надо изводить, когда надо изводить; она не будет ведь устраивать эти концерты (театра одного актёра) без публики. Она именно работает на выкачку из тебя жизненной энергии — тогда, когда ты абсолютно беззащитен и обнажён.
И вот, затыкаешь ей рот ладонью — типа того, что вонь... и хотя вонь действительно сногсшибательная, но в основном из-за того, чтобы замолчала и перестала тебя позорить. Но тогда она начинает болтать без умолку — прикрыв рот уже своей ладонью, или журналом, что тоже привлекает внимание попутчиков — да и от вони это прикрытие мало помогает. Тут,
как говорится, вы когда-нибудь пробовали разговаривать с трупом? Не пробовали? Ну, тогда вам сложно понять — о чём это всё.
Дак вот, когда она орёт на всю улицу, что хочет писять! и ты пытаешься закрыть ей рот, чтобы перестала позорить... то попадаешь на её пародонтозный зуб ладонью... Спицифика пародонтоза — это, как мы уже говорили — вонь — во первых. Ну и во вторых — болят все эти гниющие, трупные дёсны. Болят так, что и дотронуться до них невозможно и разжевать что-нибудь немыслимо... И в третьих — льёт вонючая, тягучая слюна — как с бешеной собаки.
И когда попадаешь ладонью на её зуб, который врезается в пародонтозные дёсны — то она уже орёт так — на всю улицу, что оборачиваются все идущие прохожие. И если бы ей было просто больно — это одно; если бы старческий маразм — со впадением в полное детство — это второе... Но в ней сидит нечисть, которая питается твоей энергией... изводит
и получает от твоего изведения — питание.
И поэтому, она, после дикого адского крика — кричит уже следующее: «Сколько можно избивать меня? Когда кончатся эти избиения?» - душераздирающе вопиет она на всю округу. Люди даже останавливаются — смотрят на вас широко раскрытыми глазами — потому что подспудно как-то, скрытно и подпольно — но всем людям нравится нечто остренькое и солёненькое.
И началось это у мамы давненько. Сначала она стала очень плохо слышать. И чтобы что-то донести до неё, надо было кричать ей это — напрягая все голосовые связки — чтобы хоть что-то дошло. Здесь она включала ещё непонималку, чтобы вывести тебя, из себя — полностью. Именно этот приём — между ничего неслышанием и непониманием — она использовала уже давно, чтобы изводить тебя.
И вот, когда, что-то надо всё таки донести до неё, но ты этого не можешь... И ещё, при всём при этом, надо кричать; и ты уже не знаешь из-за чего ты кричишь — из-за децибелов, или из-за раздражения. И здесь она абсолютно спокойно и осознанно говорит: «Ты кричишь, кричишь — значит, скоро бить начнёшь!..»
Ты обычно, как всегда, убегаешь - так и ничего не добившись — а только взбесившись и больше ничего. Но ей-то этот вывод очень даже понравился. Она была в восторге от того, что скоро ты её бить начнёшь! И вот, всем встречным и поперечным, любым знакомым — она начала рассказывать, что родной сын её избивает!.. Она обсасывала и услаждалась
этой идеей до невероятия...
И люди, главное, все, ажни замирали от неожиданности и впитывали, впитывали, впитывали её слова — ведь это же такой пассаж, такой моветон, такая низость — что все, конечно же с наслаждением ей внимали... а она естественно услаждалась, что хоть кто-то её слушает — всплёскивает руками и качает головами.
Так вот, мало-помалу — прониклась она этой темой, идеей, эврикой — избиением сыночком — родной матушки... И стала наслаждаться этой темой... И нет-нет, да применяла свои эти, странные радости, на практике — позоря тебя на всю вселенную!..
И когда ты ей говоришь (после того, как вы покидаете это место преступления), что сколько, мол, можно меня позорить? Она на это отвечает, как в театре одного актёра — т.е. всеми фибрами своей души!.. Т.е. дрожащим и трепещущим голосом, как величайшая актриса - всех времён и народов:
- Может быть хоть немного тебе станет стыдно и ты перестанешь меня избивать!
- Мама, - говоришь ты, - ну, когда же я тебя избивал?!
- А знаешь, как мне дёсны было больно! - восклицает она.
- Но ты же меня позоришь абсолютно перед всеми... Ну, догони сейчас этих всех людей и скажи им, что: «Это не то, что вы подумали... Просто у меня пародонтоз!» - ну, беги, догони всех этих людей, объясни им это всё!
На что мама ничего не отвечает... а зачем? Ведь она уже сделала своё гнусное и мерзкое дело.
Это я к чему всё это говорю?.. Что если ты не можешь сладить даже со своей родной матушкой... Ежели ты не в силах даже её полюбить — такой, какая она есть... то, что уж тут говорить - про тёщу, про жену (которой вечно не хватает ни на что денег), что уж говорить про своих детишек, которые в этой жизни, в подростковом возрасте, открыли для себя только одну отраду — это кайф — от портвейна, от курева, от адреналина...
И вот, ну, ты ни с кем, ваще, не можешь ни сладить, ни наладить контакт; ни найти, ну, хоть какие-то точки соприкосновения... И вдруг, ты, о цыплёнок!.. (причём сколько бы ты только не жил — всё одно дурак-дураком и уши твои холодные). И вдруг, ты берёшься за то, чтобы разделить людей на какие-то классы...
И один класс, или несколько классов — отправить туда!.. И рукой так — эдак! Ну, типа, на Колыму! Другой класс людей вообще уничтожить — потому что они жить никому не дают! Жизни никакой то есть от них нет!
То есть, ты, не зная вообще, даже самых элементарных вещей - кто создал, к примеру, пушистые почки - у вербы, у осины, у ракиты... Потому что, сами бы деревья, растения — просто
бы замёрзли на весенних, ночных заморозках — отморозили бы себе все листочки и засохли бы — и больше ничего.
Но КТО-ТО... Именно КТО-ТО! Зная заранее, как и чем можно спасти эти юные почки... То есть ни дерево осины это знало... Ни куст ракиты это знал! А именно КТО-ТО знал! Что повышенная пушистость — может спасти не только кошечку в морозы — но и эти вот юные почки, бальки, или котики — как их ещё называют. Кто-то сделал их пушистыми! Кто? Кто это сделал?
21
Или кто, например, создал длинные шеи у жирафов? Гипотеза о том, что в процессе эволюции, какая-то, видимо, лошадь... стала тянуть так свою шею, тянуть за листочками, чтобы обглодать их... И вот, выживали только длинношеие — не выдерживает никакой критики, или обсуждения мало мальского. Ну, потому, что любое животное — оно, когда есть нечего — не видоизменяется, а просто дохнет от голода, от эпидемий и т.д.
Любой бывший слон, или носорог — не покрывается длиннющей шерстью при наступлении ледникового периода, при наступлении морозов... Нет! а просто подыхает всем стадом и больше ничего. И больше ни-че-го. Какие-то гипотетические движухи слонов и носорогов у края ледника и пусть даже и намного южней — где меняются времена года... Тако ж — не ведут к покрытию их шерстью, а ведут только к осеннему воспалению лёгких и к летальному исходу.
И всё на этом! И всё на этом! И есть только одно НО. Одно маленькое и малюсенькое НО. Но если КТО-ТО прилетит, типа НЛО, и создаст в своих лабораториях — изменив ДНК — шерстистых мамонтов и носорогов — и сделает их такими же морозоустойчивыми, как например овцебыки на острове Врангеля; вот только тогда эти южные и жароустойчивые носороги — выживут в изменившемся климате; только тогда.
Или с теми же прямоходящими обезьянами. Почему обезьяна встала на две ноги? Спрашивают у учёных. Они сначала просто отмахиваются, как от назойливой мухи. Потом, делать нечего, начинают глубокомысленно отвечать — там, типа, что - некоторые обезьяны, мол, смекнули, что камень и палка полезные инструменты. Ну и начали их носить с собой — именно так возникло прямохождение! и лобные доли попёрли так, что не остановить!
Д и вроде бы всё — задолбись! Д и вроде бы всё замечательно! Но дело-то в том, что и сейчас есть немало обезьян, которые немного-нимало, а используют орудия труда и даже каждый день! (то есть даже много больше чем современные люди — особенно городские). Например, есть умнейшие обезьянки, которые сначала ныряют за моллюсками на берегу океана, или собирают их после отлива; и потом на любимейших своих, излюбленных камнях — и излюбленными же камнями ударными — разбивают их (эти моллюски) и лакомятся ими, как говорится — не отходя от кассы.
И так вот живут кажинный день — из года в год — из тысячелетия в тысячелетие. И никакими людьми, как-то не собираются даже становиться. И не планируют. И никогда не таскают с собой свои любимые камни, чтобы, например, кто-нибудь другой не спёр. У животных вообще этого нет — какое-то, даже очень нужное, орудие забирать с собой.
У них это так — использовали — бросили; использовали — бросили. Например, другие уже обезьяны — шимпанзе — при нападения ягуара — хватают камни (если они есть поблизости) — кидают ими в него; или вооружаются сухим валежником — палками и с дикими воплями ударяют ими по кошке. И они изгоняют ягуара! И празднуют победу!
Но ни одной обезьяне, никогда не придёт в голову — таскать с собой этот очень полезный даже камень, или палку — пусть даже необычайную выручалку. Обезьяна никогда этого не станет делать из-за того, что эта палка, или камень — очень мешает ей при передвижении — и на дереве, и на земле. С этой палкой, или камнем — она просто не удерёт от опасности! От ягуара, или леопарда...
Сие не важно. Важно то, что любой обезьяне просто жизненно необходимо, чтобы руки всегда были свободные — иначе обезьяны просто вымрут! Потому что первый и самый главный инстинкт у всех животных — это удрать при первой же опасности! А как же она удерёт — если руки заняты?
И только, когда уже совсем край, когда животину припрут к стенке! когда некуда бежать и впереди только смерть! Вот только тогда обезьяна пускает в ход свои - клыки, руки, ноги; начинает хватать камни и т.д. Никогда, никакие обезьяны не вооружатся и не будут ходить по саванне — типа того, что мы сейчас никого не боимся и всё тут!
По саванне ходят, хотя бы, те же самые бабуины и гамадрилы, но вооружаться!.. им даже в голову не приходит. Объединяться — да! Все самцы сразу в кучу (это как и у других животных) — это да! Сразу все обнажив клыки нападают на леопарда. Это да! Это действенно!
А орудия? Ну, нет! Орудия только мешают быстро передвигаться, менять направление бега, избегать опасности, убегать. Орудия здесь — да ни в коем случае.
Почему я так долго останавливаюсь на этой теме. Да потому, что именно на этой фантазии строится происхождение человека. Что мол, какие-то обезьяны — вооружились и стали, вот так, ходить — особо опасными группами. Животные следуют только инстинктам и ничего, и никогда не изменят — если это, тем более, ставит под угрозу их выживание.
Это высказывание, эта фантазия (про всегда вооружённых обезьян) — это до такой степени незнание жизни, незнание животных, что об этом и говорить-то, как-то противно. Но именно на этом и настаивают те учёные, которые только через орудия, через ношение их с собой — видят происхождение человека.
«А как же ещё по другому-то произошёл человек? - задают они риторический, истерический и акробатический вопрос. - Как же он тогда, человек — встал на две ноги? Точнее, как же ещё обезьяна могла встать на две ноги?»
Не, ну, если вы не знаете — то спросите у других. Почему вы, вдруг, подгоняете под свою фантазию — то, что пришло вам в голову?
Спросите у других — тем более, что есть и другие мнения; и другие утверждения о происхождении человека. Т.е. так же, как бурый медведь никогда бы не стал белым и не стал бы тереться о земную ось — если бы ему кто-то не помог... Потому что это две большие разницы — бурый и белый медведь. И если бурого медведя забросить в Арктику — то он просто сдохнет - от голода и холода.
Но если поработать над его ДНК — изменить и подогнать его под Арктику — сделать из него Арктуса — то он среди льдов будет себя чувствовать, как дома. Так вот, так же, кто-то и помог, каким-то обезьянкам — типа шимпанзе. А именно так поработало НЛО над их ДНК, что они и встали на обе ноги, и у них освободились две руки — когда не надо стало удирать на четырёх конечностях.
Иными словами, две конечности — руки — просто стали болтаться без дела! Т.е. на них уже не удерёшь! на этих руках! Они просто бесполезны при удирании. Они будут только задерживать бег — эти руки. И вот, именно так появились орудия. И тогда это действительно всё логично. Ну, это если не жить, как все учёные в фантазиях и утопиях — а исходить из фактов и тупой жизненной логики — необходимости тупых, жизненных обстоятельств.
Странно, кстати, после всего этого, что основная прерогатива, основное преимущество, привилегия учёных — что они верят только фактам. Хотя здесь фактам, как раз, верят те — кто понимает, что обезьянам КТО-ТО помог встать на две ноги — изменив их ДНК. Это факты! Работа над ДНК в лабораторных условиях — факты!
А делать в своих фантазиях из животных, каких-то высокоразвитых существ — которые начинают действовать вопреки инстинктам, вопреки своей природе — ну, эт-т-т-т-то знаете... Утопия это очень мягко об этом сказано. Бред сумасшедшего — вот это будет намного ближе к истине.
И после этого хватает совести говорить, что, мол, мы учёные — апеллируем только фактами, обращаемся только с доказательствами. Когда в самом начале! В самом начале стоит бред сумасшедшего, что обезьяна взяла в руки орудие труда и стала человеком.
Да, обезьяна может использовать орудие труда, но тут же его выбросит — носить с собой она не будет камень никогда. Это противоречит всей её природе. А вот, если обезьяну КТО-ТО поставит на две длинные ноги и укоротит ей руки — ставшие вроде бы, сначала и не к чему — эти верхние конечности; но потом правда сообразили, что в них можно носить, например, копьё и не бояться льва.
Ну, это будет намного ближе к истине. Это практически факты — если мы конечно знаем животный мир и на что он способен. Этому нет доказательств, но это точно не бред сумасшедшего. Это даже можно пощупать за вымя.
И к чему вообще всё это я? Что ты, о цыплёнок — стоя перед этой бездной необъяснимых фактов... и которые можно объяснить только одним — что КТО-ТО... именно так — КТО-ТО — более мудрый, более умный, более любвеобильный — именно так — заботящийся о каждом листочке — спасая его пушистиками; заботящийся о каждой животине — приспосабливая её — эту животину — к тем условиям — в которые она попадает.
То есть курирующий, следящий за всем на нашей Земле... чему кстати УФОлоги собрали немало фактов, когда из какой-то тучи — ну, скажем так — из НЛО — начинают просто сыпаться — те животные, которые просто необходимы для погибающей местности; чтобы, хотя бы, склевали всех короедов — спасли от гибели лес!
Кто ОНИ? Что ОНИ? Все эти существа из НЛО. Вот примерно, где должны витать мысли цыплёнка. Тем более, что некоторые источники — такие как Новый завет, Иисус Христос, православные святые — вносят ответы на эти вопросы — кто ОНИ? И что ОНИ?
Да, куда там... цыплёнок начинает размахивать крыльями — чтой-то там пищать — там, типа: «Надо истребить всех комаров — как кровососущих!» То есть ничего не зная, ничего не ведая, имея в мозгу только одну извилину — и ту фуражка натёрла... человек всех разделяет на классы, на виды и подвиды — и предлагает скинуть всех трутней и паразитов, и богатых, и тогда мы заживём в раю!
Типа он здесь первый человек на земле у кого проснулась совесть. Типа он здесь самый честный и совестливый, и тонкочувствующий — вот народился, вдруг, впервые! за всю историю Вселенной! Самый тонкий! Тончайший!
А то, что основной закон Вселенной это Любовь — он знать не знает и ведать не ведает — ну, потому, что это противоречит его здесь установке, что он здесь — самый, самый. Да и просто не знает. А если и узнает — то это вступит в конфронтацию с его идеальной платформой мироустройства — что он здесь самый тончайший. И это ему очень и очень не понравится.
22
- Вот подождите, патриарх, ну подождите, - не выдерживает всё ж таки Гордей, - ну, что ж вы так всё шелестите, шелестите и успокаиваете нервную - всю мою систему. Всё в животном мире — всё, что мы видим и слышим, и ощущаем — только и делает — всё своё существование — это пожирает другое существо.
Одни, значит, вонзают клыки в горло, другие выпускают кишки — более слабым; третьи выклёвывают глаза, четвёртые дробят своими коренными — кости друг-друга. Да, всё плодится и всё размножается... но всё, с таким же успехом — разрывается на части, дрищет кровью, уничтожается в бесконечных эпидемиях, протухает и воняет.
