Выпить хочется? Ещё бы!
Холод, ветер, ночь близка.
Петербургские трущобы,
Беспросветная тоска.
Не отыщется и с лупой
Мир дворцов и площадей,
Здесь одни живые трупы
И футляры без людей.
А взамен прелестных ножек
Ходит–бродит Вечный жид,
Да Рогожин точит ножик,
Да Каренина визжит.
Но за рядом старых литер
Виден прежний парадиз, –
Виден наш любимый Питер!
Летний полдень, свежий бриз...
Блеск имперского парада,
Звон оружья, пушек рёв…
Хватит!
Мерзкого не надо,
Нужен Пушкин, Гумилёв!
Нужен Гоголь, нужен Невский,
Им воспетый навсегда,
А не хмурый Достоевский,
Не преступная среда.
Нужен солнечный Агнивцев,
А не сумрачная клеть
С кучей психов и ревнивцев,
Что собрались помереть.
Очень нужен, Боже правый,
Воздух чистый, взгляд иной.
Закормили нас отравой,
Нигилистикой сплошной.
_________________________________________
* Иллюстрация:
"Старый Петербург", художник Бэгги Боем. На картине – Знаменская площадь,
которая теперь называется "Площадь восстания". Слева – памятник Императору
Александру III, справа – Знаменская церковь (храм уничтожен коммунистами,
сейчас на его месте – вестибюль станции метро "Площадь восстания").
Да простит меня Достоевский, – никоим образом не хотел задеть добрую память Фёдора Михайловича. Однако (сугубо личное мнение) не люблю я его творчества. Мысли многие, особенно из "Дневника писателя", вполне разделяю. Но художественные произведения – нет, не моё. Ни один из его персонажей мне не близок. И тут я вовсе не одинок. Приведу слова И.Л.Солоневича из "Народной монархии", из главы о наших властителях дум: "С фактическим положением вещей русская литература не стеснялась никак. Даже и Достоевский, который судорожно и болезненно старался показать, что и нас не следует «за псы держати», что и мы люди, – и тот каким–то странным образом проворонил факт существования тысячелетней Империи, жертвы, во имя её понесённые в течение одиннадцати веков и результаты, в течение тех же веков достигнутые. Достоевский рисует людей, каких я лично никогда в своей жизни не видал – и не слыхал, чтобы кто-нибудь видал". Вот под этими словами и я подписываюсь. Для меня герои Достоевского как инопланетяне: откуда угодно они, только не из русской жизни. Пушкинский Петруша Гринёв, лермонтовский Максим Максимыч, толстовский капитан Тушин или Васька Денисов, многие гоголевские, тургеневские и чеховские типы – близки, понятны и, в сущности, постоянно встречаются среди людей. Но мне трудно представить в реальности мятущихся типов Достоевского. И ни один из них (включая блаженного князя Мышкина) мне не симпатичен, не вызывает любви. И "Петербург Достоевского", о котором приходилось писать ещё в школьных сочинениях, это не мой Петербург...