Из Брешии в Брешую в биении пульса гуртом.
Чалилась борода на кожную нить, релаксирующую у Promilya.
Загнутые лебеди в ярость малым хищникам,
Жизнь — вдох — перед ними важными канула.
Мордыхаев обезображенных всхлипки в небе понуром.
— Исчезла песнь Амбора и свять его вод,
В минуты, когда, о Ниссаель! Скрипка тебя лелеет.
Как будто то ворожбой ведьмы талой
Светлейшего митрополита вознесли на крестовую длань.
Стек его лживый остался сгнивать на ладьях,
Кожу свежевали прибой, и припоминали старые Варны.
— Словом твоим, Агнея, мой барон заколдован,
Мы за драконьей шкурой бредём в таинстве.
Тенью угнетенной томный встанет обряд .
О! Н. гладкий стол, дурман крыжовника ряд!
В серебряную светоч уплыла она однажды,
Гудело естество от жажды, в ямах ревело.
Танцы похоти, страсти напевая балладу,
Будто речные пираньи, несли одичавшую.
В игристых своих балахонах Айнуры вгустую
Богам излагали оракулов мрачные песни,
Роняли столпы Илуватара, судьбу изменяя,
Наигранным благом, летела хмельная быть.
Ах! Кайзер немца и римлянина консул,
Те же реки рассекают на юг и на север,
Я ветер в долине у горизонта —границ нет,
Ему всё ровно, что за древо на плато.
И габарит на дороге надёжнее их домашнего корабля.
(С) Amtee Korrimbor