О какой любви, о уважаемый патриарх, вы мне всё время шелестите — если единственный закон на Земле — это сильный — натешившись и наиздевавшись над слабым — уничтожает его и сжирает. И нет ваще других законов на Земле! Кроме смерти, вони и взаимного взаимопожирания! взаимоуничтожения.
- Земной мир — пограничный, мой юный друг. Земля это граница — между адом и раем. Несметное число лет назад — Земля была райской долиной, где среди лугов, полей, лесов — паслись чудесные животные — и не было болезней и смертей. Ну, т.е. все там жили — так же, как живём мы сейчас здесь.
Но на Землю вторглись силы тьмы, хаоса и распада. Начались эпидемии, болезни... болезни к которым относилось и относится так же сумасшествие. НЛО — которые тоже есть у хаоса и сил распада — рассеивали по Земле — саранчу, короедов, тлю, инфекции — какие только есть...
Растения, трава — вымирали; луга гибли, деревья умирали от короедов. Животные от голода — потому как есть стало просто нечего... ни травы, ни деревьев — стали сходить с ума… и это, именно сумасшествие, а не голод — послужило к тому, что животные стали есть друг-друга.
Земля вышла из высокодуховного измерения и оказалась в трёхмерном пространстве. До такой степени паразиты выпили
из неё все Божественные соки — что Земля перешла в другое — более низкое измерение. В этом трёхмерном измерении Земля находится и до сих пор.
И паразиты с неё не уходят... А все силы — тьмы, хаоса и ада — это только паразиты — которые паразитируют на юных и глупых существах. Они просто не могут, сами по себе, жить в своём аду. Всё что не от Бога — оно самоуничтожается. И поэтому они и захотят если уйти — но уйти им отсюда некуда. Без юных и глупых существ, которые есть всё население Земли — им смерть.
И силы Света, Божии существа, отсюда не уходят. Потому что — во первых — стоят эдаким блокпостом - здесь — на границе всех миров. Мир Земли — он пограничный; и дальше — выше, к нам вот сюда — силы тьмы уже никогда не пройдут — пока есть граница миров - Земля; или трёхмерное измерение. Выше их уже никогда не пустят Светлые силы — во главе с архистратигом — архангелом Михаилом.
Во вторых силы Света никогда не бросят здесь на Земле — уже обманутых и отравленных существ — как людей, так и животных. Никогда не бросят и не оставят здесь на Земле больных сумасшедших — всегда ожидая их раскаяния перед Богом и их перехода на Светлую сторону жизни.
Такого великого терпения, как у Бога — так и у Его Светлых сил — нет больше ни у кого — в ожидании того — когда, всё таки, все больные психически — перестанут мучиться, утомятся от мук, устанут от ада — и запросятся обратно к Богу, как к единственному Светочу здесь на Земле.
Это, кстати, относится и к самим демонам — тьмы, хаоса, распада — когда им всё ж таки надоест измываться и издеваться и изгаляться — ни над кем-то!.. О нет, совсем даже не так! Абсолютно даже не так! Ведь ни над кем-то они измываются и изгаляются — всё своё убогое существование — а только над самими собой. Ни кого-то они бичуют, ни кого-то они дурят, а себя они дурят — и только себя; ни кому-то они строят козни — а себе они строят козни; ни кого-то они топят, а только себя... только себя, только себя.
И вот, когда это дойдёт до них самих — до их больной и сумасшедшей головы — почему, всё таки, они такие больные и сумасшедшие?.. то может быть и они потянутся так ручеёчком — к Светлому существованию без мук, без страданий — к Любви и покою.
То есть вот, всё ж таки, если очень кратко — тот мир — в котором вы все живёте на Земле. И в этом мире, в пограничном мире — всем надо выбрать — к сумасшествию он идёт, или к Любви. И третьего не дано.
И если ты настраиваешь себя на что-то тёмное, на волну распада — на радиостанцию Сумасшествия — то ты только и будешь это слышать в своих ушах... всё это тёмное — ты только и будешь видеть в своих глазах; и будешь распадаться вместе с этой радиостанцией — всё больше и больше...
Но если двинешь рукой по волнам радиоэфира и встанешь на станции Любви и Спасения — то ты уже будешь видеть вокруг себя — ни вечное взаимопожирание и истребление, а нечто совсем, совсем даже другое. Ведь борьба между тьмой и светом — миллионы форм принимающая.
К примеру НЛО сил распада — забрасывает в изумрудную тайгу короедов и те начинают пожирать всю тайгу — и вместо изумрудной — один сухостой только гудит на ветру. Но НЛО сил Света — внедряет в эту тайгу, усиливает т.е. популяцию - дятлов, поползней и прочих зверушек — Спасателей. И вот, мало-помалу, но тайга с помощью дятлов начинает спасаться и вновь становится изумрудной. То есть птицы не жуков пожирают и их личинок, а спасают вечнозелёную тайгу.
Поехали дальше — ты можешь представить себе города, мегаполисы и просто посёлки и деревни — без таких спасателей, как кошки и собаки? Когда НЛО из тьмы внедряет в наши поселения - крыс и мышей — и они буквально берутся из ниоткуда — в неимоверных количествах.
Да, люди вымрут все - в этих городах и мегаполисах — от одной только туляремии — и не спасут никакие ловушки и яды. Потому как эти твари к любым ядам адаптируются (или скорей всего им помогают адаптироваться — силы тьмы). А ведь эти адские животные не только туляремию разносят. И вот, только кошки в домах и собаки на улицах — спасают наши города и поселения от полного вымирания.
И вот, теперь скажи — разрывают ли собаки на части — кишки у крыс, отгрызают ли им головы? так же собственно, как и кошки любят прогрызать голову крысам и несут их к порогу хозяина; измываются ли кошки с мышью — пока та не сдохнет? (потому как есть их — им очень противно) Или же кошки и собаки просто — ни больше ни меньше — спасают наши города от полного вымирания людей — в эпидемиях.
Как тебе вопросик-та? А? Если с точки зрения Любви посмотреть — к людям и спасению их.
НЛО сил распада забрасывает на наши фруктовые деревья — тлю, гусениц, долбоносиков и прочую мерзоту — в неисчислимых количествах. И вот, всеобщее пожирание листвы, повсеместное вымирание деревьев. Но, вдруг, слышим — пинь-пинь-тиу!.. Что такое? Пинь-пинь-пинь! Что за чудо?! Что за отрадное пение?
А всю эту мерзоту — во главе с гусеницами поедают уже синицы, скворцы и прочие пичужки — коим несть числа — этим светлым созданиям! Которые ещё и слух нам услаждают! О-о-о-о-о-о — отрада!
Что может быть мерзотней крокодила?! Казалось бы! Да?! Но представь себе умер бегемот в Замбези — весом до двух тонн — от ещё одной болезни — занесённой во все организмы на Земле - силами ада — от старости — от распада всего тела. И вот, начала разлагаться эта двухтонная глыба и отравлять всю воду окрест — всеми болезнями, какие только есть.
То есть если бы не крокодилы — вымерло бы от болезней всё стадо бегемотов! Но подплывают крокодилы — кусь-кусь, хрусь-хрусть — и нет умершего бегемота. И все счастливы и смеются! И попукивают маленькие бегемотики, чтобы не болели у них животики! Во где счастье-т! Во где отрада!
Тут ведь видишь — с какой ведь стороны на это на всё посмотреть. С какой стороны посмотреть. И крокодилы уже получаются совсем даже не жуткие твари — а спасатели МЧС. Да так-то вот и все остальные хищники — которые, вообще-то, на поверку, не хищники, а падальщики.
То есть львы — такие же падальщики, как и стервятники, которые спасают всю округу от болезней — кои разносит гниющая плоть. Да, от великого голода — бывает, что и падальщики нападают на здоровых особей и на людей. Но это только если совсем уже есть нечего; или от сумасшествия — которому так же подвержены и животные.
Или забой крупнорогатого скота — это жутко, да, и я с этим стопроцентно согласен с вегетарианцами и веганами. Но от молока коров зависит жизнь половины наших грудных младенцев, которые находятся на искусственном вскармливании. Т.е. не будет молока коров — половина наших детишек просто вымрет.
Вы вегетарианцы дайте сначала детишкам выжить и вырасти, а потом уже решать — есть им мясо животных, или не есть? Противно им это, или не противно? А без забоя, тех же быков,
эта отрасль сельского хозяйства не работает. Куда вы денете быков выросших — со своей любвеобильностью?
Это тоже самое, как кроманьонцам запретить убийство мамонтов и чукчам, в наши дни, запретить убийство кита. Ну, да, чукчам тоже кита жалко и они, в отличии от нас, просят у кита прощения... Но, говорят они, если мы не убьём тебя наше племя умрёт от голода.
Отправляйте быков голодающим Африки, Гринпис! Но без молока нашим детям не выжить.
Такая вот, миллионы форм принимающая борьба — между добром и злом, между тьмой и Светом. И великая жертвенность, ради нас, животных — коров, овец и прочих — без которых не выжить.
Хочешь видеть во всём этом, какое-то бесконечное взаимопожирание? Тогда в глазах твоих тьма и только ужас от всего, что вокруг тебя происходит. А можно видеть в том же самом, в тех же самых кровожадных львах — не кровожадных львов, а спасателей — которые во время засухи, когда от жажды умирают и слоны, и бегемоты — не дают заразе, от падали, распространиться на всю округу и погубить все стада — слонов и бегемотов, которые только так избегут эпидемии и останутся живы.
То есть львы — спасатели, львы — падальщики, как собственно и все остальные, так называемые хищники, которые вообще не хищники! То есть не цари зверей, не ужас саванн и т.д., а именно спасатели, которые, как и все на Земле подвержены тоже психическим заболеваниям — которые распространяют, тако ж, силы распада.
Иначе, как же у трона Иисуса Христа мог оказаться огнегривый лев и золотой орёл небесный?
И вот, так-то вот, на всё и на вся смотри в своём мире — на Земле — и ты увидишь, что мир полон Любви и Благодати... И почувствуешь и Спасение, которое всегда — рядом со всеми и Отраду Божию. А совсем не то, что ты здесь — мне перечислял — полная безысходность и безнадёга.
Я не к тому, что мир на Земле идеален. О совсем нет. Мир во многих своих проявлениях — ужасен. Но здесь идёт бесконечная война. Война между добром и злом. Война миллионы форм принимающая. А война не может быть — не ужасной.
И с одной стороны, всех нас — задолго ещё до рождения — бесконечно изничтожают — до полного распада на атомы. (Такая вот, против всех нас агрессия, такая вот ярость — против всех нас; такая вот против каждого из нас ведётся уничтожающая война. (Почему, кстати, ни в коем случае, нельзя никого судить и ненавидеть. Потому, что в каждой семье, в каждом роду — есть какие-то свои психические и индивидуальные болезни.
У этих психических и кармических болезней не найдёшь нигде и никогда — никаких концов. Кто там и когда — кого проклинал?.. Кто и когда и на кого — наводил порчу?.. Кто и на кого — смотрел чёрным глазом?.. и т.д. и т.п.
Вывод один — если бы ты родился в этой семье — то и на тебе бы было это родовое проклятие; и ты бы был таким же сумасшедшим. Ведь невозможно, например, в том же племени людоедов принести возлюбленной — заместо человеческой головы — цветы...
Или ты настаиваешь на том, что ты бы принёс тамошней самке — цветы... если она от тебя ждёт голову... Голова это полинезийский предмет ухаживания — калым. Нет, если бы ты родился в Санкт-Петербурге — то принёс бы конечно цветы — невзирая ни на что! Оказавшись случайно на острове...
Но если бы ты родился на этом острове и ничего бы, кроме людоедов, не видел вокруг себя — с самого детства... то у тебя бы ведь даже и мыслей-то других бы не было... Ну, там, каких-то альтернативных, малёхо отвлечённых от действительности, несколько эфемерных — не совсем как-бы отсюда...
И поэтому, как мы можем судить людоеда? Когда его можно только лечить. Как мы можем судить сына, или дочь алкоголика — если они уже в утробе матери были больные - из-за алкоголизма отца, или матери. Они уже в утробе матери были психически больны — там, олигофрения, дебилизм, идиотия...
Как мы сверхразумные существа можем их судить, когда на их месте — в утробе матери — мы были бы такими же. Вот почему на этой Земной войне - никого и никогда нельзя судить, а можно только лечить)). А с другой стороны нас всех здесь — без конца и края Спасают — и кто не почувствовал это — тот просто дурак.
На Земле представлены все миры, какие только есть — выше нас и ниже нас. Выбирай мир, который ты хотел бы впитывать — внимать ему — по какой дороге ты бы хотел ехать. По дороге в ад? Или по дороге Любви и Спасения. И вот, по какой дороге ты поедешь — то ты и будешь видеть вокруг себя.
Вот, ты говоришь — мир Земли плох. Все люди — звери; сильный рвёт глотку слабому, побеждает сильнейший — и это значит, что ты надел на себя невидимые чёрные очки. И вот, несмотря на то, что на планете Земля представлены абсолютно все миры, какие только есть во Вселенной — горние и адские... но толку-то, что со всего этого?! Если ты в своих чёрных очках — видишь вокруг — только всё чёрное.
И никогда ты не увидишь ничего светлого и спасительного в самых, казалось бы, Светлых проявлениях. И вот, уже львы будут, в твоей голове, перегрызать горло бедным косулям, а не спасать всю округу от эпидемий — поедая падаль; а с косулями — ну, так иногда получается, когда нет никакой падали... да и здоровая косуля не попадётся.
Но ты-то! Ты то этого всё одно не видишь! Тебе то что? Да и телевидение, как назло, снимает только эпизоды, когда львы нападают на живых, а не занимаются своими прямыми обязанностями — поедая павший скот.
23
Или уже отношения между мужчиной и женщиной — ты, в чёрных очках — будешь воспринимать не как Любовь, а как животное влечение к размножению, или ещё проще — к сексу.
То есть все возвышенные стихи, всю небесную музыку, романсы и песни — ты будешь воспринимать не как попытки поведать нам о Любви... а как пошлое и низкое влечение потрахаться. Иными словами — мир наизнанку.
Любовь, между мужчиной и женщиной, в нашем мире есть — и она ничем необъяснима. Любовь есть великое чудо на Земле. И если ты не видишь эту Любовь — то это ведь не значит, что Её нет. Когда Любят даже тех — кого никак уж нельзя Любить.
Любят пропащих и вонючих алкоголиков, которые только мочатся в постель и больше ничего. Они пропивают не только всё то, что видят вокруг, но давным-давно уже пропили и совесть и либидо... водяра — сто лет, как уже загасила любое половое влечение. Но их Любят женщины, их Спасают без конца и без края — наши русские женщины... хотя от них, не то что толку, как от козла молока, а намного даже хуже...
От козла всё ж таки есть толк, там, какой-то; размножение, там, к примеру... а тут т.е. вообще толку никакого, а только всё в убыток. И тащит он всё из дома пропивать... и ад, который сопровождает любого алкоголика — там, белая горячка — сумасшествие. Но Любят русские женщины это русское чудо — и всё тут. Вот Любят и всё тут... являясь вообще-то сами — вот уж, действительно - русским чудом.
Сколько женщин живут с теми же мужьями-инвалидами, которые вообще ни мур-мур. У которых всё, что только возможно — атрофировано. Которые, вплоть до того, что просто в коме лежат, или с инсультом, как растение... Но их Любят, их кормят с ложечки, или через трубку... из под них убирают дерьмо, подмывают, меняют простыни, ворочают их,
как тяжеловесную чурку — с боку на бок, чтобы не было пролежней;
протирают их всех влажной тряпочкой, обрабатывают образовавшиеся пролежни марганцовкой и т.д. и т.п. Разве перечислишь всех забот и работ с инвалидом?
Да по одним только СОбесам и ЖКО ходить и собирать справки — проклянёшь ведь всё на свете — и плюнешь на всё на это и сбежишь — пускай СОбес сам этим всем занимается — этими тухлыми, противными и вонючими инвалидами. Но женщины не плюют и не сбегают. А покорно, да ещё и с радостью великой — ходят и всем этим занимаются.
