Не девятнадцатый, а двадцать первый век –
век для поэзии не слишком подходящий.
Но иногда, накинув синий плащик,
иду я не на берег, а на брег.
И вижу под сребрящейся волной
шеломы витязей, но никогда их лица,
а над водой – челнок, в нем кто-то шевелится
и разжигает факел смоляной.
Контрабандист? А может быть, гонец?
Заблудшая душа в бездушном мире?
А может, вестник, что наш русский dies irae –
день гнева запылает наконец?
Для выродков, для пузырей земли,
для узурпаторов российского престола,
чьё божество – американский доллар,
сползает время на часах Дали.
В день гнева Божия потерянный народ
падёт на грудь России потрясённой,
заплачет, как дитя спросонок,
покается и память обретёт.
Он вспомнит, что он русским был,
а Русь
святою,
и державною Россия,
а деды грешные, голодные, босые
могущественный возвели Союз.
Когда же был коричневый дракон
советским воином низвержен и закован,
то на хоругвях Поля Куликова
лик Спаса просиял и был столь дивен Он,
что преклонил колени даже тот,
кто храмы Божие неистово безглавил.
Так пал когда-то Савл, а встал апостол Павел.
Теперь, казалось, благодать сойдёт
на сокрушивших внешнего врага
и очищающих себя от богоборства…
Душа народная, молись и бодрствуй!
И да пребудь к властителям строга.
Душа есть у народа,
но толпа
бездушна, жадна и слепа.
И если не народом, а толпою
властитель избран – быть беде,
мы все окажемся в гнезде
разврата, пьянства и разбоя.
Ответь, народ, не ты ли стал толпой
трусливой, жалкой и тупой?
Молчи, не отвечай, стань к Западу спиной
и повернись лицом к Сибири –
там заревом восходит dies irae,
день гнева Божьего,
день битвы с сатаной.
Январь 2005 г.