Мёртв китом, прохладен рыбой,
ты хрустальное дитя.
В пищеводе карий голос
застревает у тебя.
В пищеводе карим глазом
цепко смотрит в юркий мир,
будто бы в кристалле заперт,
грузной зависти вампир.
Лисица в норе укрывается,
И липкое золото слов,
Что скованно яростным воздухом,
Ничьих не достигнет голов.
Пусть сыплет свинцовыми иглами,
твой рот, что волнист и нечист,
лисица – как будто базальтовый
незыблющийся мазохист.
Ты убил себя и время –
стрелки треснули часов,
но восходит на погосте
солнце вспоротых стихов,
и из ласковой могилы
ты, юродивый еврей,
по планете расстилаешь
шёпот, скрип и звон дверей.
Лисица твоя из убежища
на мир торопливо глядит,
и сердце забилось по-своему
в усталой лисичьей груди.
Лисица твоя между рёбрами
зелёную колкость студИт,
и смотрит в столетия новые,
что вонько горят впереди.