И какие у этих всех женщин радости бывают великие, которые и не понять-то никому — кроме них самих!.. И не понять ведь никому — их великие радости! Собрать, например, все справки для подтверждения инвалидности — для комиссии ВТЭК, или МСЭК — медицинская, так сказать, экспертиза;
так вот, для них, для это комиссии — нужно пройти незнамо сколько врачей — с четырёхчасовым сидением в кажный кабинет, надо сдать все анализы — инвалида прикованного к постели; нужны результаты флюорографии, ЭКГ, УЗИ и т.д. и т.д. и всего даже не перечислить... всего того, что надо собрать, сдать, зафиксировать, сфотографировать, просветить, продиагностировать - для эфтой самой медицинской комиссии, чтобы эта самая комиссия выдала инвалиду — инвалидность;
то есть именно зафиксировала, таки, что он инвалид! и что инвалиду положена пенсия по инвалидности. Не абы какая эта пенсия, но для выживания инвалида хватит — по самому минимуму прожиточному. (То есть на крупу — типа, ячки и пшенички (но вообще поджарить на растительном маслице с лучком эту кашку — очень даже не плохо)).
И вот, подтверждать инвалиду свою инвалидность нужно раз в год; и вот, как хочешь подтверждать это — так и подтверждай. Если жить, как говорится, хочешь. Иначе просто выгонят с инвалидности и подыхай с голоду. В стране России, а точней в СССР, где инвалиды были изгоями — для них не делали ни подъёмников, ни лифтов, ни наклонных дорожек — ну, не учитывались инвалиды в СССР — ну, ни с какой стороны.
Они только портили, как говорится, пейзаж — бурного биения жизни — строителей коммунизма; они только обгаживали фонтанирующую картину всепобеждающей — молодости и юности, и здоровья — великих тружеников социализма!
И вот, не учитывались уж никак. То есть заперли тебя в комнате и сиди там — не порти пейзаж. Но они же были эти инвалиды, они и сейчас есть. И им для того, чтобы выжить, а далеко не по прихоти акой... нужно передвигаться. Ну, для продления инвалидности — раз в году надо передвигаться — для сдачи тех же анализов в больнице и т.д. и т.п. - и передвигаться не один раз.
А как передвигаться, там, где для этого не приспособлено вообще ничего?! Т.е. вообще ничего! Ну, ладно ещё сейчас в России (вместо лифтов для инвалидов, где возможно передвижение на коляске) наладили кое где спуски на железных каких-то рельсах — куда можно заезжать колёсами и два дюжих мужука — один спереди — другой сзади — смогут спустить инвалидную коляску по этим рельсам...
Д и то, это, в зависимости от веса инвалида. Если, например, у больного тяжёлый вес (как это в основном и бывает из-за того, что человек мало двигается) — то никакие дюжие мужуки не спасут на этих рельсах. И что тогда? Как инвалиду спускаться и подниматься на этих лестничных пролётах? Катышком? По одной ступеньке? Катиться вниз?
Ну, даже и ладно, допустим, вниз сволокли. А вверх, как подниматься? По одной ступеньке подтягиваться? А если инвалид обездвиженный? И не транспортабельный?
Это такие вопросы ставит этот ВТЭК, или МСЭК — каждый раз перед родственниками инвалидов... перед жёнами инвалидов. Такие несдюживаемые вопросы задаёт каждый раз — подтверждение инвалидности. Такую гору проблем и недюжинного здоровья требует от самих жён, или от мужей (мы про них, кстати, почему-то совсем забыли);
что выполнение всех этих непосильных и неподъёмных задач — тянет, ни больше-ни меньше, на героя России; так же,
как и раньше на героя Советского Союза. Причём героя России жёнам-инвалидов нужно вручать каждый год! После каждого подтверждения инвалидности. Это ещё какой риск для жизни — тяжести неподъёмные тягать.
Так что есть у этих женщин свои радости... Такие радости, что и не понять-то даже никому. Когда они решают — хоть какие-то, казалось бы, ну, совершенно несдюживаемые проблемы.
И вот, ничем — все эти великие радости женщин (после сдачи одних только анализов больного) не объяснить — кроме
как - Божеской поддержкой, Божеским участием, Великой Любовью... Кто-нибудь хотя бы, когда-нибудь снял про этих женщин фильм? Кто-нибудь снял фильм про эту Великую Любовь? Да нет.
Про этих женщин, про их Любовь — здоровое население планет и знать-то не знает и ведать не ведает — брезгливо так пробегая мимо противных инвалидов. Но если ты не видишь этих женщин — это не значит, что их нет.
Самой вершиной кинематографа в СССР на эту тему... Вернее скажем так — на подобие этой темы - был фильм «Любить человека». Подразумевалось здесь, что это, типа — самая вершина любви на земле.
К молодой, семейной паре — где «ревность без причин, споры ни о чём...»; где молодой мужчина, если это очень мягко выражаться — просто не переносит свою жену, которая и другим мужчинам улыбается и с другими мужчинами разговаривает любезно. (А она просто интеллигентная женщина — ну, не хамить же ей всем подряд).
Дак вот, к молодой семейной паре — приходит беда. Жена, вдруг, заболевает и попадает в больницу на операцию — тогда, когда муж находится в далёкой командировке. И вот, здесь по мнению режиссёра Герасимова и его супруги Макаровой Тамары — начинают происходить великие чудеса любви.
Во-первых муж получив телеграмму о состоянии жены, бросает все дела и уезжает из командировки домой!!! Вот уж действительно, где чудеса!!! И во-вторых — о чудо!!! Когда жена после выписки из больницы захотела немножко прогуляться возле дома — он — муж, взял её под ручку и придерживая её, где надо — пошёл вместе с ней!
То есть не уехал на работу, не ушёл в дом, не послал её куда подальше... А именно пошёл с ней, и пошёл! И пошёл! И пошёл! И так даже малёхо и придерживал, так, её — кое где на пригорке...
Вот это всё, кинорежиссёр Герасимов со своей супругой — почему-то посчитали самой вершиной любви и великим чудом любви. Да. Ну, что тут скажешь? Тут нечего сказать...
- А я смотрел этот фильм! - вдруг воскликнул Гордей и даже так, как-то сильно перевозбудился. - Да, да... Именно так. Да - «Любить человека» - да. Года три тому назад. И мне как-то даже тогда показалось — да, что это и есть самая вершина любви. Да, самая вершина.
- Ну, вот и я о чём... - прошелестел было Патриарх.
- Но послушайте, уважаемый патриарх... послушайте, - смаковал так каждое слово Гордей, - послушайте... Почему вы говорите об СССР, как-то в прошедшем времени, что типа того, что было в СССР... Потом, какие-то рельсы для инвалидов... лифты для инвалидов...
- Да, ты не журись, Гордей, - успокаивающе шелестел дуб своей листвой, - в нашем здесь мире — времени вообще нет. Ты не думай об этом. Мы смотрим на вас - вкупе, в общем... Прослеживаем сразу все времена.
- То есть вы видите и будущее? - воскликнул Гордей.
- Да. Мы видим всё. Только это и даёт нам то преимущество — говорить о вас всех, как об образе и подобии Божием.
Если бы мы выхватывали только эпизоды из вашей жизни — как вы собственно и видите весь ваш мир, как вы собственно эпизодически его и воспринимаете. То мы бы воспринимали его наверное так же, как и вы — что кругом одна скотобаза — где скот сидит на скотине и правит в одно только скотство. «Лицом к лицу — лица не увидать — большое видится на расстоянии...» - как сказал поэт.
Но мы видим и ваше раскаяние и вашу совесть, когда она прозревает у вас... Мы видим, как вы постепенно — из ядовитой юности — становитесь образом и подобием Божиим — в творчестве, в Любви... В Любви ко все людям, в Любви к одному человеку, в Любви к природе...
И это вот, преимущество перед вами — даёт нам право Любить вас, как возвышеннейших существ, которым не всегда дают эту возможность — дожить до созревания бутона, до раскрытия его, до благоухания цветка - своей души... дожить до того, чтобы душа каждого человека расцвела творчеством великим, Любовью!..
И здесь уже не важно даже к кому... Любят люди абсолютно всех; и больных Любят даже больше чем здоровых — такой уж закон природы. Ты пока, конечно же, очень молод и ядовит... Ну, как и все молодые люди. Но поверь мне на слово — Любовь есть среди людей. Любовь, которая ничем не объяснимая. Любовь Божественная — к тем же инвалидам.
И эту Любовь объяснить нельзя ничем — кроме как Благодатью Божьей... Нисхождением Божеской Благодати на ваши больные головы. Отрадой Божией — когда та же женщина радуется абсолютно всему — любому позитиву — который её больной муж совершает. Там, двинет ли пальчиком — недвижимый её муж; опорожнит ли кишечник после клизмы — он же — и не будет уже травить — ни себя, ни окружающих своим запором — вонью необычайной...
Д, не перечислить всех тех радостей, которые происходят у тех людей, где живёт Любовь; кто обитает по сенью - Божественной отрады...
Так сними же свои чёрные очки — и не будешь больше видеть мир в том негативе — в каком ты его видишь. Сними свои негативные очки — и мир весь, вокруг тебя, зацветёт и заиграет разноцветными красками. И понятно, что одному человеку — это очень трудно сделать — да, один в поле не воин. Но обратись к Богу за поддержкой, в молитве — и ты будешь не один и Бог тебя Спасёт!
24
- Но бога же нет! - ладил своё Гордей.
- А что же тогда есть? - поразился ему Патриарх, - говорили, говорили — ты снова деньги за рыбу. А что же тогда есть?
- Ну, что, что?.. Там, эманация, флуктуакция каллоидных взвесей и аминокислот...
- Вот насчёт каллоидных взвесей — мне больше всего понравилось. Ты где этих слов нахватался в своём ГПТУ?
- Да, где, где?.. Не помню я... «Науку и жизнь» - наверно читал...
- Это да. А как ты относишься к совести?
- К совести? - вздохнул Гордей — именно вздохнул — продолжительно и тяжко. - С бодуна это - да... С бодуна это тяжко. С бодуна, ну, с похмела — волком выгрызает. Волцем серым кости перемалывает.
- Как ты думаешь, почему это происходит?
- Ну, почему? Почему? Алкоголь — он, как-будто шкуру с тебя сдирает. И когда опьянение проходит — ты начинаешь вспоминать — как ты себя вёл в опьянении... И эти воспоминания — просто сдирают с тебя кожу. Там, девушку акую ухватил, в пьяном виде, за дойку... Ну, за грудную, в общем, железу... И вот, клыки вонзаются в твоё белое тело и потащили со спины кожу — сдирая её. Орёшь так, как-будто это на самом деле с тобой происходит.
Вспоминаешь, как орал матом на всю улицу — обзывая прохожих — и вот, опять клыки в твоём белом теле. Да, разве перечислишь все эти жуткие воспоминания — которые ты, по пьяни, вытворяешь?.. Им же нет - ни конца, ни края.
Ну, так, когда снова выпьешь — вроде бы ничего, так, делается... Муки облегчаются. Но трезвеешь и всё снова — здорова. И без конца и без края.
- Как ты думаешь? Почему это происходит?
- Ну, не знаю, - мотал головой Гордей.
- Может быть это так совесть в тебе просыпается?
- Да, совесть. Это так, - кивал он, как подорванный. - Да, совесть.
- Ты пойми, - шелестел Патриарх, - ежели бы вы состояли из одной токмо каллоидной взвеси — то зачем же тогда мучиться? Жизнь человеческая, в этой связи — обессмысливается - до полного нуля.
Ну, какой смысл человеческой жизни — если ни сегодня тебя, местные, запинали до смерти — значит, завтра они тебя втопчут в асфальт. Или, какой смысл кому-то, там, учиться, заканчивать, там, институты, университеты — если завтра же ты заболеешь какой-нибудь онкологией — и единственным
смыслом твоей жизни - будет - вколоть себе обезболивающего, или какой-нибудь наркотик, чтобы забыться и не чувствовать боль.
Какой смысл человеческой жизни — если завтра ты попадёшь в аварию — там, или с дороги съедет пьяный шофёр — прямо на тебя; или в автомобиль, в котором ты сидишь, въедет опять же — из-за того же дыма, или тумана — грузовик.
Какой смысл человеческой жизни, если, опять же — ну, ладно на тебя — напали патлатые подонки и забили до смерти... как говорится — за что боролся — на то и напоролся.
Но вот, к примеру, мужчина всю жизнь свою посвятил росту по карьерной лестнице. Никогда в жизни своей не заглядывал, даже! в такой отстойник для дебилов, как ПТУ. Учился только в институтах и в университетах. И вообще, весь такой из себя — одетый в костюм тройку — акой-нибудь зам. директора, или сам директор огромного предприятия...
Возвращается ночью домой, а в подворотне — серой Сталинской пятиэтажки — его уже ждёт такая же дебилоидная компашка, как твоя. И вам, как всегда — не хватает на бутылку. И вот, подруливаешь ты, значит, к этому представительному мужчине — и о чём ты с ним заговоришь?
- Ну, о чём, о чём?.. - смешался было Гордей. - Ну, так вот, ему прямо и скажу: «Не хватает, - мол, - дядя, для «добавки» - ну, чтобы, там, душа развернулась... там, полетела, полетела...»
- Вот, а он тебе сходу: «Не хватает у вас с рождения мозгов — потому, как вы — дегенераты — вымирающее отребье и подонки. Понарожали алкоголики ваши отцы — алкоголиков уродов». Дальше — ваши действия.
- Не, ну, за это надо наказывать.
- Это как раз понятно. И от пинка того же Олежи - у него в животе рвётся, там, какая-то селезёнка и он умирает. Это, как раз понятно. Вопрос-то здесь, так сказать, совсем в другом — какой был смысл всей его жизни?! Для чего он так боролся, куда он так стремился? Зачем он столько учился и повышал до бесконечности свою квалификацию — если вся жизнь, в конечном итоге, свелась к тому, чтобы очередные юные уроды — обшманали его карманы и нажрались до блювариуса портвейна - на все его деньги...
Или пусть ты даже интеллигентный человек и отдашь любой гопкомпании — всё, что они у тебя просят. Но напорешься ты в той же подворотне на других уродов — возвращаясь домой из театра... И этим подонкам нужны будут от тебя не так деньги, как поиздеваться... И они в наслаждении запинают тебя до смерти. Какой смысл всей твоей жизни?
Или ладно даже прожил ты длинную и героическую жизнь и нарожал, и детей, и внуков! И в конце-концов умер и тебя хоронят с музыкой — неся на подушечках ордена. Какой был смысл всей твоей жизни? Что ты размножился в своих детях? Но с таким же самым успехом размножаются и все одноклеточные животные — разные, там, инфузории-туфельки. Тако ж и болезнетворные.
Люди на планете Земля являются так же болезнетворными микробами — уничтожая всё живое вокруг; всю кристально чистую природу — изничтожая. Из голубой планеты — делая чёрную. И какой смысл всей твоей жизни? В уничтожении планеты Земля? Но это же согласись — всё — является полной бессмыслицей.
И тогда у меня к тебе опять же вопрос. А чё ж ты-то тогда мучаешься с бодуна? Ну, я имею в виду не от отравления, а от совести. Ежели то есть мы состоим из одной токмо каллоидной взвеси — то чё же тогда мучиться?
Ты понимаешь мой вопрос? Если всё вокруг нас бессмысленно... Если даже, какая-то героическая жизнь на нашей планете бессмысленна — потому что ведёт только к уничтожению планеты... То, что же тогда мучиться? А ты мучаешься. Зачем же тогда ты мучаешься? Почему тебя грызёт совесть? Почему она тебя истязает — если всё бессмысленно?
- Ну, я не знаю... - Гордей подумал, - Видимо такие симптомы отравления алкоголем.
- Отравление - отравлением. Но причём же здесь совесть? Когда уже прошло всё отравление, но совесть всё одно грызёт.
- Это да... Всё одно грызёт. Даже бывает через много лет.
- Вот и я о чём. Так может быть это потому происходит, что смысл, всё ж таки, у жизни какой-то есть? Смысл, какой-то скрытый; какой-то великий смысл. Смысл который мы нарушаем своим поведением. И смысл этот — Любовь.
А как ты ещё объяснишь совесть, когда через много лет ты страдаешь от гадкого обращения с животными? Ведь уничтожать любую животину, как более слабых — это же по твоей теории жизни — по теории каллоидных взвесей — это же, так и нужно! Где сильный съедает слабого! Где побеждает сильнейший! По Дарвину-то всё сходится — естественный отбор, там!.. Побеждает сильнейший!
