Том 2. Орден Проклятых. Глава 9. Писарь

Кэтрин Макфлай
Глава 9. Писарь

В то время лестницей крутой
Уильям рядом шёл с Линдсеем.

[Линдсей]
- Смотрите, герцог, чем владеем.

Оранжерея, кельи, холл.
По коридору он прошёл,
сказав: "Идёмте на площадку!"
Там чудный открывался вид
на горы, заросли ракит.
Взирая вдаль, промолвил кратко
Ему Линдсей: "Тут нет ушей.
Был другом Вашего отца я,
Ответьте, герцог, не скрывая,
и как нашли вы орден сей?

Зачем вступили в наше братство?
Искали в жизни новизны?"

[Уильям]

- Познанья истин мне важны.

[Линдсей]

- Познанье – главное богатство.
Но это - риск. Ещё и тут!


[Уильям]

- Меня опасности влекут.

[Линдсей]

- Я сразу понял то, Уильям.
[Уильям]
- И кто довольствуется штилем,
когда…

[Линдсей]

              - …по сути ты бунтарь?
Не терпишь самолюбья жертвы.

[Вильям]

- По людям, видимо, эксперт вы!

[Линдсей]

- Я знаю то, что государь
своим советником вас сделал.
И потому, скажу я смело:
что власть вы цените как дар.

[Уильям]

- Всегда, везде я – первый номер,
Но в этом братстве я – никто.

[Линдсей]

- Держать в руках не всем дано мир.

[Уильям]

- Я - только писарь!

[Линдсей]

                - Ну и что?

[Уильям]

- Вы так спокойны, сэр, поскольку
в советниках магистра вы…

[Линдсей]

- Опасно это, а насколько
не представляешь ты, увы.

[Уильям]

- А я рисков. Что можно сделать,
чтоб стать здесь первым, иль вторым?

[Линдсей]

- Молчи об этом! Здесь – не челядь,
вельможи здесь. И дерзость им
ничья не нравится. Готовы
они на всё за власть, поверь.

[Уильям]

- И я готов на всё теперь!

[Линдсей]

- Я, герцог, знаю вас! Ну что вы!
Вы - так добры, как ваш отец.

[Уильям]

- Добра я вряд ли образец!

[Линдсей]

- Меня послушай! Я - астролог,
мой путь служенья в братстве долог.
Как Дуглас, редкостных задир
мы не видали. С ним несносно!
Вам власть двоим – один кумир!
Персона ваша одиозна
для многих тут. Прошу сейчас
не учинять скандалы вас.
Сказал для вашего же блага.
Монтгомри – тот ещё чертяга.
Шотландец будто, сам – француз.
Узнал я, сэр, ято этот сплетник -
Монарха Франции советник.
Вступил обманно в наш союз.
Нелестных он характеристик.
Хоть с виду прост и весел, – мистик
на самом деле сильный он.
Он силой тайной бережён.

Кто не был с оным начеку, – пал.

[Уильям]

- Идёмте, сэр, отсюда прочь.
Поднялся ветер. Поздно, ночь.

Они поднялись вверх под купол.

За коридором – коридор.
Там зданье ряд колонн подпёр.

Опять пролёт, ступеней винт.
Постройка – сущий лабиринт.

[Линдсей, показывая]

- Одна из двух обсерваторий.
Но во второй сейчас – лекторий.


Идём, посмотрим в телескоп.
Земли прекраснее в сто крат высь!

Уилл прочёл на стенке надпись:
«Сгореть, но свет оставить чтоб.»

[Уильям]

- О, как чудесно это кредо!

[Линдсей]

- О, здесь Алистер вывел это.
Он знал судьбу, ещё тогда

[Уильям]

- Каким отец был человеком?

[Линдсей]

- Он был советником всегда
Грэнвиля. Кражей и побегом
подведена его черта.

[Уильям]

- Скажите больше.

