Нижеследующий текст изначально был опубликован на моей второй странице ("Равенсвуд") в литературном дневнике (запись от 1 июля 2019г.: http://www.stihi.ru/diary/ravenswood/2019-07-01). Но поскольку затронутая в нём тема занимает меня постоянно, мне показалось нелишним перенести данный текст и на основную свою страницу, в виде отдельной статьи. Быть может, ещё кому-нибудь эти размышления покажутся небезынтересными.
СЛОВО О ЗАКОНЕ И БЛАГОДАТИ
Да простит меня митрополит Иларион (XI в.) за заимствование у него названия для моей заметки. Конечно, я не пытаюсь состязаться с ним в красноречии, да и разговор собираюсь вести на тему, совершенно отличную от той, которую столь блестяще развил в своём "Слове" он. И всё-таки это название мне кажется очень подходящим. А поднят здесь будет вопрос, к которому я возвращаюсь снова и снова, потому что он меня давно и неотступно занимает: не слишком ли самонадеянны мои скальдические опыты и возможно ли вообще "пересадить" скальдическую поэзию, как экзотический цветок, на непривычную для неё почву другого языка? Для которого, в свою очередь, эта странная поэзия тоже весьма непривычна?
Как не прислушаться к мнению специалистов? "Поэзия скальдов очень непохожа на поэзию в современном смысле слова. Человеку нового времени она чужда и непонятна. Даже специалисты литературоведы обычно говорят, что она "не поэзия". Следовало бы, однако, сказать "не поэзия в современном смысле слова". (...) Поэзия скальдов была как бы зашифровкой того или иного сообщения посредством шифра, настолько замысловатого и вычурного, что сутью этой поэзии было не само сообщение, а только его расшифровка. (...) Скальдическая зашифровка состояла не только в использовании вычурных и замысловатых кеннингов и бесчисленных хейти, но и в соблюдении очень строгого размера, т.е. определённого количества слогов и строк и очень трудного узора внутренних рифм и аллитераций (начальных рифм), а также в переплетении предложений и словосочетаний, т.е. в применении совершенно противоестественного порядка слов (один этот порядок слов доставил массу хлопот исследователям и, в сущности, до сих пор остаётся загадкой). В силу всего этого невозможно даже приблизительно передать в переводе форму скальдических стихов". (М.И.Стеблин-Каменский).
"Никакой другой язык, кроме древнескандинавского, непригоден для воссоздания скальдической формы во всей детализованности и строгости её конструкций. (...) Скальдическая поэзия должна быть сначала постигнута умом. И лишь тогда, когда должным образом подготовленное восприятие научится различать её условности и уловки, в искусственности её построений может проступить та красота, которая даёт ей право называться подлинным искусством. (...) Правильность скальдической формы -- это, во-первых, следование великому множеству правил. (...) Вместе с тем, чтобы стать действенной, форма должна была создаваться в каждой висе заново, т.е. выявлять индивидуальное мастерство скальда. Поэтому сочинение вис нередко приобретало форму соперничества. (...) И, наконец, скальдическая форма была призвана не обнаруживать смысл висы, а с помощью особых приёмов скрывать его. Тем самым обыденное содержание обретало присущую сокровищам ценность. (...) Сохранить каноническую аллитерацию было бы возможно не иначе, как подбирая специально слова с начальным, притом корневым, ударением -- жертва не только непосильная, но и заведомо бесплодная: нельзя заставить русские слова звучать на древнескандинавский лад". (О.А.Смирницкая).
Итак, полное соблюдение скальдических правил невозможно ни на одном другом языке, кроме древнескандинавского. Эти правила -- словно трудно- или даже вовсе неисполнимый закон, "бремена неудобоносимые" и порабощающие. Как мне представляется, большую ошибку совершают некоторые наши ревнители скальдической поэзии, изо всех сил пытаясь "исполнить закон" (в этом смысле они невольно, сами того не ведая, уподобляются "книжникам и фарисеям", мёртвой хваткой держащимся за букву закона). Вроде всё в их висах на месте -- и рифмы внутренние, и слоги аллитерирующие там, где им положено быть; но это не поэзия. Насилие над языком делает подобные творения уродливыми. Это просто какие-то упражнения неизвестно ради чего. Я же пытаюсь адаптировать правила, всё равно невыполнимые по-русски в полном объёме, к нашему языку, не уродуя его и вместе с тем соблюдая эти правила, насколько возможно. Мне важно, чтобы мои висы были полноценными (пускай и странными на первый взгляд) стихами. И здесь "закон" должен дать место "благодати"; "бремена неудобоносимые" и порабощающие уступить свободе (которая -- и в жизни, и в поэзии -- отнюдь не то же самое, что вседозволенность). В любом виде творчества каноны и свобода не противоречат друг другу: канон не ограничивает творческую свободу, а направляет её в нужное русло. Например, иконописные каноны сковывают иконописца не более, чем, скажем, портретиста "сковывает" необходимость передать портретное сходство.
Зачем вообще я этим занимаюсь? Просто мне это нравится. Я, не побоюсь сказать, чувствую в скальдической поэзии что-то неуловимо мне родное и созвучное, не знаю, почему. Время от времени висы сами складываются в голове -- не изгонять же мне их из мыслей? Они меня радуют, я получаю немалое удовольствие от "висоплетения" -- наверное, как от какого-нибудь хитрого рукоделия. Но время от времени я спохватываюсь: не слишком ли дерзновенны мои поползновения писать висы по-русски? И всё-таки, думается мне, что нет; что и живя в другую эпоху, и говоря на другом языке, можно вдохновляться скальдической поэзией, восхищаться её изобретательностью и изощрённостью и использовать в собственных стихах её приёмы и элементы, не копируя их механически, но творчески переосмысляя. Разумеется, для этого нужно чувствовать скальдическую поэзию как нечто внутренне близкое, а не чуждое; нужно проникнуться ею. Иметь склонность к скальдической поэзии, своеобразное "чутьё" к ней -- не хорошо и не плохо; это не заслуга и не повод для гордости; это просто индивидуальная особенность, которая либо есть, либо её нет (зато у других есть свои особые умения). Если кому-то не дано способностей и тяги к скальдическому искусству, не стоит ни огорчаться, ни пытаться через силу освоить новый вид поэзии. Как, например, я не пытаюсь осваивать японские поэтические формы и жанры, ибо не ощущаю взаимного проникновения, внутреннего родства с восточной поэзией. А без него плоды подобных опытов будут вымученными и искусственными.
Ещё кое-какие размышления о скальдической поэзии и о возможности её существования на русском языке:
Штрамповский дротткветт: http://www.stihi.ru/2018/04/28/5501
О висах "правильных" и
30. VII. 2019.
*****
29. IV. 2023
Подписывайтесь на канал "Союз пера и левкаса"! Ссылка внизу страницы.