И значит, глупое и слабое животное — должно сгинуть — насытив тебя; ну, или просто для упоения твоей жаждой крови — как у волка, который забрался в овин и режет всех овец — от величайшего упоения!
Но почему же тогда, через много лет — совесть, вдруг, просыпается у тебя и начинает выжигать — за невинно убиенных и слабых... за невинно обиженных и глупых... Ведь это же всё и есть — самое прямое доказательство, что наша совесть — это и есть — муки от нарушения главного закона всего Космоса — закона Любви.
Стоит только тебе нарушить этот основной закон — Любовь — так сразу включается счётчик. Включается эдакая мина замедленного действия. И когда она рванёт эта мина — не знает никто. Ну, у каждого это по разному. Но счётчик любого твоего негативного поступка — включается сразу. И когда он дойдёт до нуля?
Когда запал воспламенится и рванёт? И что тебе при этом оторвёт, или вырвет? Какую часть тела? Не знает сие никто.
(Так, есть конечно какие-то догадки, но не более того...)
И что теперь ты скажешь на это? Кто-то тебя наказал за твои «подвиги», или ты сам себя наказал? Это всё одно, что сказать — после того, как спилил сук на котором ты сидишь — на высоком дереве... и вот, когда полетел вниз, с пилой в руке — сказать, что: «Вот же! А бог-то меня всё ж таки наказал!»
Вот, что такое наша совесть это когда мы вступаем в противоречие с Вселенской Любовью — разлитой по всему космосу. И вот, тогда КТО-ТО нам говорит, что вели мы себя отвратительно; что так омерзительно, как мы вели себя — нельзя себя вести. Вот, что такое совесть.
Как Она стыкуется с Вселенской Любовью — разлитой по всему космосу? Это есть вопрос; это есть чудо природы. Кто-то говорит, что именно так мы общаемся со своей Божественной душой... Но об этом ты думай. Ты решай эти вопросы.
Но ясно здесь одно; вывод, то есть, из всего этого — один, что существует, какая-то Великая Всеобъемлющая Любовь — которая пронизывает всё пространство!.. И если ты хочешь жить — скромной и счастливой жизнью — то живи в мире и согласии, и в Любви со всеми. И не только с людьми... о не только с людьми...
А со всеми — животными, растениями, короче говоря со всей природой — которая тебя окружает; и даже с камнями — не нарушай без веской причины никакого ландшафта — и тогда ты будешь жить долго, в Любви и счастливо.
Ну, а если ты решишь, вдруг, что ты «на свете всех умнее, всех румяней и белее!» Что не было ещё никогда — на всей Земле такого изысканного, великого, тонкого и гениального — ну, тогда — раз пришла беда — то отворяй ворота! Раз уж ты открыл ящик Пандоры — то на кого тогда обижаться???
Именно Любовью, именно Вселенской Любовью можно только объяснить ту Великую Радость, которая охватывает женщин — посвятивших себя спасению мужа-инвалида — там, при сдаче анализов, при заготовке справок для МСЭК и т.д.
И если бы все люди состояли из одних токмо каллоидных взвесей и флуктуакций аминоксилот — то никаких бы этих Божественных радостей-то и не было бы никогда. Слабых бы тогда, уродов и инвалидов свозили бы всех - на какую-нибудь помойку и производили бы дезинфекцию — дезинфицировали бы их всех, как болезнетворных микробов — на здоровом теле человечества; уничтожали бы их, то есть, как любую болезнь мешающую жить.
Тогда бы я воспел тебе: «Осанну!» и согласился бы с тобой, что да, гдей-то и когдай-то — в какой-то из каллоидных взвесей — забродили так в броуновском движении, какие-то там аминокислоты. И вот оно, пошло и поехало — ну, пошла то есть движуха!
Но пока есть у нас совесть, пока мы получаем величайшую радость от спасения тех инвалидов — которые не то что, там, когда-то встанут... Они никогда вообще не встанут! Или рук, ног нет; или просто пластом лежат парализованные и только гадят под себя. Т.е. не то, что там, хоть какой-то прок — а вообще никакого!
Или одно дерьмо только убирай и вонь проветривай; или идиот с рождения проистекающий слюнями, который ещё и опасен для окружающих — скажут такому, чтобы задушил кого - и задушит. Короче человек-растение, но только не благоухающее, а наоборот; и опасный для окружающих в своей идиотии; и вечно брюзжащий на всё инвалид — которому до зла горя, что он вот больной, а другие здоровые...
Но Любят и таких! Любят всех! И ухаживают, и холят, и лечат
до бесконечности! И значит, не состоим мы из одних каллоидных взвесей... А есть что-то в нас ещё! Что-то такое, что не пощупают никогда и никакие учёные! Вот уж, что-что... но это никогда им не дано пощупать. Это именно то — почему собственно люди - есмь — образ и подобие Божие.
Потому, что сам Бог, которого, как ты понял мы чувствуем через совесть — Он разлит великой Любовью — по всей Вселенной. Любовь, которая живёт в каждом человеке — к кому бы то ни было, к чему бы то ни было — это и есть: «Образ и подобие Божие» - как сказано в Библии.
Любовь ли к какому бы то ни было творчеству в нас присутствует — это и есть «Образ и подобие Божие» - которое есть человек. Любим ли мы природу... Обожаем ли мы не броские, но волшебные и сказочные уголки родной природы. Греют ли нашу душу медлительные реки Российских просторов — где берёзы и черёмуха глядятся в своё отражение и не наглядятся никогда...
где в шелесте своих кос — они рассказывают нам вечные сказки — о торжестве жизни! О торжестве Любви! О скромности, о нежности, о смирении... и шелест волны им вторит. Не влюбиться в Русскую природу - просто невозможно! Немыслимо! И вот, мы уже - образ и подобие Божие — это когда в нас живёт Любовь... когда нас радуют любые листочки и цветочки...
Когда мы становимся буквально зависимы от помощи другим людям; зависимы от спасения других людей... (Ну, то есть, когда мы не можем уже, чтобы не помогать и не спасать — других людей). Когда мы становимся зависимы от сорадования с Богом — при спасении кого-то... когда на нас нисходит Божеская Благодать — при соприкосновении с Богом — при спасении кого бы то ни было... сие даже абсолютно не важно - кого...
Становись на Светлую сторону — Спасай кого-то, займись Светлым творчеством, любуйся на природу — и радость к тебе пойдёт буквально отовсюду — от каждой снежинки, от любого дуновения ветерка... не говоря уже о цветочках и берёзках. Когда все будут твоими друзьями — ты представляешь — сколько же счастья в тебя тогда хлынет со всех сторон!? Это же ж - от каждого листика!
Это не та бешеная радость, которую ты получаешь от портвейна — и от которой одна беда... О нет. Эта радость не бешеная, ни сумасшедшая... Но она вечная... и идёт буквально от всего — от синевы ли неба, от облачка, от неважно какой помощи больным... ОТ ВСЕ-ГО! И ты, как-то весь так растворяешься в родной природе — и живёшь только в одних радостях.
25
- Но причём здесь бог?
- Ну, то есть, как это причём? А как ты ещё назовёшь ту Любовь, которая разлита по всему космосу?.. и от которой лучше не отходить, для тебя же самого лучше — не отстраняться — а не для кого-то... а то потом и костей не соберёшь.
Как ты ещё назовёшь эту Вселенскую Любовь — разлитую повсюду?.. и с которой ты общаешься, или через совесть, или через помощь кому-то...
- Ну, как, как... Я не знаю как. Но согласитесь же, что так тоже нельзя! подавлять. И никуда — ни влево - ни вправо. Что это всё такое? А где же хоть малейшая свобода?
А если я не хочу никому помогать? Если люди вообще плевали на мою помощь? Ежели они меня просто ненавидят, презирают и проклинают? Причём проклинают ни за какие-то мои поступки, а просто потому, что я есть. И я что,
на их проклятия, приду к ним и скажу: «Не надо ли дровишек поколоть?» - да они мне просто в глаза наплюют.
Ну, насчёт свободы это ты брось. Тебе ли свободы не хватает? Бухаешь кажинный день и разбойничаешь тако ж. Любовь не диктатура!.. чего уж... иди и мучайся в аду с адовыми тварями — сколько хочешь! Никто твою свободу здесь не нарушает. Адовые твари живут без Бога и ничего. В полной, как говорится, свободе.
Но если с Богом, в Любви, ты действительно свободен — можешь идти налево — любоваться природой к берёзкам; можешь идти направо в ельничек — полюбоваться сегодня тайгой. Можешь посмотреть какое-либо творчество, можешь сам заняться творчеством. Хочешь слушай музыку — хочешь сам музицируй...
То без Бога — нет; шалишь; врёшь, как говорится и шалишь. Здесь уж ты никак не забалуешь. Здесь ты действительно становишься рабом — и чем дальше тем больше. В аду свободы нет — там есть только муки.
Ты уже живёшь в аду — правда не совсем это понимаешь. Ты уже раб алкоголя, раб портвейна — и после опьянения наступают адовые муки. Ты уже раб курения — а дальше будет только хуже. И с алкоголем хуже и с курением.
Радости от любой наркоты (ну, т.е. кайф) будут уменьшаться с каждым годом — всё больше и больше. И всё меньше и меньше у тебя будет кайфа от любого наркотика. (Как снега весной...) В конце-концов курево приведёт к одним страданиям, к онкологии, где даже уже подыхая от табачного дыма и ощущая неимоверные муки от каждой затяжки — ты всё равно будешь тянуться к сигарете, чтобы затянуться... и ощутить хоть немного кайфа — но его не будет.
Тоже самое с алкоголем. Кайф от опьянения уйдёт полностью (когда ты у них на крючке — адовые твари уже с тобой не церемонятся) — ты уже не будешь вообще вылезать из ада. Будешь жить только в адских галлюцинациях и в диком треморе стремиться к стакану только с одной целью, чтобы тебя хоть на одну минутку! на одну секунду! перестало трясти в жуткой свистопляске... И адские существа, чтоб хоть на секундочку прекратили над тобой издеваться и сводить тебя с ума разными ужасами.
Вот такой кайф ожидает поклонников любого кайфа! Ужас уже беспросветный. Всё ложь и обман у адских тварей — и кайф они используют для каждого глупыша — только, как замануху. Так что, как-то, ну, сам себе думай — что тебе ближе — вечные муки — и одни только муки — без кайфа. Или одни только наслаждения - в Любви, в творчестве, в созерцании, в спасении... Просто в Любви к человеку.
Потом насчёт навязывания людям своей любви, своего прощения... То есть предлагать им свою помощь и просить у них прощения — которое им сто лет не надо. Д зачем? Зачем это нужно — смешить их? И ещё и вселять в них такие мысли — будто бы они ещё и во всём правы — в своей злобе.
Пусть они ждут встречи со своей совестью, зачем устраивать перед ними спектакль? Там, театр одного актёра. И причём здесь вообще они и помощь людям? Твоя помощь, твоё спасение — нужны такому огромному количеству людей и просто больных детей... что ты только встань на эту дорогу... Ты только встань на этот путь — помощи другим людям...
Ты только встань на эту дорогу — спасение больных детей... И ты поймёшь — сколько помощи от тебя просят больные. И ты поймёшь, что во-первых — все свои деньги ты отдать просто не сможешь... иначе потом сам пойдёшь на паперть — за помощью. А во-вторых — те крохи, которые ты всё таки можешь дать — кои ты сможешь выделить из своего бюджета — это же только, всего лишь, капля в море — от той помощи, которую у тебя просят, те же, больные дети — для спасения их от гибели.
Из той помощи, которую тебя просят дети (тот же Рус Фонд Первого канала с СМС «Добро» и разве они одни???) ты можешь выделить для них только каплю в море... так, что тут не до артистических представлений, тут не до театра одного актёра — в поисках — кому бы, всё таки, помочь?! Если ты даже пол моря для больных детей не можешь выделить.
Ох извини — увлёкся. Забываю, что ты из СССР — из середины семидесятых. Хорошо, на вокзале был? На том же Ярославском был? Сумасшедших людей видел? которые просят подаяние... абсолютно каких-то сумасшедших старушек и спившихся, больных людей...
- Ну, видел... Но они все такие противные... от них, от всех, так разит мочой... а у старушек - противнейших — почему-то ещё и трусера их всегда наруже, - Гордея даже, как-то передёрнуло от одного только воспоминания об этом.
- Дак вот, теперь, представь себе, что тебе местные ни шею сломали, а голову пробили — да так, что ты хоть и остался живой — но стал абсолютным дураком — и у тебя изо рта потекли слюни; и ни бэ — ни мэ — сказать уже не можешь. Можешь это себе представить?
- Ну, могу.
- Дак вот, став этим дураком — кушать-то ты всё таки хочешь. Да ещё как хочешь! И вот, сбежав из какого-нибудь казённого дома, из того же дома инвалидов — ты сразу же потерялся... ну, все вот, эти твои действия — это потому, что ты просто дурак. И вот, день проходит, два проходит — голод у тебя всё более увеличивается и воняет от тебя всё больше — потому что ты ходишь в свои штаны.
И вот, от голода великого, до тебя всё таки доходит, что надо у кого-то попросить денег, чтобы купить хлеб. И вот, ты подходишь, так вот, к самому себе — но к тому, которому ещё не дали местные бутылкой (ноль восемь) по голове и как-то мычишь, и протягиваешь руку за деньгами. Ну, мол, смилуйся паренёк — не дай, мол, умереть с голода. И с надеждой так смотришь на себя самого — ну, на того, которому ещё не загасили сознание — которому ещё не пробили череп... Твои действия.
- Мои действия? Ну, наморщу, наверное, нос и отойду от этой вони.
- И не дашь десять копеек на полбуханки хлеба?
- Нет, не дам. Ну, потому, что загнанных лошадей пристреливают — не так ли? - наслаждался Гордей своей низостью.
- А если эта сумасшедшая — твоя мать, или бабушка?
- О патриарх, это удар ниже пояса!
- Какой есть.
- Нет, ну, конечно же, как-то помогу. Накормлю там... Отправлю назад в дом инвалидов.
- И на том спасибо. Но те старушки мимо которых ты пробегаешь — сморщив нос — они тоже чьи-то матери и бабушки.
- Эк ведь вас завзяло, Патриарх! Ну, пусть им — их дети помогают.
- А нет тех детей рядом.
- Ну, милиция есть для этого. Ну, т.е. соответствующие органы обязанные этим заниматься. Каждый — он обязан, как-то заниматься своим делом — за которое зарплату получает и не лезть в чужие дела.
- Это ты про себя сейчас? Это ты, каким-то делом занимаешься? Вот, значит, как.
- А как ещё?
- Ну, ладно, будем ждать включения твоей совести. Заминировал ты себя конкретно негативчиком — проходя мимо сумасшедших и голодных людей. Отсчёт то есть пошёл уже — часики уже затикали к нолю в этой мине. Жди такого же безразличия и бессердечия - к твоей собственной судьбе, к своей собственной жизни.
- Я вообще не понимаю, - так воспламенился Гордей, - почему
я вообще должен любить и точка. Что это за моя единственная дорога и обязанность на этом свете? А если я просто не хочу никого любить!? Хочу побыть в тишине — один! Никого не видеть! Не слышать! Я почему, то есть, вообще ни на что, даже, права не имею?
Что за обязанность такая любить людей? Что за воинская повинность какая-то — любить людей? А если я просто не хочу никого любить? А если я просто хочу быть один и всё тут!
Вы можете предположить, патриарх, что я просто боюсь людей! Да, боюсь и по улице ходить — потому что, как вы сами это знаете, люди могут просто напасть на меня, чтобы попинать так и позабавиться. Уработать, так сказать, для забавы.
Я боюсь дружить с людьми — потому, что друзья всегда предают и вставляют нож в спину — потому, что знают о тебе такие подробности — чего никто о тебе не знает. Я боюсь, в этой же связи, и родственников — потому как они опять же бьют всего больнее — зная все мои слабые стороны и укромные уголки; и значит знают — куда больнее всего — мне будет; и рано, или поздно они нанесут мне этот удар — из засады, исподтишка, подрывшись под меня тихой сапой.
Я боюсь общаться с кем бы то ни было! И чего уж говорить про соседей, там, или знакомых — если родные люди, опять же, ославливают меня и позорят на всю округу — то есть рассказывают про меня такое, что я доверил только им и только им, как родным людям. Что уж говорить про соседей и знакомых — с которыми рот-то нельзя открыть — потому, что если знает один человек — то знает вся округа.