[Линдсей]

                - Необычным
он был, хотя сказать о нём
нельзя дурного. Кое в чём
исканье было утопичным
его тех тайных знаний, что
не видел, не познал никто.

Общались мы, хотя, он друга
ни в ком не видел, и во мне.
Всегда с собой наедине
он проводил часы досуга.
Хотя, когда сюда вступил,
сперва иным, казалось, был:
ко всем выказывал доверье
и был, как будто, и не плох.
Но вот его высокомерье
людей отталкивало. Ох,
врагов имел он очень много.
Талантлив был, ушёл до срока…
Грэнвиль избрал его из трёх
умов блестящих. Например, я
не видел: был ли кто ему
из братства равен по уму.
У славы стоя он преддверья,
у нас устроил тот поджёг,
отвлечь желая всех от кражи.
Мы не могли подумать даже.
Он презирал любой порок.
О, где та тонкая граница?
Как мог Алистер оступиться?
Я видел много разных лиц.
Нетрудно мне людей пороки
по ним прочесть. Не пал он ниц
ни пред одним. Таких немного!
[Уильям]

- А что прочтёте обо мне?

[Линдсей]

- Я вижу: грех твой - сладострастье
Но всё - в минувшем, той напастью
ты не страдаешь больше. Вне
порока ты.

[Уильям]

                - На виде внешнем
столь видно?

[Линдсей]

                - Я прочёл в душе.
Легко могу сказать о прежнем,
читать о будущем уже –
мне помогают звёзды. Чтобы
узнать о ком-то что-нибудь,
слагаю людям гороскопы.
С рожденья нам очерчен путь.

[Уильям]

- Нельзя его ли обминуть?
На звёздах пишет Провиденье
нам это предопределенье?

[Линдсей]

- Не так. Что мы не знаем тут,
о нас то знает Абсолют.
Творцу известно о творенье
вперёд. Зовём мы это – рок.
Но это – выбор наш свободный.

[Уильям]

- Сопротивлений путь – бесплодный?

[Линдсей]

- Судьбу менять никто не мог:
она исходит от натуры.
Мы как игральные фигуры
в своих руках, не божества.
Как от самих себя отступим?
Никак. Но лгать себе мы любим.

Считал Алистер: неправа
моя теория. Он знанье
считал основой созиданья
судьбы. Он был из тех особ,
кто с роком борются. С собою
боролся он, с своей душою?
Ему сложил я гороскоп.
[Уильям]
- Он оправдался?
[Линдсей]

                - В полной мере.
Он по рожденью – мистик, маг.
Предрёк и жизни я потерю
ему за тридцать. Он, не веря
в мои расчёты, умер так,
как то предвидел зодиак.

Но чтенье звёзд он лженаукой
считал, постиг его хотя.
Он волю полагал порукой
всему. Он прав. Погиб, идя
навстречу воли только личной.
Зову ошибкой я типичной
самообман. Не свыше план
подвёл его к такой кончине.
Погиб он только по причине
своих стремлений. Свыше дан
нам выбор всем, но мы лишаем
себя его альтернатив.
Одну мы только избираем.
Один лишь путь для нас правдив,
и он – душою осязаем.
Иные – призраки его.
И нет такого человека,
какой имел бы мастерство
к познанью всех, не одного.

Пришли мы. Вот библиотека. –

На окнах были витражи
в огромном полутёмном зале. 

Везде резные стеллажи
трактаты древние держали.

Расписан фреской потолок.
Колонны подпирали арки. 

[Линдсей, показывая]

- Тут ваш рабочий уголок. 

(Широкий стол, где свеч огарки
мерцав над кипою листов,
текли в подставку белым воском.)

Итак, объём работ таков:
составить книгу по наброскам
Карлайла. Вот его трактат.

