Около двух лет назад мне задали вопрос "верующий ли я или атеист?" Я не знаю, как точно могу на него ответить... Но до сих пор чувствую необходимость ответа. Сегодняшний день ничем не лучше других для этого подходит, но... Молчать сегодня не получится.
Первая трудность, с которой я столкнулся, когда меня спросили об этом, заключалась в том, что я не вижу противопоставления в этих понятиях. Для моей личной логики подобный вопрос не корректен. Я позволю себе вольность – это будет легко, ведь никто не может мне возразить – видоизменить вопрос: «Верующий ли я?»
Когда мне был шесть лет, я вел теологические диспуты со сверстниками. Подкованный детской библией с картинками, я убеждал знакомых, что Иисус скрывается в каждой вещи, в каждом существе. Не испытывая трудностей, мое талантливое воображение показывало, как высокий мужчина в белой одежде и с бородой преобразуется во внутреннюю суть любого предмета и наоборот. Но, видимо, моя вера была недостаточно крепка, потому что мужчина из моего воображения, был очень похож на отца, которого уже не было рядом со мной, да и я делил кусочки хлеба, пытаясь понять, как это происходит.
В пятнадцать я читал «Нравственные письма к Луцилию», пропитывая римским стоицизмом свою собственную жизнь. Пожалуй, эти письма были единственной опорой, которая помогла не избежать, но пережить яд общих мнений и личных катастроф. К сожалению, у меня так и не хватило сил построить из своей жизни стеклянный дом. Оказалось, что скрывать ее во лжи – проще.
Семнадцатилетним подростком я поддерживал доклад одноклассника, говорившего о лживых религиях и их мертвых богах. В кульминационный момент, я стоял рядом с ним, с чувством презрения и превосходства смотря на аудиторию, а он разрывал изображение Христа на листе формата А4. Через три года он умрет, прикованный параличем к постели, а я окажусь в храме, где демоны учатся молиться.
Перед этим, созданный мною бог выведет меня из созданных мною же бури и безумия. Чуть позже я дам ему имя – Deus ex Machina (Бог-из-Машины). Это термин, появился в древнегреческом театре и означал внешнее, божественное вмешательство, рок, волю случая. Подобный технический прием авторы трагедий использовали для построения развязок в своих постановках.
Я начал писать эти строки за несколько недель до своих 26-ти лет. Тогда я очень часто произносил фразу из «Хроник Хаоса», которые принадлежат нашему миру в той лишь степени, что мир, в котором они появились, был создан нами. «Мы скрываемся на кончике вашего языка, в ваших порочных снах, в самых темных уголках вашей души. Мы – это вы, лишенные оков невежества. Мы – это вы, только намного сильнее» (с) (Чернокнижник Иеронимус, патриарх Хаоса). Даже если не брать во внимание смысл, мне нравится само построение этой фразы, её форма, её поток, и я часто использую разные ее вариации в своих письмах. Эти слова привели на мою грудь символ Чернобога – бога-шута, разрушителя порядка, желающего зла и приносящего его. Но… «Мы часть тех сил, что без числа, творит добро, всему желая зла» (с) (Мефистофель).
Верующий ли я? Для меня вера – уникальный способ, которым мы чувствуем все многообразие окружающего мира. Выбрав что-то одно, мы отказываемся от другого, а мне словно бы жизненно необходима возможность воспринимать как можно большую гамму чувств. Получается, что я неверующий, ибо постоянно нахожусь в пути.
Труд у поэта сакрален. Он находит некое чувство, послание и облачает его в слова. Его действия можно сравнить с работой ювелира – отсекая лишнее от природного минерала, ограняя его, он проявляет в мир драгоценный камень… Это очень близкий образ, но, все же, я вижу поэта, скорее, строителем мостов, соединяющих миры. Правильность рифм, гармония слогов, кристальное состояние строк делают сооружение классически красивым, прочным, способным выдержать вес тысяч, пошедших вслед за поэтом. В пропасти, лежащей между мирами, в бурной реке разделяющей берега, я вижу вызов, но не могу ответить на него строительством мостов, так как чувствую в этом насмешку над благородством вызывающего. Мне интересней найти брод, борясь с сильным течением и скользя на камнях. Мне интересней спуститься на дно пропасти и подняться вновь, рискуя сорваться с узких и коварных уступов.
Я проводник. Ко мне приходят слова, и я веду их, осторожно, шаг за шагом вгрызаясь в пустынные земли. Это как прогулка по минному полю, где мне приходиться иногда умирать, прежде чем найти следующий шаг. Я веду их, но веду туда, куда они хотят идти. Трудно описать этот процесс... В твоей голове проносятся тысячи образов, слов, фраз, но все они пусты и выбрав их, я выберу очередную смерть. Вспышка. Вкус крови во рту, неожиданный дождь, запах костра – подобным дают о себе знать именно те слова, и плевать на то, что они не подходят под форму, ведь за стенами городов живут по-другому.
Часто бывает так, что мы гибнем в пути, так и не найдя место для следующего шага. Бывает так, что слова подолгу не приходят ко мне, и я начинаю сомневаться в собственных силах. Но… Это честная плата за то, что я испытываю, когда веду их, когда смотрю им в спину в конце пути.
P.S. Скелет собран 25.11.2018 года.
http://www.stihi.ru/2017/04/05/10302