И вот, хватит даже сего — вышеперечисленного, чтобы полюбить уединение, разлюбить общение — и только в уединении чувствовать себя хорошо. Почему вы не даёте мне чувствовать себя хорошо — без предательства, без сплетен, без проклятий и плевков в спину, без подсиживаний... без всего того негатива, который так и прёт из людей — стоит только им показаться на глаза.
Почему вы меня просто заставляете любить людей? Хотя у меня к ним, ко всем, только одно чувство — это презрение.
- Ну, уж нет. Идти и общаться с людьми — я тебя не призывал ни разу. Стать, там, коммуникабельным и толкать речь с трибуны тоже не сподвигал. Стать душой компании и смаковать пошлые анекдоты — тако ж не надоумливал.
Стать скромным — это да; это было. Что было — то было. Вспомнить, например, себя самого — всю свою жизнь. Сколько ты сам разносил сплетен — в особенности пошленьких и солёненьких; вспомнить, например, как сам ты бил своих пожилых родственников — в самые для них больные места — зная заранее, что это их самое слабое место — но поэтому и бил их этими фактами — которые знал о них.
Сколько сам ты - предавал, врал и дурил окружающих это же не исчислить и не объять. Скольких людей сам ты ненавидел, проклинал, желал им смерти? Попробуй-ка хоть раз, как говорится: «Вспомнить всё!»
И ты же поразишься, в связи со всем этим, что ты такой же самый подонок, как и все тебя окружающие. Почему собственно и надо-то тебе стать скромней и ни о чём, кроме своей скромности, больше и не думать. А то сам — дерьмо дерьмом — но всё глаголет, что нет, вокруг меня, подобных мне человеков! Увидев т.е. у других соринку в глазу, а у себя -
бревна даже не приметив!
А то ведь, ишь ты — осудил всю округу! Все т.е. такие сякие — немазаные! Вознёсся в своей гордыне — выше некуда!.. А сам-то ты кто есть? Кто сам-то ты есть? Овечка Долли, что ли? Бабочка порхающая с цветка на цветок?
То есть скромность, скромность и скромность. Вот, чем только должна быть забита твоя голова. Что надо стать скромнее, надо стать скромней... Как же стать скромнее, как же стать скромней? И больше т.е. ничего не должно быть в твоей голове.
Теперь немножечко о Любви. Вот, нет здесь третьей дороги, кроме Любви и ада. Нет более никакой альтернативы! Не можно молиться Богу и мамоне. За миллиарды, то есть, лет до нашего рождения — здесь всё уже поделили. И ну, просто нет здесь другой альтернативы.
Или ты молишься кайфу — и делаешь всё, чтобы его достигнуть; и отдаёшь всё, чтобы вновь всосать в себя этот кайф — и идёшь в ад. Или ты идёшь к Любви... и третьего просто не дано — уже миллиарды лет.
Как идти к Любви ты спросишь? Потому что, как идти к кайфу ты знаешь. Как идти к Любви? Осознав через великую скромность — всё то ничтожество и мерзость, акую ты из себя представляешь. Поняв через скромность, что ты болен и очень болен. Начни делать добрые дела. Потому как добрые дела — это таблетки для души.
Ведь бренное и больное тело мы лечим таблетками? Так же и тут — если душа больна, а Бог это Любовь... то, чтобы приблизиться к Нему, к Богу, надо делать добрые дела. Это совсем не значит, что надо, прям таки, валить в народ. О нет. Совсем даже нет! Со скромности мы начали и от скромности мы уже не отходим — всю оставшуюся жизнь.
То есть - так надо делать эти добрые дела, чтобы и не знал-то никто, что ты их делаешь. Скрывай свои добрые дела, как только можешь. В помойку не выбрасывай — те же косточки и прочее, что могут съесть бездомные животные — кошки и собаки; тот же хлеб засохший. Найди какое-нибудь место недалеко от дома — где тебя никто не увидит за этим занятием... и вот, быстренько положи (то, что всё одно выбрасывать) для голодных животных... и бежать.
Крупа-то совсем дешёвенькая — та же ячка и пшеничка; уж купи ты её — ведь недорого же... и высыпай крупу птицам — тоже в уединённых местах, чтобы голуби не замерзали на лету. А то ведь начинают они замерзать от голода уже осенью.
Не проходи мимо больных людей — какую-нибудь да мелочушку им сунь... тем же грязным цыганам с голодными детьми...
На работу — на практику, в своём ГПТУ, с каким настроем ты ходишь? Ты, вроде как — плиточник-мозаичник? Так вот, какая основная идея твоей работы? Когда ты работаешь — ты таскаешь этот проклятый раствор-цемента? Ты заколачиваешь
деньги? Или же ты строишь храм?
- Сложно так вот сразу сказать, - подумал Гордей. - Право по разному бывает. С похмела, как вы понимаете, там — совсем даже не до работы... Но бывают и моменты, когда несёшь тяжёлые носилки с раствором цемента — на девятый этаж... (Ну, потому что подъёмник опять, как всегда, не работает...) и думаешь: «А ведь здесь, когда-то будет — город-сад! Будут ходить люди по моей плитке и пятьдесят лет и сто лет … и знать даже не будут — кто для них эту плитку положил...»
И вот, от этих мыслей, что по моей плитке - будут вечно ходить люди — делается, как-то приятно на душе... Хорошо, как-то делается.
- Вот, тебе и таблетка для души! Ведь главное это настрой! Твоя основная идея — вот что главное! Потому, что так, или иначе, но жизнь всё-равно тебя заставит работать. Но, чтобы работа твоя не превратилась в ад — настраивайся на неё — не как на вынужденную повинность. Ни как на средство зарабатывания денег. Деньги — само-собой будут, что о них думать?..
Настраивайся, как на НЕЧТО — на то, что ты отдаёшь людям!
Для удобства людей, для спасения их! Для спасения людей совсем тебе неведомых и незнаемых... И вот, тогда - будет хорошо. И тогда душа твоя будет излечиваться.
Но, конечно же , бросить бухать для начала — это основное. Без этого — куда же мы пойдём? А дел-то добрых море — вокруг тебя — ты ж только настройся на эту волну. Ты ж только двинь рукой на эту волну — в радиоэфире. Помогай пожилым, помогай больным — родственникам, не родственникам — д какая разница?
И Свет к тебе пойдёт и Любовь к тебе пойдёт! И будешь уходить из ада к Любви — ну, потому что — третьего не дано... Третьего не дано.
26
- Ну, что я могу сказать вам, Патриарх? Ну, плохо, что третьего не дано. Плохо, что третьего не дано. Потому, что вывод один - проявляется, вырисовывается, выкристаллизовывается у меня — после ваших слов — что всем нам дорога только одна — это в ад. Потому как хорошо это всё говорить только со стороны — с высоты своих лет, с высоты свое мудрости и премудрости.
Но родись, вот, только так, эдаким муравьишкой — в муравейнике-наркоманов. В отравленном наркотиками муравейнике, который уже деградировал задолго до твоего рождения. И какую же тогда вы песню здесь запоёте?
Как вы сами говорите, что родившись в племени людоедов — ты никогда не станешь Александром Блоком и не будешь посвящать стихи, какой-то туманной Незнакомке — которая дышит - «...духами и туманами...» Александра Блока породил
Санкт-Петербург. А я родившись в племени людоедов — буду отпиливать голову у врага, чтобы отнести её самке и размножиться.
Даже вот вы, со всей вашей мудростью — оказавшись в моём теле и в моём ГПТУ, что будете делать, когда все ваши друзья будут пить? Что вы будете делать, когда надо будет выбегать из общаги и топтать местных уродов?
Вот, такие вот, Патриарх, казалось бы — совсем даже не праздные вопросы. Да и они, вот, к вам.
- Я не осуждаю тебя, о мой юный друг. Я совсем даже не осуждаю тебя ни в чём. Просто стараюсь, чтобы ты увидел эту единственную дорогу к Спасению. Потому что все другие дороги — кроме Любви — ведут в ад.
Для начала смени друзей. Что в вашей группе нет ребят, которые не пьют? Которые занимаются спортом.
- Ну, да, есть такие. Но к ним относятся, как к белым воронам. Как жить в братстве — без братства? Вообще, Патриарх, вы жили в стране, где алкоголизм (читай наркомания) возведены в степень?! То есть это и народные традиции, и удаль молодецкая, и доказательство того, что ты мужчина! И значит, только этим — своим лихим поведением — ты, говоря научно — застолбишь тот участок, где покроешь всех самок, как самый крутой самец.
И я бы с удовольствием, Патриарх, родился бы в племени африканском, где посвящение в мужчины это перепрыгнуть в голом виде (размахивая своей мотнёй — над головами изумлённых негритянок (тем более — когда есть — чем размахивать...)) через пять коров — плотно прижатых друг к другу — боками!
Я бы с удовольствием родился в другом африканском племени, где, чтобы завоевать женщину и стать то есть мужчиной — надо из всех сил таращиться перед ней и показывать ей белки своих глаз!..
Но я родился здесь! Я родился в России. Где мужчина, где крутой мужчина — это тот (так считается!) - это тот, кто после бутылки водки — спокойно стоит на ногах и кому хошь — рога поотшибает! Во как! Ну, т.е. не так, как я с полбутылки уже еду крышей и в шизофрении, и в раздвоении личности — ничем уже не отличаюсь от сумасшедшего из Белых столбов.
О нет. Настоящий и крутой русский мужчина — он крышей не едет! Твёрдо стоит на ногах! И кому угодно накостыляет так — что мало не покажется. Вот кто такой настоящий мужчина — по русски! Вот, кто только покроет всех самок в округе. Те.
так сказать - любовь по русски! А я... Ну, что я... в семье ни без урода. Я отходы, так сказать, местной культуры.
То есть, есть традиция — рубить лес — а я щепка, которые летят — в связи с русской традицией.
- А лес тогда кто?
- Ну, лес, это всё таки, наверное — настоящие мужчины, которые тоже к сожалению — подтачивают алкоголем здоровье-т... И вот, глядишь и ещё один дуб рухнул — от той же прободной язвы.
- Да-а-а-а-а... Невесело. Невесёлая у тебя премудрость. И всё таки, как ты сам сказал — есть у вас ребята, в вашей же группе, которые занимаются спортом.
- Да, есть. Боксом занимаются и не пьют.
- Дак вот, тебе — со всем-то вот этим-т — выше перечисленным — тобой же... Ну, ясно же, что к ним. И только к ним! Пока ты совсем т.е. не сгинул в алкоголизме.
- Но какой мне спорт? Я ещё и курю «Север" и «Беломоро — балтийский канал».
- Да, ты для начала уйди хотя бы от сумасшествия. Ты же семимильными шагами идёшь в тюрьму. Откуда уже, из того ада — нет возврата. А после, если пойдёшь в секцию бокса и бросишь пить... Там, уже по ходу, как говорится, пьесы — пошагово, так сказать; исподволь, не нагнетая волну — уйдёшь и от всей остальной мерзости, которая в тебе.
- Вашими бы устами, патриарх, да мёд пить. Но всё таки, вы не отвечаете на мой вопрос — что вы будете делать, даже со всей вашей мудростью, когда надо будет выбегать из общаги и топтать местных уродов?
- Я тебе ответил, что я тебя не осуждаю ни в чём. Да, ты живёшь в таком мире — где, как говорит Оленька: «Бежать-то некуда! Везде, всё одинаково — куда бы ты не убежал.
Мы рабы, - как она говорит, - своего времени и своего пространства. И в древней Спарте мы выбрасывали бы больных детей в пропасть (потому как — не выбросишь ты — выбросят тебя, как морального урода. Да и мыслей бы дурацких не возникало! Как это возможно — оставить болезнь на чью-то голову).
При Сталине, мы стучали бы на соседей по коммуналке (после вызова в НКВД и их слов, что: «Вы нам подходите». А вы предполагаете им ответить, что: «Нет, я вам не подхожу». Ну, ну. Пожалейте хоть родственников; или вы хотите всю свою родню записать - во враги народа?)
А в семидесятые мы просто обязаны убивать местных. Или они будут насиловать и убивать нас».
Конечно, исходя из своей мудрости, из своего опыта, я бы не пил и не курил. Не делал бы множество других мерзких и пошлых бытовых мелочей — из которых состоит жизнь подростка. Естественно, что я бы усмирял все свои низменные страсти — зная чем это всё кончается — и в какое сумасшествие они могут перерасти. Молился бы то есть. Это да.
Но это же совсем не значит, что попав на грязную дорогу — можно остаться чистым. Трёхмерный мир порочен, он изначально заражён инфекцией — хаоса, тьмы. Условие здешнего существования — это негатив в каждом человеке — от которого не избавиться за всю жизнь. И можно только бороться с этим негативом в себе — без конца и без края.
Конечно, со всей своей мудростью, я бы занимался спортом — боксом. Чтобы во время нашей атаки — на местных (которой, ну, просто немыслимо избежать); так вот, чтобы во время нашей атаки — сильно так - не плавать от стресса... Не быть то есть совсем потерянным... Шибко так не выпадать из действительности — в состоянии шока... когда в стрессовой ситуации в нас вселяются бесы и мы дерёмся, как дети сатаны...
Как уже ты тут молвишь: «Хорошо говорить со стороны! С высоты своей мудрости!» А в состоянии гроги — когда ты не знаешь за что схватиться и куда бежать... когда перед тобой — сначала тащат насиловать девушек, потом убивают твоих товарищей... все свои действия и поступки (когда адреналин зашкаливает) уж никак не рассчитать, не разложить по полочкам, не пронумеровать и не завизировать....
Да разве это одно? А в Армии, когда ты просто обязан выносить все тяготы и лишения своего призыва. И правы они, или не правы... По Божески они поступают, или не по Божески... Ты просто обязан поддерживать свой призыв и всё тут. Иначе это будет предательство. Это будет — выезжать на чужом хрену в рай.
Это просто немыслимо — идти против действий своего призыва. Это тоже самое, что не выбегать вместе со всеми — на местных. Это нечто хуже того, что потом, де, тебя изобьют - как урода и белую ворону. Это самое настоящее предательство. Бросить своих, свой призыв в трудную минуту,
когда, да, сумасшествие... но я разделю это сумасшествие со своим призывом и пускай я, вместе со всеми, сяду в тюрьму — но я не брошу, я не оставлю свой призыв.
На гражданке этого не понять - но в Армии очень ревностно относятся к защите своих.
Или, что я сделаю со всей своей мудростью, чтобы предотвратить уничтожение всего мира, всей планеты Земля — в ядерной катастрофе? Да ничего не сделаю. То есть так же, как и Россия буду говорить: «Попробуйте только начать ядерную войну... Попробуйте только начать ядерную атаку — мы спалим тогда всё живое на планете Земля».
А что я ещё могу предложить со всей своей мудростью??? Одному из баранов уступить? Но тогда, сразу же — весь мир превратится в один Освенцим — где все народы будут уничтожаться, как возможные, вполне вероятные — потенциальные террористы. Будет тогда не объять числом докторов Менгеле — которые будут ставить опыты над людьми — в абсолютно неадекватных, адских целях.
Иными словами я буду готов уничтожить всех людей, которые, в большинстве своём — и знать-то не знают — ни про какие триады, ядерные щиты, ядерные атаки... Буду готов уничтожить всю планету Земля — сразу же! чтобы на ней не восторжествовал — ад.
Ведь что толку, что знает ли кто-то, на планете Земля, про Американский фашизм - не знает ли... Но в случае если Россия сдаст позиции в этой войне нервов... или к примеру будет блефовать... то есть, в случае нанесения по ней ядерного удара — Россия не ответит на этот удар... ну, там,
чтобы попробовать этим спасти - хотя бы пол мира...
Но дело-то в том, что разведка у них тоже работает и не уничтожают они Россию — только потому, что ответный удар — испепеляющий всю Америку — неотвратим, неизбежен, неумолим.
И знает ли, или не знает кто на нашей планете про американский фашизм... но никто от них, никогда, не скроется — ни в каких джунглях. Через тепло излучаемое человеком — фашисты найдут кого угодно и где угодно.
Вот тебе и вся моя вечная мудрость — если бы я жил на планете Земля. А что от этой мудрости толку — если я готов, чтобы спасти людей — уничтожить их всех. И предотвратить даже это никак не могу.
Что же говорить про тех народившихся и вылупившихся цыплят, типа тебя — которые и знать ничего не знают и обуянены всеми страстями сразу — какие только есть; и дух противоречия в них и юношеский максимализм и насмешки над всеми древними традициями старпёров!