То – «Философия друидов».
Уильям, интерес не выдав,
взглянул на рукопись.
                - Трактат
не изложеньем дисциплины
мистерий древности богат,
Он наставленье на латыни
для силы воли. Вильям, тут,
считайте, – сборник истин старых.
Должны в пяти вы экземплярах
переписать и сшить сей труд.

Перо, чернила, инструменты
для сшивки – в ящике стола.

Тут, ознакомьтесь – наши стенды.
Как мысль братство вознесла! –

(Там всюду были манускрипты.)
Он указал на них рукой:

[Линдсей]

- Вся мысль жива, пускай погиб ты,
иной продолжит путь земной.
Вы всю историю здесь вкратце,
найдёте нашу. Но томов
я вам желаю не чураться.

[Уильям]

- О, да, я всё прочесть готов.

[Линдсей]

- Как славно это заявленье!
Ищите истину, адепт.
Здесь в вашем всё распоряженьи! –
Ушёл Линдсей.

[Уильям]

                - Хорош рецепт. –
Взглянул Уилл на полки хроник
и, в руку взяв свечу, затем
прошёлся между книжных стоек
и стал искать на букву «М». –

МакЛелланд Алистер. Два тома.
И стиль, и почерк – всё знакомо.   
«Влиянье чувств на волю» – Том
был первый. – А второй о чём?
«Стихии магия. Заметки» – 
на развороте прочитал.
Листал. И взгляд его встречал
рисунки тайные нередко.

Затем он дальше книги взял:
Рэйнолдс Линдсей «Планет аспекты
и их сакральные эффекты»,
Монтгомри – «Гнозис  бытия», –
набрав ещё литературы,
он гору книг нагромоздил,
присел за стол, достал чернил.
И, глянув на трактаты хмуро,
за дело принялся Уилл.
Он выводил за словом слово
доктрины, что велел Линдсей.
Спешил окончить поскорей
и книги прочитать отцовы.

Скучна была работе, эх!
И любопытство взяло верх.

Он отложил перо, немножко
не дописав один абзац.
Открыл поспешно он обложку. 
Портрет отца венчал форзац.

И прочитал Уильям дальше:

«Весь мир – иллюзия из фальши.
Да мага чувства все – табу
(любовь и счастье, страх и горе),
поскольку, кто их не поборет,
не сможет подчинить судьбу.

Кто хоть единый раз вступал,
с пороком в тесное знакомство, –
тот волей ослабел и пал.
Но дух имеет превосходство
над телом, ибо под контроль
берёт и слабость он, и боль.

Пока ты отдан плену чувства,
ты слаб, не видишь ничего
ты кроме них. И каково!
Они пройдут – и в жизни пусто.
Не можешь ты вести борьбу,
когда опустошён ты ними.
Но, дабы быть неуязвимым,
Рассмотрим несколько табу.

Во-первых, это – сладострастье,
где тело властвует душой.
И этой пагубной напастью
порабощён весь род людской.

Когда к кому-то ты привязан,
ты слаб. И слабостью наказан.

Желаний удовлетворенье
ведёт в итоге к пустоте
С годами горечь пресыщенья
тебя преследует везде.

Не взял победу ни один, кто
не подчинял свои инстинкты.
И оттого несчастен он
от вечно пагубного чувства.
И имя оному – распутство
которым счастья он лишён.

Кто ведать силы колдовские
желает, должен от страстей
отречься, ведь сильны стихии,
но маг обязан быть сильней.

Табу второе – чувство боли.
Все те, кто боль не побороли,
страдают. Чувства все – обман:
и боль души, и боль от ран,
поскольку разум затмевают
и человека подчиняют.

Один порок в пороков гроздь
легко сумеет превратиться.
Терзает душу, как волчица,
разочарованности злость,
а страх преследует, как гончий
среди пороков массы прочей.

Итак, табу вот третье – страх,
он также подавляет волю,
как чувства счастья или боли.
Мы все – невольники в страстях
А страх исходит от незнанья.

