Морскую раковинку я в домашнем хламе
нашел. Как будто всё, что было с нами
в тот день, хранилось бережно в кривой,
в шершавой этой плошке винтовой.
Ты помнишь шторм алуштинский? Прилавки
на набережной: бусы, шляпы, плавки
и сувениры из ракушек и камней.
И эта раковинка – что-то было в ней.
И ты ее прижала к уху просто,
хоть вся она была в шипах, наростах –
спираль окаменевшая в руке.
Но море в ней шумело вдалеке.
А рядом в бессловесном разговоре
гудело, выло вздыбленное море.
И, поднимая волны, ветер дул,
перекрывая в раковинке гул.
Внутри морской далекий звук шумящий
смешным казался рядом с настоящим
протяжным ревом моря – дикий нрав
звучал из всех аккордов и октав.
Тогда не знали, что воспоминаньем
мы друг для друга и для моря станем,
и станет день тот памятью для нас…
Шум моря в раковинке слышен и сейчас.