И кайф их радует — везде и всюду — потому, что пока их только заманивают, пока ещё ловушка для них не захлопнулась... Да ещё в стране, где они народились и вылупились — ещё и полное безбожие торжествует - вместе с массовым сумасшествием — вот, уже, как лет семьдесят (минимум!)
И всё это сразу! И всё это вместе! И всё это скопом — на глупую, ветренную, не сознательную и юную головку цыплёнка — с жёлтым хохолком на маковке. Да, тут, в этой ситуации — удивлять должны не маньяки-убийцы, не маньяки-насильники, ни кровожадные сумасшедшие — удивлять должны, как раз те — кто ими не является! Хотя сделано всё, чтобы они ими стали.
И поэтому, я тебе сразу сказал, что я вас никого не осуждаю. Не осуждаю. Но из этого ада надо выбираться. Из этого ада надо выползать. Из этого ада надо бежать.
И Гордей, как-то так, стал мелко-мелко - кивать, кивать своей головой — всё более и более проникаясь словами Патриарха...
27
Но кто-то уже зажимал его нос своими нежными пальчиками:
- Эк ведь ты спать горазд, молодой-интересный. Вообще т.е. ни на какие даже звуки не реагируешь. Пить будешь? - допытывалась до него медсестра.
Гордей кивнул.
- Не больно-то ты словоохотлив.
Она чуть приподняла его голову и напоила его прямо из стакана. Он кивнул головой и глубоко вздохнул.
- Ну, давай, молодой-красивый! Будем с другой стороны в тебя воду вливать. Стула-то, как не было — так и нет! Все уж сроки прошли и закончились.
- Эх сестра, - прохрипел Гордей, - знала бы ты только, где я сейчас был. Как же мне было хорошо... хорошо... хорошо... Она внимательно его слушала.
- Я был на Родине. Да, на Родине. Не на той Родине — на которой я сейчас... а на настоящей, на своей Родине... Как же там хорошо... хорошо... хорошо... и главное всё понятно... понятно... понятно.
Если здесь, вот, нам — совсем даже ничего не понятно. То там — всё понятно, понятно, понятно... И хорошо, хорошо, хорошо...
- Так, ну, это я уже сто раз от тебя слышала. Ещё, что скажешь?
- Ещё... ещё... ещё... - мыслительный процесс отобразился на лице Гордея, - ещё — надо любить друг-друга.
- И поэтому любя тебя — я тебе говорю — поворачивайся на бок — давай потихоньку.
- Да, да, да сестра, - не противился ей Гордей, - но, как же там хорошо, хорошо, хорошо...
- Но, что же там хорошего? - вставила в его попу клизму, не целясь, медсестра.
- Ну что, что?.. Что, что?.. - подумал он, - там хорошо...
- Ну, что же там хорошего?
- Ну, что, что?.. что, что?.. Какая там чудная земля, изумрудная трава. Да, изумрудная трава... И... и... и... и какие там цветы... О, какие там цветы... Да... И там, там, там... всё понимают... Понимаешь ли ты меня?.. Там, всё понимают.
- Нет, не понимаю, - села рядом на стул медсестра Лилия.
- Ну, как это сказать?.. Как тебе это объяснить?.. Если здесь нас нигде и никто, и никогда не понимает... а только обвиняют — во всех грехах — какие только есть на белом свете; только наказывают нас за все грехи мира; только казнят нас за то, что мы есть.
(Хотя, если уж на то пошло — то все, во всём, виновны — потому что — там, мы не помогли... тут мы не спасли... здесь прошли мимо... ведь согласись, что всё общество - пестует и выращивает любого преступника — своим безразличием, своей злобой, своей гордыней...
С тем же, например, алкоголем. Почему всему обществу не встать на защиту подрастающей молодёжи? Закрыть все вино-водочные магазины! Забить все двери гвоздями и всем гражданам спасать от сумасшествия ещё живых людей! От алкоголя!.. Почему правительству не объявить сухой закон — в целях спасения страны от полной деградации?! Где все эти оздоравливающие, родниковые струи общества и правительства?!.
Но одни на водке наживаются (это правительство) — потому, что водка стоит, на самом деле, копейки. Другим вообще плевать — на всех и на вся. Там, типа: «Деды наши пили и мы будем! Традиции, - мол! - а те — кто не умеют пить — пускай в тюрьме сидят! То есть на киче парятся!» - ну, типа, умные... типа, мудрые — все, мол...
Но, что же тогда потом вы посыпаете голову пеплом — если вашу дочку, или внучку — насилуют и убивают - очередные пьяные уроды?! У которых, как раз, крыша от алкоголя и едет — как вы выражаетесь: «Не умеют пить...»
Кто в этом виноват? Те кто не забили гвоздями двери вино-водочного магазина? То есть все — во главе с правительством. Все виноваты в этом!
Это я про алкоголь, так, просто для примера... Основная мысль это та, что все — во всём, виновны! Все во всём виновны! И нет более виновного и менее виновного.
Особенно умиляет в человеческом обществе, что любого маньяка, любая толпа (самая, что ни на есть — миролюбивая!) - готова разорвать на куски! Этим самым подтверждая то, что ничем от этого сумасшедшего не отличается — никто!!! И никому ведь даже и в голову не приходит, что тот факт, что только полиция спасает - маньяков от людей!.. говорит о том, что все до одного здесь сумасшедшие и такие же маньяки-убийцы, как и тот маньяк — кого они готовы убить в любой момент своей жизни...)
То там, на моей настоящей Родине — никто никого не обвиняет, никто никого не наказывает и не казнит. Потому что они всё понимают. Они говорят: «Надо быть скромней — в связи с тем, что все во всём виновны. Надо быть скромным». Но они понимают и то, что один человек не в состоянии ничего изменить на Земле.
Даже группа людей — забивших гвоздями вино-водочные магазины — не в состоянии ничего изменить. Даже правительство учредившее сухой закон — не в состоянии ничего изменить — если народ будет против. Потому, что за этим сумасшествием стоит нечто большее — чем правительство и народ. За алкоголизмом стоит само - сумасшествие.
Сумасшествие, которое нападает и охватывает — отдельных, слабых людей... и те в невменяемости своей не знают, что хлябать уже... И пьют и одеколон, и бензин, и политуру... Ну, больные люди. Из этого, почему-то, правительство делает абсолютно странный вывод — чтобы, мол, народ не травился политурой — надо делать народу качественный алкоголь. Где здесь логика? Непонятно!
Неужели учителя, или молодёжь, или просто нормальные люди — будут пить политуру — в связи с Новым годом — если в стране отменят алкоголь на веки-вечные. Ничего они не будут пить — вот и всё! Потому что без алкоголя, на самом-то деле, намного веселее — играть, танцевать, бегать друг за дружкой!
Китай здесь приходит на ум, который полностью вымирал — от курения опиума — истребляемый западными, европейскими — высоко-цивилизованными странами. Страна вымирала полностью — от курения опиума — тоже самое то есть, что и в России сейчас, у нас, с алкоголем.
Ввели жёсткие и пускай жестокие меры к наркоторговцам, к распространителям и т.д. И что мы видим сейчас с Китаем? Живёт и процветает весь народ китайский! А те сумасшедшие — типа, там, самоубийц — они всегда были и будут — которые, не важно от чего, смерть себе ищут. Но это же не значит, что на всём обществе, в связи со всем этим надо ставить крест. Почему на России крест поставили?
Потому что действует, как раз вот, это сумасшествие и на здоровых людей (не только на слабых и больных) искажая, как в кривых зеркалах, казалось бы, на первый взгляд — абсолютно прямую дорогу к спасению. Алкоголь запретить, за самогоноварение сажать в тюрьму, за провоз из-за границы наказывать так же, как за провоз наркотиков (потому, что алкоголь — это опиоидный наркотик) и общество будет оздоравливаться, и общество будет оживать — и никто не будет хлястать политуру, кроме сумасшедших людей, которых тысячи... Но здоровых-то людей миллионы!
Но кривые зеркала не дают выпрямлять такие, казалось бы, прямые и отрадные пути. То сумасшествие из-за зеркалья действует на всё общество в целом. И никто, в связи с этим, не понимает — где же спасение.
Медсестра вытащила из него опустевшую клизму и сказала:
- Но минут пять-десять надо просто полежать.
- Да, да — я понимаю, - кивнул Гордей. - Мы живём в искажённом пространстве. И на что бы мы не смотрели, на что бы не направляли свой взор — разверзнув вежды... ну, то есть, очи свои ясные — какому бы долу не опускали и не поднимали... Как сию же секунду — сумасшествие, в котором мы пребываем постоянно - тут же начинает всё искажать.
На животных ли смотрим, или на птиц — тут же глушит дикая мысль: «Вот бы сюда бярдану — да шмальнуть из неё по этим тварям — да мяса поесть вкусное, да пёрья себе вставить в попу и чучело набить!»
Причём, ну, ладно бы эта мысль оглоушивала, там, завзятых охотников... там, конкретных рыболовов... Так ведь нет! Эта мысль оглоушивает тех — кто в жизни ни на кого не охотился,
кто даже не знает, что такое берданка и как ею пользоваться... и не тянуло-то никогда его в эту сторону!
И понятно, что человек тут же отметает этот вздор, плюёт на эту дурацкую мысль и больше к ней не возвращается — к этой сумасшедшей мысли. И мысль не найдя сочувствия, так сказать - участия, понимания — отходит, так, обидясь... Обидемшись, так сказать... Но ненадолго — только что - до следующего раза.
И в следующую твою встречу — с тем же взлетевшим перед тобой журавлём, когда ты залюбуешься этой прелестью, этой красотой и отрадой... вновь будет здесь же! «Расстояние-то, как раз такое, чтобы шарахнуть из ружья — даже не целясь! Не промахнёшься!»
Вдругорядь - отбрасываешь эту мысль, опять плюёшь на неё, опять трясёшь даже головой, чтобы ушла и никогда уже больше в жизни не возвращалась. Но эта мысль вернётся вновь и вновь... паки и паки... Девиз сумасшествия: «И вода камень точит. Главное - всегда, своевременно - искажать пространство. И рано, или поздно — человек — по дурости своей — попадётся».
Залюбуется ли мужчина, действительно, очень красивой женщиной... Как тут же, именно тут же! начинают его мозг долбить всяческие сексуальные и порнографические видения — связанные с этой женщиной. Он и головой трясёт и изо всех сил пытается думать о другом... и плюётся...
«И откуда только берутся эти эротические фантазии?» - так мыслит он. А это искажение пространства - исходящее от сумасшествия... И будут эти видения долбить мозг мужчины — при виде каждой, красивой женщины — без конца и края — пока он просто не стронется умом и не пойдёт во поводу этих порнографических фантазий.
Направит ли взор свой человек на чужие деньги... тут же мысль: «Хорошо бы эту старушку, малосоображающую, но с такой крупной суммой — толкануть бы вперёд — одновременно вырвав при этом и сумочку!» - и здесь тряси не тряси головой, как лошадь — отбрасывая, как только можешь эти мысли... Но это же, опять же, до следующего только случая, до следующего раза — когда вновь увидишь крупную сумму в чужих руках.
Дом ли видит человек кто-то отстроил — чудесный, двухэтажный — тут же мысль: «Сволочь, наворовал гдей-то денег. Надо пробраться ночью на его участок с канистрой бензина и запалить этот дом! И поражаешься только этой своей мерзости... Этой своей низости... «Откуда это во мне???» - мыслишь.
Автомобиль ли какой богатый рядом с тобой остановился — тут же включается сумасшествие: «На чьих костях ты эти деньги заработал? На чьей крови ты так разбогател? Да будь ты проклят, гад, вместе со своей богатой машиной! Чтоб ты, гад, сдох! Чтоб ты под грузовик на ней заехал!»
Тут надобно остановиться и сказать, что человек, который так мыслит — совсем даже не завидует чужому автомобилю, совсем даже не хочет на ней прокатиться и совершенно даже никогда и не мечтавший об автомобиле — о своей машине! То есть зная заранее, до какой степени это опасно и для своей жизни, и для жизни других людей.
Потому что, как бы ты хорошо не ездил, каким бы ты ни был профи — но по той же встречке будет двигаться, или пьяный, или уснувший водитель — и всё! Конец! Или в тумане, в дыму — сзади наедет грузовик — не увидев твоих габаритов -
и нет всей твоей семьи! То есть именно так, категорически, настроен этот человек, как противник всего этого автомобилизма.
Но сумасшествие, но кривые зеркала — искажающие всё на свете... И человек так даже удивляется: «А зачем мне эти мысли?! А откуда у меня эти мысли?! Там: «Будь проклят, гад...» Зачем мне это всё? Для чего мне это надо?»
Эх ты, Аким-простота. Сумасшествие потому и названо сумасшествием — что в нём отсутствует, какая бы то ни была логика; в нём отсутствуют все здравые смыслы; и вообще — любой позитив.
К дому ли подходишь — старушечки на лавочке сидят.
«Когда только передохнут дуры старые?! Вечно всем — сидят,
кости перемывают; старые кошёлки — сплетницы!» - ты аж поражаешься этой мысли! Откуда?! Ты любишь и этих старушек! Очень приятные дамы — ты даже любишь с ними поговорить о чём-то горнем, эфемерном и мистическом...
«Откуда эти гадские мысли в моей голове?» - поражаешься ты. Эх ты, Аким-простота! Зелёный ты - как три рубля! Простой ты - как три копейки! Сумасшествие оно в тебе, в каждом, в крови!.. В каждой клеточке! И никуда ты от него не денешься — пока живёшь здесь. Это условие вообще тутошнего существования.
По улице ли идёшь — только и мысли долбят: «О, вырядился, как придурок! Ур-р-р-р-род, какой-то!»; или на действительно некрасивого человека: «И как только таких уродов рожают! И как только эти уроды живут? И зачем они живут! Природу только портят!»; или: «Разрядилась дура старая! Всё молодится! А из самой песок сыпется...» И так-то вот, да, до бесконечности.
Чего уж говорить о негативных людях — если о тех, кто нам вообще ничего не сделал, кто просто мимо продефилировал — мы мыслим до такой степени отвратительно, что доходим аж до проклятий. Что уж говорить про тех, которых мы действительно боимся — там, пьяных встречных — от которых исходит реальная опасность — от людей с помутнённым рассудком.
Что уж про них бедных говорить? Вот уж, где мы отрываемся — так отрываемся — проклиная их на чём свет стоит... и желая им все болезни — акие только есть на свете... и сдохнуть от всех этих болезней. То есть ни как их спасать мы думаем! Ни как их излечить мы думаем! Этих действительно больных людей! А думаем только о том, чтобы скорее они все сдохли от своей водки — проклиная последними словами. Вот
она — та реальная действительность в которой мы пребываем; в которой мы находимся.
И на моей настоящей Родине, это, как-то всё понимают — что даже общество, что даже партия — не может ничего реально изменить на этой Земле... Не то, что, там, один человек... И поэтому — виновных нет. Нет виноватых.
- Боже, - воскликнула медсестра и всплеснула своим нежными ручками, - какой же ты умный, Гордей... Какой же ты умный!
А он так, как-то потупился... так, как-то... И не нашёлся даже, что и сказать. А потом так:
- Ой!.. Ой!.. Что это?! Что это, сестра?! Сестра!
Медсестра Лилия тут же кинулась к нему с судном наперевес!
Но здесь мы уже замнём для ясности... и не будем продолжать — жалея наших милых и нежных читателей; их, как говорится, нежную психику.
28
Пришла Ольга. Сидела — ногу на ногу, поигрывая бахромой нашитой на джинсы.
- Кто хиппует — тот поймёт! - так сказала она, так она сказала. Сидела болтала кожаным сапожком-гармошкой — голенище; болтала без умолку о каких-то абсолютных пустяках связанных с общежитием.
Ну, кто, там, кому понравился (в основном это конечно — какой парень понравился девушкам...), кто кому разонравился.
- И охота тебе... - не выдержал наконец Гордей.
- О чём ты?
- Охота тебе болтать о пустяках?..
Причём это действительно — после великих Космических дум — Вселенского масштаба!.. слушать вот это всё — из жизни насекомых...
- Что ты, Гордей, что с тобой?
- Не могу я слушать эту дребедень.
Возникла неловкая пауза.
- Я тебе сказал: «Мне надо куда-то уехать...» Что ты мне, всё время - из жизни насекомых?
- Куда уехать?! А мы, как же без тебя? Кто за нас заступится? Ты уедешь, Вася уедет — они же нас, каждый день тогда насиловать будут.