Всё то, к чему взывает плоть
нам нужно будет побороть.

Запрет четвёртый – на забвенье.
Страданья нужно подчинять
и ничего не забывать.
Отвергнуть нужно нам забвенье,
поскольку делает сильней
нас память прошлых жизней, чей
бесценный опыт нам – опора:
моменты славы иль позора.

Запрет нам пятый – алкоголь,
Желают люди в нём забыться,
но нам нельзя забыть про боль
и жизней прошлых вереницу.

Кто глуп, безволен или  слаб,
стихия тем не подчиниться.
Не повелитель тот, а раб."

Запрет шестой – духовным чувствам.
Запрет на дружбу и любовь.
Они мешают безрассудством
Они – как тяжкий груз оков,
поскольку любящий готов
любое сделать для защиты
любви. И в этом уязвим.
Его и шантажом любым
склонить легко. И нарочито
манипулируют таким.


Перевернул Уилл страницу
И книгу отложил на стол.

[Уильям]
- Мне истин путь тобой поведан.
Сейчас я многое обрёл!
Тебе я лишь безмерно предан.

Отца не следовал ответ.

Давно дотла сгорели свечки,
настенных факелов же свет
повсюду лил златые речки.

Уильям пару свеч зажёг
от них в настольной жирандоли. 

В резной обложке цвета смоли
его вниманье том привлёк.

«Целительство на расстояньи
посредством мысли и сиянья» –
Сэр Ирвинг Эйнсли. Книгу ту
Уильям с полки взял. «Прочту.»

(читает)

«Я был в одной из ситуаций,
когда мне сила помогла,
что может только тем даваться,
чья душа, как день, светла.

А.М. я книгу посвящаю.
Ты – мой наставник. В дневнике
твоё ученье излагаю.
Наверно, сила неземная
тебя вела. В людском мирке
увы, к талантам все предвзяты.
Когда я был на волоске
от смерти, знаю, спас меня ты.

Благодаря тебе я жив,
ты – нет… Как мир несправедлив!

Я указал инициалы,
но имя не упомяну.
Сейчас оно запретно стало.
Твою запомнили вину,
забыв заслуг величину.» -

Прочёл Уильям посвященье.
«А.М.» – Отца инициал.
С минуту он поразмышлял.
Один из братства в помещенье
заходит – сразу к стеллажам:
усердно книгу ищет там.

Уилл взглянул на гостя бегло,
и снова в книгу он читал.
За интересом всё померкло.
О чём же автор там писал?

«Кто свет в душе благочестиво
хранит, кто в жизни им ведом,
послушен свет его призыву. –
А.М. поведал о таком.
И с ним я встретился, когда я
был ранен. Помню: тёмный лес,
погоня, ночь, тропа лесная.

Я был от гибели в полшага.
Когда упал с холма в овраг.
А.М. нашёл меня в овраге.
Но задаюсь вопросом: "Как?"

Я был охвачен лихорадкой.
Повсюду – непроглядный мрак.

Спустился он тропою шаткой.

Сорвал он вереска пучок
и стал напротив предо мною,
и стебель сорванный поджёг.
Едва лицо я видеть мог.
Казался духом он порою,
не человеком молодым.

Он на меня взглянул свозь дым
и прошептал: «Ответь мне, пламя,
он будет жить ли дальше с нами,
или покинет мир людской?»

Воздел он руки надо мной.
Я видел яркое сиянье.

В дыму шептал он заклинанье:
«Болезнь – тьма, здоровье – свет.
Меж вами связи больше нет.

О, сила, данная мне свыше,
услышь меня, к нему сойди же.

Приди свет к свету, тень к тени,
и будьте здесь разделены.»

Такого одухотворенья,
в глазах и силы воли я
не видел раньше, без сомненья,
среди людского бытия.
Внезапно молвил он с упрёком:
- Ты – вор.
                - Я раньше воровал.
Но я клянусь теперь во многом
перемениться. – Я сказал.


