На подвиги толкала равнодушием. Жена и муза

Двойная Радуга
Не сбудется – быстро взобраться на пик,
Коль силы поддержки иссякли.
Тропа на Парнас запорошена. Блик
От солнца в тумане – маяк ли?

В пути не по нраву натоптышу прыть,
А импульс – в обиде на тленье.
Способна Вселенная так подшутить,
Что вникнуть нельзя до прозренья...

...Рождаясь, не ведая, что потребишь
На свете при первом же вздохе.
Спеша из утробы, счастливый крепыш
Не знал о грядущем подвохе.

За миг до рождения творческий дух
В душе угнездился – вражина!
Но творчеству парень отдался не вдруг,
А в год волевого нажима.

Приветливый юноша горести лет
Проглатывал – это несложно.
Но строгой Вселенной укоры стереть
В указах судьбы невозможно.

Не чмо, не пройдоха, а просто Богдан –
Он выбрал трамплин, не канаву.
Зачем напиваться ему в «дребодан»,
Когда упивался он явью!

Умел выживать, растянув пару жил.
И флирта, и бокса хватало.
И жизнью своею он жил не тужил –
Долой парадокс аватара!

Физически крепок – с чего бы страдать,
Когда воля крепче металла!
Однако в Поэзии он не солдат
И это порой угнетало…
                …………
…Ворочать тяжело Сизифов груз,
Но это лишь этап Предназначенья.
Надумав сочинять, вошёл во вкус
Бедняга несмотря на поношенья.

Поэзию освоив по слогам,
Доверился ей автор, как буксиру.
В рифмованный внедряясь балаган,
Купил он даже творческую «ксиву».

И Маша, равнодушная жена,
От замыслов его не отвратила,
Хотя была в двух лицах всё ж она
Богиней и попутно коброй тыла.

На творческий надеясь ренессанс,
Усиленно рифмач налёг на рифмы:
О Музе вспоминая через раз –
Зато карандашу пенял на грифель.

Он яро с антологией сверял
Багаж своих одобренных творений.
Годами он, как горе-адмирал,
На рифы-рифмы шёл без сожалений

И – в этой одержимости смешон –
Уверился, что с Музой жить надёжно:
«Прославлюсь, процветая между жён.
Едва ли жить втроём (но сытно) – тошно».

Однажды он прозрел и волевой
Натурой вник (как под холодным душем),
Что Маша в эру творчества его
На подвиги толкала… равнодушьем.