В цвету бесхозные сады…
Руины, бывшие домами…
Надрывный памятник беды,
как смерч, пронёсшейся над нами.
В дверных проёмах без дверей,
в зияющих глазницах окон,
спеша «прогнать из гряд курей»,
не промелькнёт хозяйки локон.
Дома опять уйдут под снег,
давясь плодами, как слезами,
кому-то явятся во сне,
рты безъязыкие раззявив.
…О, сколько нас, как те сады,
ушло под снег, весне поверив.
Найдутся ль где, когда суды
чтоб «по делам» отмерить меру
всем тем, кто исподволь копил
как к грошу грош, на русских злобу,
кто, как портки, страну пропил,
кто честным был, но узколобым.
Вновь «люди гибнут за металл»,
в умах – сумятица, разруха,
и «Сатана вновь правит бал»...
Но вот, – как бабка-повитуха
в избе, где девка на сносях, –
судьба с утра засуетилась.
На окнах той «избы» вися,
родня надеждой засветилась.
Даст бог, от бремени страна,
пусть с болью, всё же разрешится.
Взойдут терпенья семена
и просветлеют сны и лица.
И память наша зарастёт
нет, не «быльём»*, а хлебной былью.
И сад поверит – каждый плод
под снег не ляжет рыжей гнилью.
По старым добрым адресам
вновь полетит, поедет почта.
…Успеть хотел бы я и сам
та-а-ам черкануть кому-то строчку.
*быльё – сорные колючие травы, которыми «зарастают» в памяти неприятные
воспоминания.