- Ты будешь жить. – Движеньем резким
он затушил травы пучок. –
Хоть свет в душе ты не берёг,
но жизни долгим ты отрезком
своей судьбою одарён.
- Клянусь теперь блюсти закон.
- К нему питаешь ты презренье
и к жизни.
                - Верно, каждый день я
за деньги жизнью рисковал.
Но прошлое, как сновиденье
забыть готов. Я бы желал
постичь сакральное уменье
и стать твоим учеником.
- И я мечтал, как был моложе,
постичь науку целиком.
- Я вас найду.
                - Не будь глупцом!
Но, если знание дороже,
его находят в стенах ложи.
Смертельный риск!
                - Я не боюсь,
когда увидел смерть воочью,
но возродился этой ночью.
- Тогда учить тебя берусь.
- Найти как ложу?
                - Базилика
над морем. Больше не скажу
ни слова.
                И в ночи безликой
исчез подобно миражу
целитель мой, взбежав по склону.

Я был на утро исцелённый.
Казалось, будто бы в бреду,
мне всё привиделось, ввиду
болезни. Это счёл бы сном я,
когда бы трав сожжённых комья
я не увидел. Был я слаб,
но слабости наперекор я
прошёл и день, и ночь по взморью.
Идею не оставил я б
познать ту силу, что превыше
людских способностей была.
К лишеньям с муками привыкши,
я шёл три дня. Вдали скала
с постройкой зренье привлекла.
Горели факелы там ярко
и освещали окна-арки.
От них скала была светла.

Я был от боли обессилен.
Дорога трудною была.
Кричал на кроне где-то филин.   
И перевёл я тут же взгляд.
От леса в мантии до пят
спускался к берегу мужчина.
Спросил я: «Сэр, чья община
вон там?» И, глядя на утёс,
мужчина громко произнёс:
- А, Ирвинг, ни минутой раньше,
ни позже.
                - Но откуда вы
узнали имя?
                - Имя ваше
прочёл я в шёпоте листвы
и тихом голосе совы.

Он руку вытянул в перчатке –
откуда ни возьмись сова
на руку села.
[Незнакомец]

                - Вы едва
исцелены!
[Ирвинг]

                - Да я в порядке…

- Вы – вор, но также хиромант. –
Промолвил незнакомец после.

[Незнакомец]
- Такое видеть довелось ли? -

На перстне был его брильянт.
Горел на трости камень синий.
Он протянул ладонь. – Но линий
таких я раньше не видал.
[Ирвинг]
- О, мой бессилен ритуал!

[Незнакомец]

- Недавно на иных утёсах
хотели вас предостеречь,
но вы – искали с тайной встреч…

[Ирвинг]

- Скажите, сэр, зачем вам посох?
[Незнакомец]
- Нездешний вы… Тут зыбкий грунт.
Не проверяя, – в пять секунд 
утонешь.
[Ирвинг]
                - Как вас звать?
[Незнакомец]

                - Карлайлом.
Я – сын друида, судеб чтец.
Я даром наделён немалым.
А ваш целитель, он – храбрец:
нельзя лечить поскольку вора,
ведь лекарь может перенять
его болезнь. И очень скоро,
как и болевший, вором стать. 

Но он бесстрашен, он считает,
что воля победит порок
чужой и личный. Я взываю
к стихиям, чтобы так он смог.

Идёмте, раз иным талантом
хотите кроме хироманта
владеть.»
[Ирвинг]

                - Ах, я тону!
[Карлайл]

                - Песок
коварен здесь.
                Вокруг воронку
земля образовала. Я
тонул. Но, твёрдо он стоя,
мне протянул свой посох.
[Карлайл]
                - Тонко
земли стихия шлёт намёк:
не будет путь грядущий лёгок.
Идти в начале тяжело как,
и раны щиплет вам песок!

Друид мне выбраться помог.