- Вот ты за своё... Я двух человек уже зарезал — ты понимаешь это, или нет? Я убийца! У меня уже, с вами, статья расстрельная!
- Если бы ты их не убил — они бы убили вас. Ты их, как раз отвлёк от убийства Васи — они бы успели ему череп доломать до конца — ещё до того, как ребята наши подбежали... У него уже была трещина в черепе! Ещё бы немного и они бы вышибли из него мозг.
- Ребята, ребята, ребята... Как же вы меня достали, ребятушки — с вашим криминалом!..
- Почему с нашим? Мы что ли его породили? Мы что ли ходим к подъезду этих местных уродов, где они живут и тащим насиловать, там, всех девушек и женщин? Мы этот криминал породили?
- Да я всё понимаю, понимаю, понимаю... Но я больше не могу — ты это можешь понять?! Лопнула моя терпелка. Не могу я больше не видеть этой общаги, не слышать ничего о ней.
Помолчали.
- Зря ты так. И куда ты собрался бежать? Ты знаешь хоть одну общагу, где это не происходит? Возьми тех же Медведковских - общага — одни пацаны — одни ребята. И что? У них хоть одна неделя без массовой бойни проходит? Ты видимо хочешь сбежать в деревню, куда-нибудь. Типа, там, на природе, на вольных-то хлебах, мол, оторвёшься!
Ты послушай наших же ребят из деревень — из разных совершенно областей Советского Союза. Рассказ один и тот же: «Мы с пацанами пошли на танцы в соседнюю деревню; взяли бухла само-собой. Ну и только всосали портвешка, как Васильковские стали нас убивать — цепями, ремнями с утяжелённой бляхой, кастетами...
Ну чо? У нас, у Ромашковских, тоже с собой были прихвачены железяки — на всякий пожарный... И вот, под грохот «Бони-мэ», там, как щас помню! под «Распутина»; под «АВВУ» - «Мани-мани» - мы калечили друг-друга до неузнаваемости, до смерти — втаптывая друг-друга в грязь, в траву, в гравий!
Кто даже и живой оставался, после хорошего удара по черепу кастетом, или бляхой — утяжелённой (кистенём по старому) — тот всё одно, или дураком становился на всю оставшуюся жизнь, или заболевал после сахарным диабетом. И разносило его потом до такой степени, что он от веса своего и подыхал. Ну, то есть, как мина замедленного действия — удар по голове. Там, его, или в дурдоме кололи такими уколами, что он потом сильно толстел — после этих уколов; ну, вес набирал катастрофический... или от травмы головы — распирало его от сахарного диабета — так, что он даже ходить больше не мог!»
Ты поговори с ребятами, они тебе расскажут. Ну, это в крупных деревнях — там, где происходят танцы — это почти посёлки. А вот тебе рассказ про мелкие деревни, где даже танцев нет. Где, казалось бы, да?!. Живи да радуйся! Деревеньки всего в три-пять домов — что ещё нужно для отдохновения души?.. Казалось бы... Да?!
Но вот, такая там завелась нечистота — с появлением городских — которых, самих-то, под угрозой увольнения — гонят в колхоз; что хоть беги и спасайся в леса — живи, где-нибудь на ёлке — в тайге. И с одной стороны, вроде бы, всё и понятно — в деревне для обработки полей — не хватает рабочих рук. А с другой стороны...
Этому я уже сама была свидетелем. Поехала, как-то летом к бабушке — по папиной линии. Деревенька Тризубы — стоит на холме домов семь-восемь — много десять... Через ручей на другом холме — через чудную долину — деревенька Щекино — домов пять деревянных и чёрных от старости.
Баньки там везде топятся по чёрному на косогорах — недалеко от ручья с омутами. К стене в баньке лучше не прикасаться — станешь чёрным от копоти; но запах чудный — копчёный и смолистый. Край то есть дикий и не только поэтому.
И казалось бы... Да?! Живи да радуйся! От одного только кислорода в тех краях — с непривычки - аж голова кружится. А красоты какие — холмистой и бескрайней тайги.
Но не могут русские люди жить без горя и без беды! Ну, не могут и всё тут! Не могут они жить без войны. Не могут они жить без трагедии — на самом, казалось бы, ровном месте. Что уж, казалось бы, уж никак, ну, ни к чему не подкопаешься! Ан нет! Нет и всё тут!
В одной избе в Тризубах, а точнее под избой находится лавка местная — ступеней пять к низу; и заходишь, ну, типа — в магаз. В лавке из съестного дрожжи (сухие, сырые), сахар кусковой (это кто понимает, что порождают эти ингредиенты...) и какие-то конфеты — типа карамель; но от древности засахарившиеся и засохшие до такой степени, что их не сгрызть — просто не в жисть. Можно только медленно рассасывать, или растворять в кипятке.
Что ещё? Ну, крупа вроде, какая-то была (типа ячка, пшеничка), да соль — и на этом-то уж точно всё. То есть для лося, если акой объемшись мухоморами - выходил из тайги к эфтой лавке — это действительно был какой-то шедевр цивилизации... Ну, там, типа Эйфелевой башни, или Колизея, или на худой конец - Биг-Бэна там... Ну, это из-за одной только соли, конечно - лось мог, лавку эту, так воспринять... (это тоже для тех — кто в теме).
Хлеба не было — потому что во время весеннего и осеннего размыва дороги — по ней не то, что «Уралы» с «Камазами» не могли пройти, но даже и тракторы леспромхозовские ложились в этой грязи на брюхо и впустую елозили своими гусеницами по глине.
Водка в деревне считалась недостижимой вершиной блаженства!.. и несбыточной мечтой...
Из-за какой-нибудь яростной грозы столбы тако ж падали и не было более — ни лампочки Ильича, ни связи с Большой землёй - месяцами. Эдакий, то есть, полюс недоступности; возвращение в первобытнообщинный строй, падение с суперлайнера на необитаемый остров - коий иногда посещают людоеды. Короче говоря место шедевральное — со всех, как говорится, сторон — во всех отношениях!
Я не зря акцентировала твоё внимание — чем торгует лавка (эта, так сказать, единственная связь с цивилизацией; единственный, так сказать, оплот цивилизации... форпост так сказать) потому что обе эти деревни — пьяные в жо — круглосуточно и круглогодично. За исключением разве что — председателя (яростного борца с Зелёным змием) и нескольких женщин.
Остальные жители пьяны беспробудно и безостановочно... и даже не ведающие, что можно, как-то жить по другому. Я едучи туда думала, что в городе я уж на какой только негатив не нагляделась — с отцом-алкоголиком... что меня уже ничем на этом свете не удивить. Но когда я увидела, как мне навстречу идут пьяные и грязные дети... И лица у детей, буквально у десятилетних — были красными, как у завзятых алкоголиков и глаза мутны, как болотная топь...
И когда я увидела, как их трясёт на следующий день — с похмела. Это было конечно... Это был конечно перебор.
Секрет этого беспросветного пьянства был прост, как три копейки. Это продажа в лавке дрожжей и сахара. Оставалось, как говорится — просто добавить воды... и через три дня — много пять — брага была уже готова. Особые гурманы покупали так — дрожжи и злополучные, незгрызаемые конфеты — для приятного привкуса и послевкусья - при потреблении браги.
Когда взрослые нахрюкавшись барды — в досталь — отрубались кто где... за дело брались дети; подходили к той же самой фляге и пили из неё — потому что есть-то у таких родителей всё равно было больше нечего... А брага хоть как-то утоляла голод. То есть дети, просто-напросто, питались этой брагой и возрастали на ней.
Вторая причина - почему в деревне больше не было никаких продуктов (кроме бездорожья) — эта та, что по всему СССР была такая - негласная гипотеза, негласное мнение, сказание так сказать - что в деревнях, мол, якобы и так всё есть. Ну, то есть, всё, якобы, мол, и так произрастает у них под окошком — семена, мол, только из окошка сыпани!.. и всё якобы попрёть так, что сбору не будет! Что убору не будет! (Ну, то есть за всю жизнь не убрать!)
В реке, что близ всякой деревни — рыбы хоть пруд-пруди! Забрасывай только трусы-семейные заместо невода! В лесу, значится — зайцы сами в силки лезут — успевай только вытаскивай их оттеда. Ну и т.д.
Правда за всё лето я так и не увидела, чтобы кто-нибудь из деревенских - рыбачил, охотился, или там сажал что-нибудь на огороде. Ну, кроме председателя трезвенника и нескольких женщин — у которых действительно, под окошком, произрастали цветы и росли какие-то съедобные культуры.
Все же остальные открывшие новый закон природы!.. Ну то есть нирвану в кайфе!.. или говоря научно — наркосон... рассудили видимо так, что всё, мол, бренно в этом мире... всё тлен... Всё приходящее — уходяще. «Ин барда виритас!» - ну, то есть, с перевода латинского: «Истина в барде!» И на этом развитие любое было остановлено полностью.
Ну, т.е., всё остальное население деревень — отправилось просто на войну. И всё на этом! Если они и делали, какие-то ненавистные им телодвижения — то только для того, чтобы достать денег — для дрожжей и сахара. Т.е. ходили всё ж таки на работу. Здесь, кстати, уместно напомнить, что дрожи не дрожи — пиши с одной жи; а вот дрожжи не дрожжи — пиши с двумя жи.
Если я и видела рыбаков за это лето — то это были городские мужчины, которые из омутов, которых было не мало у ручья, вылавливали крупную форель и очень радовались этому!
Деревенские же просто ненавидели всех городских и всё на этом! Ну, может быть из-за того, что они думали, что это именно городские привносят им это беспокойство и отвлечение от наркосна. Кто ж разберётся и когда — в сумасшествии? Да никто и никогда.
Председатель колхоза, весь какой-то дёрганый и вечно орущий, как-то дополнял эту картину всеобщего сумасшествия - у которого не хватало почему-то ума — просто запретить в своей деревне продавать дрожжи — и настал бы конец сумасшествию в подведомственных ему деревнях. Но тогда массовое сумасшествие не было бы массовым — если бы всё так просто разрешалось. Оно ведь потому и массовое - потому что сумасшествие.
Почему я неоднократно останавливаюсь на барде и на сумасшествии... ну, это, чтобы были, как-то понятны все остальные события происходившие в этих деревнях. Чтобы слушатель не очень-то удивлялся — тому, то есть, что воспоследовало, что выплывало и ошарашивало — в связи вот, со всем этим, вышесказанным и вышеперечисленным.
Итак начиная гдей-то с весны — только на полях сходил снег, как начинали пребывать городские парни и девушки, мужчины и женщины и расселяться в железных, но с печурками — строительных вагончиках — стоявших квадратом посередь деревни и обживаться там. Всего было вагончиков десять, или двенадцать.
Городские видевшие ту дорогу — по которой они сюда ехали и брели понимали, что эта дорога в один конец. Что для того, чтобы хоть как-то выбраться отсюда, обратно в город — летом должна стоять засуха и жара — гдей-то месяц. Понимали, что эта глушь ещё ими невиданная.
Деревенские парни явились к вагончикам в первый же день и увидев робкие кучки девчонок стоявших неподалёку — тут же подрулили к ним и даже без слова: «Здравствуйте!» - заговорили, как-то так:
- Девки, давай это!.. Девки! Давай! это!.. - и жестами начали показывать фрикции с натяжением, - ну, туда-сюда-обратно тебе и мне приятно!.. - пытались они, как-то втолковать одуревшим от страха — непонятливым городским «копилочкам...»
Девушки в ужасе разбежались по вагончикам, а деревенские ребята не поняв, что этим дурам ещё не так?.. Чем они им так не уважили? Стали ломать двери в их жилище, которые девушки в ужасе попытались быстрее от них закрыть.
На великое счастье - начальство у девушек - были мужчины. И один из них, молодой парень, прораб Юрий — вышел из своего вагона и окликнул их. Юрий был высокий двухметровый блондин с голубыми глазами:
- Послушайте вы, дегенераты! Вам чё надо?!
- Ты кому это сказал? Ты, чума городская! Вам чё здесь надо? Вы чё сюда приехали? - подскочил к нему один из ярых ребят,
но тут же правда получил такой удар в переносицу, что залившись кровью уже практически не подавал признаков жизни.
Его товарищи подняв его поспешили ретироваться.
- И чтобы я вас здесь больше никогда не видел! - так пригрозил им в след Юрий.
«Городских надо убивать, - стучало одно в искривлённых пространствах их мозгов, - городских надо убивать!»
И этой же ночью, один из неуловимых мстителей, явился с двухстволкой и с полными карманами патронов — заряженных жаканами (такими пулями — на медведя, лося — чтобы от черепа медведя никак не отскочила) и встав в центре квадрата зачал в полном мраке и тишине пулять по вагончикам.
Люди остались живы только потому, что вагончики были железные и железо было толстым. Но вмятины в вагонах были такие, как-будто какой-то гигантопитек лупил по ним со всей мочи кувалдой. Единственный видевший эту сцену в ночи, ходивший до ветру, рассказывал после так, что после каждого дуплета (двойного выстрела) пьяный в драбада парниша — каким-то только чудом не падал... С трудом удержавшись на ногах, методично перезаряжал ружьё
и методично расстреливал вагончики — представляя видимо — как там все орут и корчатся от его пуль... И так пока не расстрелял все патроны. Кстати, мало кто вообще проснулся от грохота выстрелов... ну, может быть думали, там, майская гроза...
На следующую ночь вагончики вновь обстреливали жаканами, но правда уже с несколько другого ракурса — видимо дошло до них, что с центра квадрата (со стороны дверей) городских не убить. И надо шмалять со стороны окон.
Но правда в окна тоже не попали (каким-то чудом!) посшибали только трубы от буржуек выходившие из вагонов на ту же сторону, что и окна.
Ближайший милиционер (деревенский участковый) жил в Берёзовке — это за тридцать километров по глухой тайге и бездорожью. И поэтому, как-то всё само-собой замялось... Ну, никто не хотел топать тридцать километров в одну только сторону.
Но это не значит, что всё, так вот, взяло и рассосалось. Деревенские жаждали мщения и поэтому, когда в их полку прибыло, а именно притопал откуда-то их родной до боли и здоровенный бандюга (местный, так сказать, король) — они пошли в атаку и ломали уже двери в вагончики, каждую ночь. Когда не получалось выломать двери, они обходили вагон и разбивали окна, чтобы добраться таки до комиссарского тела...
Ну, что? Девушки визжали от ужаса и тряслись от страха — кажинную ночь... Парни вступали в драку — с переменным успехом. Кровь лилась, зубы вылетали. Потом, вдруг, утоп в ручье один из деревенских парней — самый баламутный и сумасшедший из них. Версия была такая, что плавать он не умел... И всё вроде, как-то успокоилось. Председатель только бегал и орал, как дурак...
Но народ городской, как-то всё одно — валил уже из этих деревенек; под девизом, что плевали они уже и на обязательную обязаловку - отрабатывать в колхозе. И плевали вообще и на свою работу, которая их забрасывает в эту непроходимую глушь — в жуткую сказку.
И вот, под этим девизом, объединяясь в маленькие группки, народ начал просто валить оттуда — где они были абсолютно не защищены никем от изнасилования и убийства. То есть от полного беспредела.
Это тебе так, для справки, о жизни на свежем воздухе — среди девственных лесов — в стране, где люди не могут жить, чтобы без войны... Ну, не могут и всё тут. Это я всё к тому, что ты, как-то устойчиво бредишь, что надо кудай-то бежать.
29
- Но ты хоть понимаешь, что так жить нельзя?! - спросил её Гордей.
- Да, понимаю, - кивнула Оленька, - и что?!
- Да, так ничего. Надо куда-то бежать и всё тут. Вот, кстати — в ту же самую Швецию — откуда АВВА. Я больше чем уверен, что жизнь там совсем... совсем даже другая.
- Ну, не знаю, - болтала своим сапогом-гармошкой Оля — и только бахрома на джинсах подлетала. - Везде какие-то заморочки. Ты же знаешь, что всё за кордоном упирается в мани-мани... Поэтому я бы не сказала, что жизнь там — акой-то фонтан.
Тем более, как ты сам знаешь, или не знаешь — но все эти, так называемые «благополучные страны» - занимают первые места по самоубийствам. А последние места по суициду занимают, как раз, самые бедные страны. Значит, всё таки, в самых «благополучных странах» не совсем так уж благополучно.
