Мой переход в пятый класс совпал с началом крупной хрущёвской реформы школьного образования, стартовавшей в 1958 году. В ней причудливо смешались экономические и политические цели, трезвый расчет и безудержные фантазии. Эта реформа была детищем своего времени, и именно о нём прежде всего – несколько строк.
С точки зрения социологии, это было переходное время. Советский режим, начав после смерти Сталина превращаться из жесткого тоталитарного в более мягкий авторитарный, оставался по сути своей командно-административной системой. Хрущёв начал её ломать, и тогда ему потребовалось теоретическое обоснование своих действий. На XXI съезде КПСС, состоявшемся в начале 1959 г., он заявил о «полной и окончательной» победе социализма в СССР. Одновременно было провозглашено начало развернутого строительства следующего, более высокого общественного строя, коммунизма. Таким образом, Хрущёв убивал сразу двух «зайцев». Избавлялся от «сталинского» централизованного управления хозяйством и подсовывал обществу, как ему казалось, удачную объединяющую идею. В итоге не сработало ни то, ни другое.
Справедливости ради следует признать, что хрущевские планы строительства коммунизма поначалу встречались населением с энтузиазмом, люди надеялись на реальное повышение уровня жизни. «Никто не понимал, что такое коммунизм, – поясняла позже корреспонденту столичной газеты эти настроения одна читательница. – Но верили, что жизнь станет лучше, тем более что она действительно улучшалась». Об этом говорят и статистические данные. Рост национального дохода СССР за десятилетие, с 1950 по 1960 г., составил 265%, тогда как США – только 134%. Удалось превзойти США по добыче угля и производству цемента. Предпринимались усилия по увеличению добычи нефти и газа, выплавке стали, производству электроэнергии, в том числе атомной. Более чем в полтора раза увеличился объем валовой продукции сельского хозяйства. На этом фоне любые мечтания кремлёвских правителей казались оправданными.
Реформа образования, затеянная Хрущёвым, была нацелена на реализацию его грандиозных планов. Но если отбросить политическую и экономическую составляющие реформы, то её основной месседж будет опять-таки – обещание скорого прекрасного будущего. Мы уже говорили об особенностях мифологического мышления, которое апеллирует не к разуму, а к чувствам. Хрущёв его прекрасно использовал применительно к «культу личности» Сталина. В данном случае он опирался ещё и на колоссальный духовный подъём, порождённый успехами советской космонавтики. Напомню, в 1957 году первый советский искусственный спутник облетел вокруг земли. Он произвёл фурор, сравнимый разве что с открытием Америки. Миллионы людей на всех континентах встретили сообщение о спутнике как свой личный праздник. Престиж Советского Союза поднялся на небывалую высоту. Его поддержал Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, проходивший в том же году в Москве.
Всеобщая эйфория не могла, однако, ослепить советское руководство, не говоря уже об учёных и производственниках. Там было достаточно понимания того, что предстоит изменить в науке и образовании, если Советский Союз хочет шагать в ногу с научно-техническим прогрессом. Хрущевский космос, конечно, вырос не на пустом месте. При всём желании, даже самый талантливый самоучка спутник не смастерит. Спутник - это целая армия гениев. За этим должны стоять не только лучшее в мире точное машино- и приборостроение, но, прежде всего, мощнейшая система образования, наука мирового уровня. К середине пятидесятых годов они в СССР уже были, но время предъявляло к ним всё новые повышенные требования.
Доставшаяся от сталинской эпохи система подготовки кадров Хрущёва не удовлетворяла. Получивший образование на рабфаке в двадцатые годы, Хрущев взамен сталинского сурового практицизма, с его строгим разделением образования и производства, хотел возврата к их динамичной сцепке. В его футуристическом плане построения материально-технической базы коммунизма школа мыслилась как придаток к цеху, как первая ступень работы на заводе или в колхозе. Нас, молодых, коммунизм прельщал тем, что он вмещался в наш жизненный цикл. Ведь Хрущёв отводил на его построение всего двадцать лет. Но в том будущем, которое нам обещала реформа, многие из нас не увидели для себя места. Речь идёт прежде всего о гуманитариях. Им было предписано, как и всем, готовиться к рабочим профессиям. Что противоречило, между прочим, и духу демократии, и «священному» праву выбора каждой личности. Однако презиравшему интеллигенцию Хрущеву на это было глубоко наплевать.
Новая «общеобразовательная трудовая политехническая» школа, ставшая одиннадцатилетней, взяла курс на соединение обучения с производительным трудом. На эти цели отводилось не менее 12 часов в неделю. С 5-го по 7-й класс мы занимались в мастерских производством нехитрого инструмента, учились работать напильником, зубилом, сверлить железные детали и т.п. На практику нас водили на завод, где мы получали закалку в общении с «рабочим классом». Очень скоро двухдневные походы на производство стали рассматриваться нами как приятный и полезный отдых от нудных школьных занятий. Ребята переставали готовить домашние задания и с трудом вспоминали, что они там «проходили» на прошлом уроке.
Как и предполагалось реформой, в 8 – 10 классах нам уже пришлось определиться со специальностью. В абсолютном большинстве школ выбор профессий был невелик и чаще всего носил случайный характер. Из чисто практических соображений мы выбрали автодело. Изучали матчасть автомобиля, принципы работы двигателя, причём всё должны были «пощупать своими руками». Обучал нас этим премудростям интересный человек, мастер своего дела Н.Н.Митровка. С его помощью мы вполне овладели навыками вождения. Для этих целей в школе был свой ГАЗ-51, который стойко выдержал все наши издевательства над собой. В конечном итоге мы сдали, как положено, вождение, правила дорожного движения и получили права водителя-профессионала третьего класса. Это единственное, за что я благодарен реформе. Когда в нашей семье появился легковой автомобиль, полученные в школе права мне очень пригодились.
Наши девочки тоже «приближались к производству». Вместо рукоделия, танцев и пения их стали обучать химии. Эта специальность оказалась очень востребованной, особенно после того, как началось освоение целины и стало понятно, что с одним навозом далеко не уедешь. Тем не менее, с полученной за время учёбы рабочей специальностью свою дальнейшую жизнь связали немногие. Из наших двух выпускных классов в 1965 году такой выбор сделало лишь пару человек. Большинство, увидев воочию тяжёлые условия труда, пьянство и воровство, царившие на производстве, готовы были на всё, лишь бы не попасть в «работяги». К этому времени стало очевидно, что средняя школа не годится в качестве основного источника пополнения предприятий и строек квалифицированными кадрами.
В августе 1964 года одиннадцатилетнюю школу снова заменили десятилеткой. Фактически это стало признанием провала хрущевской образовательной реформы, которая провалилась вместе с планами построения коммунизма. Вся ее «политехничность» свелась, по сути, к овладению зубилом и молотком – в век космических полетов и ядерных реакторов. Технологически отсталая экономика Советского Союза не могла предложить ничего иного нам, школьникам. Мы доучивались по старой программе ещё целый год. Зато после отставки Хрущёва отменили обязательный стаж для поступления в институты и университеты, восстановили льготы для медалистов и конкурс аттестатов. Работу школы опять стали оценивать по количеству выпускников, успешно сдавших экзамены в вуз.