[Ирвинг]
- Иначе, сэр, могу взглянуть я
на вещи: двое мне людей
из братства помогли. Скорей
хочу оставить перепутье,
где раньше жизнь была жутка;
присоединиться к вам.
[Карлайл]

                - Рука,
что вам протягивает помощь,
сочли вы, сэр, – всегда добра?
[Ирвинг]
- Но подняла ведь одного мощь
меня со смертного одра,
второго – гибель от песчаной
воронки тут же отвела.
[Карлайл]
- Все преданы привычке странной:
смотреть туда, где кабала,
но видеть волю.
[Ирвинг]
                - Нет, неволя –
то жизнь былая.
[Карлайл]
                - Что ж, идём!
Опасен грунт. Ни слова боле!

К скале отвесен был подъём
от моря. Под покровом ночи
взбирались вверх мы двое молча.

Мой проводник вошёл, я – следом
как будто под церковный неф .
Предстал пред малым я советом:
полбратства. Стали кругом, пев 
хорал латинский. (Все держали
в руке по факелу. Они
не были только зажжены.)
И мне в том слышалось в хорале 
предназначение моё.
Одномоментно смолкло всё.

- Что привело вас к нам? – Магистр
спросил.
[Ирвинг]

                - Познанья жажда.
                - Мистер,
я вам задам один вопрос. –
Сказал целитель мой (Он рядом
стоял с магистром. Под тем взглядом
нельзя солгать. Он – как гипноз).

[Целитель]

- Что в жизни лучше, справедливей:
мудрее стать, иль стать счастливей?
[Ирвинг]
- Кто мудр, тот счастлив.
[Целитель]
                - Так иль нет –
найдёте сами вы ответ.
[Ирвинг]
- О, был торговцем я реликвий
и верил только в злата звон,
но ранен был и всё утратил.
Искусством вашим исцелён,
я понял то, что мишура тел
скрывает дух. А узы рабств
мы создаём себе кабальных
под гнётом благ материальных.
Но знанье – выше всех богатств,
его украсть нельзя.

[Магистр]
                - А чем же
полезны будете вы нам?
[Ирвинг]
- Я – хиромант; но, овладевши
наукой той, – пришёл во храм,
учиться дабы исцеленью.

[Целитель]

- Вы не готовы к обученью,
но, раз хотите, – шанс я дам!


Карлайл факел незажжённый,
иным подобно, в руку взял
и от магистра слева встал.
Целитель – справа (приближённый
он был) – свою продолжил речь:
- Сейчас три факела зажечь
одной свечой ты должен будешь,
как только гонг расколет тут тишь.

Зажжёшь – продолжим ритуал:
то знак – ты верный путь избрал.
Когда огонь свечи погаснет,
ответим на принятье вас: «Нет».

Свечу один мне стражник вынес.

Запели тихо все тотчас:
«Пускай осветит мудрость нас...»
Сказал целитель «...quasi ignis»
с друидом вместе, прислонив
свой факел к факелу магистра.
И незнакомый мне мотив
запели люди хором быстро.

Я свечку к факелам поднёс,
что трое высоко держали.

И сразу вспыхнула смола.
Все трое факелов пылали.
Свеча сиянье берегла.
По кругу свет передавали
друг другу люди. «Встаньте в центр»
промолвил мне магистр-ментор,
когда кольцо замкнул последний
дрожащий свет. – Вы – на заре дней
исканий знаний.
Влейтесь в свет,
и воссияет он пространней
[Ирвинг]
- Меня да примет ваш совет!

[Магистр]

- Пространство храма осветилось
с приходом вашим в сто раз. Ах,
смотрите, пламя сохранилось
свечи, что держите в руках.

Читайте символы: то пламя
таланта вашего средь нас.
Вы поделились светом с нами.
А мы, в сем братстве находясь,
всегда окажем вам поддержку.