- Возможно это и так. Но по крайней мере нет там такого ужаса, который, вот, у нас здесь. Может просто они горя не видели в своих благополучных странах — и вот, сходят с ума из-за всяких пустяков. Ну, там, умирают же люди от горя, что чихнули, там, на лысину кому-нибудь. Вешаются же школьники из-за того, что получили двойку. Бросаются же девушки с пятого этажа и под электричку, в нашей общаге — из-за того, что какой-то самовлюблённый кобель — на них не смотрит.
- Это ты про Андижана?
- Это я из-за чего, из-за каких пустяков — люди кончают свою жизнь самоубийством. Но я, например, был бы счастлив до неба! если бы хоть иногда, мог увидеть Анну Агнетту в живую... О как она прекрасна... Как она волшебна... Как она очаровательна... И, и, и... какой у неё ангельский, ангельский голосочек.
- Это ты про Агнету Фельтског? или про Анни-Фрид Лингстад?
- Это я про светленькую из АВВы.
- Ну, это Агнета Фельтског. И судя по твоим знаниям группы АВВА — так же у тебя и со всем остальным. Ты просто фантазёр.
Хорошо там - где нас нет. Вот и всё. Та же группа АВВА поёт тебе - «Мани-мани — хрен в кармане!» - про засилье денег.
- Не-е-е-е-ет, ты не понимаешь. Нельзя петь ангельским голосочком и не быть ангелом внутри. Немыслимо!
- У нас тоже поют ангельскими голосами. Чего только, та же, Татьяна Анцифирова стоит - в фильме «31 июня»; чего стоит Алла Пугачёва в озвучке фильмов - «Король-олень», «Ирония судьбы...»; чего стоит Людмила Сенчина с её «Золушкой...» Но это же не значит, что на наших улицах не убивают.
- С тобой говорить надо - гороху наемшись! Чё ты мне всё палки в колёса вставляешь? Да, не возможно просто жить и не мечтать о чём-то светлом. Немыслимо жить в пошлости и скотстве — даже не мечтая, хоть когда-нибудь выбраться оттуда. Ну, человек же не скот! «Ни хлебом единым жив человек!» - это я где-то слышал. А я скажу даже больше — без эфемерной мечты, без высокой идеи, без какой-то возвышенной цели — человек становится скотом и полным ничтожеством.
- Согласна с тобой на сто процентов. Но чем же тебе наша страна для этих целей не подходит?
- Д, ты же сама только что рассказывала, что никуда не спрячешься от уродов.
- Изменись сам и мир изменится вокруг тебя, - так сказала ему Оленька, так она ему сказала. - В той же деревне Тризубы, в том же, казалось бы, беспросветном аду — есть же непьющие женщины - у которых, какие только цветочки не растут в палисадничке. И уют у них в избушке и духовный и бытовой.
У той же, у моей бабушки — как же красиво в её маленьком домике и чистенько и уютно. На всех окошечках цветы — красы невиданной... Какие-то везде половички, занавесочки; подзорчики, задиночки на кроватях; какие-то белые кружева везде и вроде их так немного — но всё, как-то к месту, что аж душа поёт в её домике — от того уюта, который она там создаёт.
И всё что-то хлопочет, всё что-то печёт — какие-то пирожки - то с капустой, то с картошкой затевает. Запах такой!.. Сыт и счастлив от одного только духа этих пирожков. Тех же детишек вечно голодных — она, нет-нет, да и подкармливает этими пирожками — втихаря, чтобы никто не видел. Наберёт пирожков и сунет им незаметно — и те аж взахлёб их уминают.
Каких-то вечно птичек она подкармливает — крупу им сыпит. Сама-то она никаких птиц не держит в хозяйстве, а кормит: скворцов, синиц, пичужек разных — да и тех кто просто мимо пролетает. Кошки у неё, две собаки — всё хозяйство.
В огороде чего только не насажено, каких только ягод: и малина, и смородина, и жимолость, и всего я даже не упомню — клубника, земляника... Со всего она варит варенье, или засахаривает — короче говоря — на ногах целый день.
Вот тебе избушка — стоящая в двух шагах от этих пресловутых вагончиков и от вечно пьяных домов. Но там - вечный ад; а у неё, в двух шагах от них от всех — рай. И все счастливы и довольны. И счастья для неё самой так много, что она делится им с другими и одаривает Любовью и других.
- Слушай Оль, что я тебе скажу. Повезло тебе как-то с бабушками.
- Ну, в чём-то же мне должно было повезти.
- Это да, невозможно же, чтобы в жизни были одни минусы. Но причём здесь твои бабушки - к которым, как ты говоришь — мне путь заказан... И я!.. С какой здесь стороны?
- Бабушка это просто так — для примера. Изменись сам и мир изменится вокруг тебя. Вот для какого примера. В твоём случае это: брось пить, смени своих друзей на непьющих — тем более в нашей общаге есть такие ребята; отмойся, как я вам уже всем говорила, причешись, займись спортом. И вот обязательно встретишь Любовь! И бежать-то за кордон никуда не надо будет!
Из того же бабушкиного рая вышел её сын, мой отец и начал пить, и пил пока не умер. Ты вот, пока лежишь в больнице — есть тебе время подумать и бросить пить, и сменить друзей. Понял теперь — причём здесь ты. И когда сам ты изменишься — то и мир начнёт меняться вокруг тебя.
- Гдей-то я уже это слышал.
- Ну и хорошо; повторенье — мать ученья.
- Теория конечно хороша, но на практике. На практике-то всё с точностью до наоборот. Как, например, вылечиться, в тех же Тризубах, пьющему с рождения, как ты говоришь, парню?
- Главное это захотеть вырваться из ада. А план действий всегда подскажется. Можно сбежать из своей деревни в город,
там вылечиться у нарколога. А после лечения просто сменить место проживания — переехать к каким-нибудь родственникам, где тебя никто не знает;
устроиться на работу; ну, а далее уже, после получки, снимать квартиру и т.д. То есть дальше, счастье-т в тебя уже польётся, как из рога изобилия!..
Ну, а когда год-два не попьёшь — тогда можно и в родную деревню вернуться погостить — тогда уже точно не сопьёшься. Не захочешь снова в ад. А будут досаждать старые корефаны, ещё живые пока... снова беги из этой деревни и радуйся жизни!
- Слушай Оля, твоими устами только мёд пить.
- А почему бы и нет?..
30
Вечером, когда снова делали клизму с Лилией и после того, как утащила из под него судно — она, как-то к нему прониклась.
- Послушай, Гордей, я таких умных, как ты, ещё не встречала. Расскажи мне ещё что-нибудь о своей Родине. Всё таки — виновны мы во всём, или не виновны?
- Ты первая за всю мою жизнь, которая считает меня, каким-то умным. До этого меня всю жизнь и все — считали только придурком. Да и я сам как-то чувствую, что в том, моём сне — было, что-то такое... Что-то такое — чего я никогда в своей жизни не ощущал, не знал и не чувствовал.
Что-то такое волшебное, сказочное... Но родное и... и... и... и даже более вероятное... то есть более реальное - чем этот мир. Ни какие-то, то есть, судороги сознания — в болезненном и сумасшедшем краю — среди галлюцинаций... Среди вечного бреда и бесконечных миражей — составляющих нашу жизнь...
То есть в мою душу вливалась не очередная болезнь, не очередной бред сумасшедшего... а родник истины, родник чистоты, живая вода.
- Но расскажи мне всё таки ещё что-то... Вот у меня, например, были аборты — и ни один, и ни два... То есть я великая грешница. Так виновна всё таки я во всём, или не виновна?
- Нет, ну, я же тебе обо всём уже рассказывал. Что с точки зрения великой гордыни — если ты, вдруг, возьмёшься кого-то в чём-то осуждать и проклинать — то ты, сразу же!.. То есть автоматически... Автоматически понимаешь? Становишься, сразу же — во всём виновной. То есть, если ты будешь к другим людям относиться с непониманием, с осуждением и со злобою — то в тот же миг! ты становишься во всём виновной.
Да, потому, что так оно и есть, так оно и есть, так оно и есть. Если судить с точки зрения не любви.
Но если ты будешь к другим людям относиться с пониманием.
То есть, представлять себя на его месте. Мол, а чтобы было, если бы я родился у его мамы — в семье алкоголика? И ещё в утробе матери был бы психически неполноценным? Что было бы в этом случае со мной?! Ведь это себе даже страшно и представить.
Кто бы я вырос? Маньяк, или алкоголик? Во всяком случае - ничего хорошего. Если бы моя капелька — с чистого неба упала не в кристальночистое озеро Байкал, а в вонючее болото? То естественно, что я бы всей своей этой капелькой — вобрал бы в себя всю вонь и отраву этого болота. И поэтому, имею ли я право, из своего кристально чистого озера Байкал судить о заболоченных краях Западной Сибири? Да, нет конечно.
И в чём здесь моя заслуга, что моя капелька не упала из тучи в те болота?.. Да никакой здесь нет заслуги. Так, случай, везение... И больше ничего. И вот, здесь — сразу же... Именно сразу же! ты становишься — ни в чём не виновной! Понимаешь ли ты теперь это?
Лилия в восхищении смотрела на него.
- Ну, т.е., когда ты всех обвиняешь — во всех своих бедах и во всех вселенских бедах... Когда в тебе в тебе, нет Любви к людям — тогда ты виновна во всём. И в своих грехах ты виновна и в общечеловеческих... Просто во всём ты виновна.
А когда ты никого и ни в чём не обвиняешь. Относишься с пониманием ко всем тебя окружающим. Когда ты Любишь всю округу! И всех, всех, всех! Когда ты никого и ни в чём не осуждаешь... Так сразу же ты и ни в чём не виновна! Сразу же! В тот же миг! Понимаешь теперь?!
Лилия только и делала, что смотрела на него с восхищением...
- Да, да... теперь я понимаю. Но как же мне, например, относиться к тем же сёстрам, моим коллегам, которые воруют лекарства у больных?
- Нет, зло должно пресекаться. Зло должно быть наказано. Всё надо выводить на чистую воду — то есть прекращать негатив — разными, там, средствами. Судить уголовным судом и т.д. Мы говорим не о том, что зло не надо пресекать.
Зло нужно пресекать. Но, вместе с этим, не надо осуждать этих людей, не надо проклинать их, не нужно мстить этим людям. То есть, вот, например, в твоём случае — довела до сведения начальства — и всё на этом! И забыла об этом! В случае обращения к тебе, этих же сестёр, за помощью — помогать им — если это не входит в разлад с твоей совестью. И тогда никто и ни в чём не будет виноват!
- Слушай, Гордей, я люблю тебя, - так сказала ему Лилия, так она ему сказала.
Возникла оченна неловкая пауза... Гордей право не знал куда деваться... И убежать он не мог...
- У тебя уже была женщина? - так спросила она.
- Ну, у тебя и вопросы...
- Хочешь, я стану твоей первой женщиной?
- Нет, ну, у тебя и вопросы... - Гордей краснел, бледнел и просто не знал, где найти пятый угол.
- Я просто слышала ваш разговор с этой девушкой. Я знаю, что ты убил двоих — защищая жизнь своего друга и этой девушки... И я слышала, что ты не знаешь, как дальше жить в этой общаге. Вот я к чему. Но ты не бойся — я никому и никогда не скажу про это. Просто я хотела предложить тебе, когда ты выпишешься конечно... Пожить у меня.
Я живу в Перловке! Ну, это после Лося... В своём доме. Живу с матушкой, но она нам не помеха. Она живёт в своей половине дома; мы будем в своей половине жить. Учиться можешь ездить в своё училище; тем более, что Лось — это следующая остановка. А можешь и не ездить. Устроишься куда-нибудь — у нас там работать.
- Куда я устроюсь?
- Грузчиком на базу ОРСа (отдел рабочего снабжения), или в магазин какой. Работа не пыльная. Среднее образование — оно конечно штука нужная — для тех кто идёт в институт, там, в университет. А тебе-то оно зачем? И если, там, ладно — для общего кругозора... но не такой же ценой, какой у тебя. Не такой же ценой.
- Да, плевал я на это среднее образование. Я просто думаю, как без профессии?..
- Ну, это, что за профессия — всю жизнь на стройке, на холоде — таскать раствор и плитку выкладывать... Я тебе предлагаю работу, где ты по крайней мере в тепле будешь сидеть. Ну, поразгружаешь, там, малёхо на морозе и снова в тепло.
Но только сразу, конечно, как-то поставь себя на работе так, что не пьёшь, мол и шабаш. Типа того, что больной, мол — давление, там, гипертония... Понимаешь? Потому что пьянство это конечно ужасно. И мама этого никак не потерпит. У нас папу убили, какие-то пьяные подонки. Осенью он возвращался с работы... И на него напали.
Помолчали.
- Это так всё неожиданно, Лилия. И я, конечно, не могу тебе так всё прямо и сказать... Ответить... Но ты красивая девушка.
- Да, я красивая девушка, а ты умный. Я тебя полюбила.
- Я буду думать, Лилия, обещаю тебе...
Она пожала его руку своей лапкой и вышла.
А он, как-то полежал, полежал так — долго и пристально следя за облаками. И неожиданно для себя вновь забылся.
Он шёл по какой-то тёмной и призрачной аллее. Тускло светили фонари... тень от него, в их свете, как-то искажалась, скукоживалась и плясала. На самой аллее было довольно таки жутко, а уж, что было во тьме — лучше было и не смотреть — жуткий мрак.
Совершенно неожиданно рядом с ним кто-то появился.
Господин вёл себя довольно таки развязно и нагло. Шёл так рядом и заглядывал наклоняясь в его лицо.
- Делаешь вид, что меня не знаешь? - хохотнул он.
Когда Гордей был один и трезв — он был сама скромность не только во сне, но и на яву.
- Извините, не имею чести.
- Не имею чести?! - расхохотался господин, - ты меня умиляешь, роднуля! Честь в СССР?! Это всё равно, что искать честь у Вавилонской блудницы!
- Но мы точно не знакомы.
- Да перестань ты... Кто тебя вдохновляет на разные каламбурчики, там, с жертвочками? Когда ты уверен, конечно, что рядом Вася; что сила на твоей стороне. Потому что так-то ты трус и мерзость. Но когда рядом Вася... о как же ты каламбуришь!
А кто в тебя вселяется, вместе с кайфом, когда ты стремишься к и так уже запинанным москвичам, которые и так-то беззащитны и почти без сознания; но именно это тебя и вдохновляет — чтобы пинать их, пинать и убивать... Ведь ты же подонок. Ну, узнал?
- Дак это ты? Какая гадость.
- А что так? Что так не любезен? Или кайф разлюбил?
- Да нет, я просто завязал со всей этой мерзостью, со всем этим скотством; со всем этим ужасом в моей жизни. Буду жить у Лилии и начну новую и чудесную жизнь.
- Но ты зря так меня пугаешь...
- А что такое!?
- Зачем ты так со мной? Зачем ты так стращаешь меня?
- Какой ты нежный.
- И ни без этого. Но согласись, что человек просто не может жить без сумасшествия. Сколько раз за жизнь человек получает этот шанс? Да, да именно шанс — начать новую жизнь. Как ты выражаешься: «Сказочную и чудесную!»
Вот же она! Вот же она — любовь! Иди и возьми её! Да, именно так! только руку, так вот, протяни! и вот, любовь уже в твоих руках! Но нет, человек этого не делает. И никогда не сделает!
Может быть ты спросишь: «Почему?» - ну, в связи с этим. А я тебе отвечу. Я тебе отвечу. Человек не может жить без сумасшествия — вот почему!
Он не может жить, чтобы не слышать про ужасы; он не может, чтобы не ощущать ужасы на собственной шкуре! Адреналинчик, там, кайф, сладострастия! Вот же, что надо человеку! А ты мне тут дуру гонишь!
- Да, Патриарх мне так и сказал, что для юных людей, для юных душ, этот ваш бред сумасшедшего — очень даже срабатывает. Но для тех — кто устал от мук... Для тех, кто уже понял всё ваше враньё и весь ваш обман. Как вы по граммам, потом, вытягиваете назад — кайф дарованный человеку вначале... но дарованный только для обману.
И вот, когда высасываете с годами весь кайф обратно — у человека остаются только одни муки, а не кайф. И он наконец понимает, что всё, что исходит от вас — это всё ложь и обман. Всё ложь! И поэтому уставший от ваших бесконечных мук — человек начинает тянуться к Любви и только к Любви! Где нет никакого обмана! Где все друг-друга Любят, ценят и уважают! И вот, больше
Зима 1 — 2019г. - Лето — 2019г.