И ты почти счастлив, но огрубел.
О ней не говоришь, но вспоминаешь.
И ваша музыка скорее о тебе,
чем про неё, негромкая такая -
висит в прихожей на одном крючке,
на кухне в белой кружке вместо чая,
и в трещине на долгом потолке,
и в отражении, обозначая
глаза. В наушниках, в ответах стен,
на мятом треугольнике кровати,
в растущей коридорной долготе,
есть музыка играющая ради
худых плечей, несущих целый мир,
июня уходящего по кругу.
И только речь выходит из квартир,
забыв закрыть несчастную фрамугу.