(Читав, Уилл не скрыл усмешку.)

Второй этап вступленья ваш
докажет вам: всё в жизни хрупко
И тут наполненных два кубка
подносит на подносе страж.

[Целитель, А.М.]

- Вам нужно взять одну из чаш.
В одной – смертельная отрава,
в другой – спасенья эликсир.

[Ирвинг]

- Со смертью выиграть турнир
смогу ли?
[Целитель, А.М.]
                - Сможете всегда вы,
когда доверитесь душе.

При выборе вам положиться
на голос нужно интуиций.

[Ирвинг]

- Но как? Колеблюсь я уже.

Скажите, риски для чего те?

[Целитель, А.М.]
- Поскольку это – мага путь.
Вам забывать нельзя ничуть:
Одна ошибка – вы умрёте.

На острой грани – мира суть.

Один из двух бокал берите.
Обряды кончим до зари те.

[Ирвинг]

- Я вам обязан жизнью раз,
затем меня Карлайл спас.

Но для чего спасён я вами:
для тщетной смерти в этом храме?

- Я приглашал сюда вас? Нет! –
Сказал целитель. – Уходите!
В трусливом точно индивиде
нужды не знает наш совет.

[Ирвинг]

- Я не уйду. К чему укоры?
Немыслим более возврат.

И выпил чашу наугад. 

[Магистр]
- И что там?
[Целитель]
                - Корень мандрагоры.
[Ирвинг]
- Как горло жжёт!
[Целитель]
                - Вы взяли яд!
Готовьтесь: ряд галлюцинаций,
а после – с жизнью вам расстаться.
Бокал упал на пол.
[Ирвинг]
                - Озноб…
Уже не чувствую я стоп.
Всё кружит.
[Целитель]
                - Славное внушенье!
Оно до смерти доведёт.
Вы уж мертвы в воображенье
своём. Признаться – мой черёд,
не то – уверен я в исходе.
Не яд вы пили – не умрёте.

[Ирвинг]
- Мне лучше уж.
[Целитель]
                - Прошёл припадок?
Раз сила мысли такова, –
у вас – задатки колдовства.
[Ирвинг]
- Так всё же яд?
[Целитель]
                - Когда б отрава –
и колдовство бы не спасло.
[Ирвинг]
- Вторая чаша с ядом, право?
[Целитель]
- В боязни вашей – яд. Он – зло.
Он травит дух, а что до тела –
так цепенит его всецело.

[Ирвинг]
- Но как я чувство испытал,
что будто в муках умирал?
[Целитель]
- Могу внушить любое чувство,
спасти вас, или же убить.
Подвластно мне сие искусство.

Вам испытанье третье, чтоб
от страха отступил озноб.

Глаза завяжут вам и уши,
дабы простор не отвлекал
Не ум услышьте, только – душу, –
и свой откроете талант.
Вы страх познаете предельный
в момент опасности смертельной.

Мне помогите, Фердинанд!

Наденьте на глаза повязку
для испытанья без опаски. 
Готовы к риску, хиромант?

[Ирвинг]
- Не будем тратить время зря мы!
[Целитель]
- Как только в спину вас толкнут 
бежать вам нужно будет прямо.
Мне завязали уши тут.

Ведут в неведенье. От ветра
всё холодней, и холодней.
Меня толкают в спину. В сей
момент бегу я тридцать метров
и вниз лечу. Ужасный страх.
Не передать те чувства, ах.
Сорвав повязку, вижу море,
лечу в бурлящую волну.
В пучине оказался вскоре.
Тогда я думал: утону.
Водоворот меня на камни
бросал. Но нет, везло всегда мне.

Ко мне спасительно лучи
тянулись, будто нити. Эхо
я слышал, голос: «Быть успеху!»


- Но как? – Воззвал я. – Научи!
[Голос А.М.]
- Плыви наверх с одним желаньем:
хранить всегда в душе сиянье,
пускай во тьме ты в этот миг. –

И в воду солнца луч проник.

