Ты думаешь, что мне не хватит этой дерзкой глубины.
Чтобы утонуть в тебе и очутиться между.
Небом. Кончиком стоят земли ножи.
И я вонзаюсь в этот воздух лезвием, но безответно.
Не утешай меня, здесь нет ничьей вины.
Словно иллюзии плескались эти вина.
И кровоточили икон холсты.
И ты мне что-то тихо говорила и наивно.
Дева Мария...звучала лира.
Ты снизошла ко мне.
И отделилась от стены.
И потекло уже не кровь из слез, а море.
Растекались по губам твоим мои...
Весны дождались мы с тобою, исчерпали грозы.
Святее нету в мире глаз твоих вдали.
Я тишину внимаю под твоим покровом ночи.
О, как дитя твое в объятиях кричит.
На волю хочет, хочет, хочет.
Просит свободы.
А я проснусь и не засну, ты проследи.
Никогда не потревожу твой покой я.
Просто знай, что у меня там есть что-то внутри.
То, что никогда не сможет причинить никому ни зла, ни боли.
Даже, если этот кто-то слишком посторонний.
Злобный.
Судьбою недовольный.
Нескромный.
Утоляем жажду мы в словах зримой любви.
А незримая всегда — ее основа.
Знай, что наши руки вечной манной сплетены.
И пусты будут всегда наши ладони снова.
И туда, откуда мы с тобой пришли.
Мы отпустим этих райских птиц лететь на волю.
Уходя, ты слышишь, больше не вернись, не подожди.
Бог с тобою. Бог со мною.
Усыпят на целый век, не обернись.
Не смотри в глаза последнему герою.
Там темно, а мы не что иное, как вечный свет горим.
И грим свой смоем ключевой водою.
И тебя всегда теплом своим.
В холода укутаем, укроем.
В поле окажись с самим собой наедине.
И посмотрим, кто теперь сильнее слабых.
Нету в мире кровожаднее зверей.
Чем те, которые с небес упали в стаю гиен жадных.
И пропали, подражая им, оскалившись на тех.
Кто не захотел сюда опять спускаться.
Кто остался там, поднявшись дальше и только вверх.
И познал, что он и бог и человек.
Не совершавший грех.
В одном лице, ведь выход за пределы есть.
Внутри/извне.
Как смесь.
В самом ядре.