знаешь,а ведь мы все когда-то умрем,
и это не то, о чем следует думать нам в 22:
"все,что не произойдет, мы переживем,
а если нет, то после хоть не расти трава",
хотелось бы так сказать,
да только вот черта с два.
я умру, и это не так страшно, как то,что здесь.
здесь под руку ведут спесь и морок,
морок и спесь,
смерть через день хихикает в трубку,
сидя за твоей спиной, курит,
отпускает скабрезную в твой адрес шутку,
и выдыхает дым,
что аж по глазам резь.
она так нежно проводит по нашим щекам,
оставляя на них леденелый след,
говорит, что кошмары ей сняться чаще, чем нам,
и она не причина всех бед.
и не при смерти, а при жизни,
ложно возведенной на алтарь,
ей нас всех поровну жаль.
мы же состоим из минут и денег,
денег и минут,
все наши разговоры о том, как и где заработать деньги,
как бесцельно года бегут.
где потратить, что заработал,
и как свое те года берут.
они и нас заберут когда-то,
костлявой рукой, выдернув за ворот куртки, из работ и быта,
вспороты от солнечного и вниз, набиты ватой,
зашиты цыганскими иглами,
и наблюдаемы из-за кулис.
я умру, я рассыплюсь в прах,
превращусь в труху, в необъятный страх, незаметный знак,
в тополиный пух.
в, даст бог, не последний раз,
а если и последний, то не дай бог.
а если правда не умрет лишь тот,
о ком поются песни и пишутся стихи,
кто помнится, и не забыт.
то ты, мой свет, безнадежно вечен,
как вселенная,
как мрамор,
и как гранит.
«а после нас зацветут цветы, и правда взрастет трава,
и как в песне наши дети будут лучше, чем мы,
я в этом уверена, что права,
и пока мы живы, нас не перемолят в песок эти безжалостные жернова»
хотелось бы так,
да только вот черта с два.