[Голос А.М.]
- Владеть ты хочешь исцеленьем,
спасать от гибели других.
И разве можешь со смиреньем
ты в безднах утонуть морских?
[Ирвинг]
- Иных спасти желанье больше,
чем жизни собственная жажда.

Я вверх поплыл сквозь мрака толщу,
но зов глубин я слышал дважды:
«Останься с нами. Здесь покой
безмерен, как покров ночной…»

Меня влекло наверх свеченье.
Но хор со дна взывал: «Постой!
Останься с нами. Здесь покой.
Земная жизнь – одно боренье.»

В воде роились пузырьки:
от солнца блеска так ярки, 
как будто звёзды во вселенной.
Я понял: тьма, как пустота,
влечёт погибнуть неизменно.
а свет – как яркая звезда.
И понял я: мне тьма чужда.
Я вспомнил светлое стремленье.

И я на миг себя забыл,
с сияньем слился на мгновенье:
лечить иных – предназначенье
своё увидел. Что есть сил
забыв о боли, вверх поплыл.

Среди бушующего шторма
у скал я вынырнул проворно.
Стоял А.М. на валуне
И, протянувши руку мне,
сказал. "Ты справился с заданьем.
Прошёл ты с честью испытанья.
А я ответил:
                - Сколько лет
я жил во тьме, как в тех глубинах!
- Во мраке ты постигнул свет.
- Кто звал меня из мест низинных?
Я слышал хор. Он шёл со дна.
- Тебе и духов речь слышна…
Так знай, то – голос утонувших.
Они кружат водоворот
сильней, когда туда нырнёт
живой, тревожа мёртвых души.

- О, жизнь людей вам не ценна!
Когда вы шлёте на погибель
людей, и жизнь обречена.

На то ответил мне целитель:

"Я полагаю, человек
решает сам: ценить ли век,
что отведён. Но откровенность
хотите? Жизнь имеет ценность,
когда наполнена она,
а не пуста и не тщетна.

- Готов ли я для тайных практик?
- Да, ты услышал духов зов.
Для обученья ты готов.
Но мудрость – будто ширь галактик,
необозримая она.
- Мне стала цель моя видна
во мраке водного покрова:
лечить иных. Талант мне дан –
я знаю.
                - Но ты слаб от ран.
Начни же с первого больного,
с себя. Я дам тебе урок,
чтоб исцелить себя ты смог.

Представь лучи. Они потоком
в твоё вольются существо.
Закрой глаза. Свет этот ярок,
а кроме нету ничего:
ни моря вод, ни храма арок.
Ты в этом свете растворён,
в небесной высшей благодати.
Все мысли, чувства – суета, те,
в какие ты был углублён.
Нисходит свет. В нём всё едино:
вода ль, деревья, горы, мыс ль,
и знанья тайного доктрина,
в тебе любое чувство, мысль.
Тот свет вселенский – в дальних звёздах,
он наполняет землю, воздух –
огонь и воду.
                - Вот уже
сейчас светло в моей душе.

- Скажи: «Свет – к свету, тень – к тени, –
да будут разъединены.» –
Заклятье это неизменно
всегда. Не важно: лечишь ты
себя, иных; иль щедроты
познанья просишь у Вселенной.
Одно условье помни: цель
должна быть только – созиданье:
в нём высший замысел – всецел.
Прибегнешь к тьме – найдёшь страданья.

Хочу признаться я в одном:
на испытании втором
ты выпил яд, но при внушенье,
что это – вовсе и не яд,
обрёл своё ты исцеленье.

[послесловие Ирвинга]

И был я снова исцелён
за пару раз подобных практик.
Лечил иных. И тот закон
в вопросах разных проблематик
всё так же действовал. Когда
иного лечишь, свет направить
всё ж стоит большего труда.
Закон один – в иной оправе.»