Написано мною, Светланой Кременецкой, под впечатлением от пребывания в Государственном мемориальном и природном музее-заповеднике А.Н. Островского "Щелыково" Костромской области. Здесь почти сорок лет жил А.Н. Островский, здесь им написаны 19 пьес, в том числе знаменитая "Снегурочка".
Щелыково я посетила в июне 2019 года, находясь в санатории с одноименным названием.
Здесь в великолепном заповедном лесу находится усадьба-музей великого драматурга https://www.facebook.com/muzeyzapovednikschelykovo/, прекрасный ажурный Голубой Дом - усадьба дочери Островского - М.А. Островской-Шателен, постройка 1903 года, где ныне зимой располагается сказочная резиденция Снегурочки и круглый год работает прекрасная библиотека санатория.
Я также была в доме-музее друга Островского - крестьянина И.В.Соболева, его учителя столярному ремеслу в Николо-Бережках. Островский же обучал грамоте детей друга http://museumschelykovo.ru/products/?cid=13
Посетила я и Литературно-театральный музей в усадьбе Щелыково Островского района,
просмотрела фильмы по произведениям А.Н. Островского "Дикарка", "Волки и овцы", "Поздняя любовь" и пять выставок музея, перечитала пьесы "Снегурочка" и "Дикарка".
Так появились стихи "Щелыково" и "Дикарка", с которыми я выступила на авторском вечере поэзии в санатории.
«Дикарка» и «Снегурочка» воспеты
Островским* средь густых дубрав.
Тебе, Писатель, многи лета!
Тот, в ком любовь, и жив, и прав.
***
«Ах, бедная Снегурочка, дикарка»,-
В «Снегурочке» сказала мать-Весна.
Ещё «дикарка» - Варя из «Дикарки».
Любви желают девы - не до сна.
Но, испытав любовь, Снегурка - тает.
Любовь, земного счастья миг даря,
Навечно двух влюблённых… разлучает,
Оставив безутешным Мизгаря.
Исчезло тело-временность, но вечна
Любовь в своей вселенской красоте.
Снегурки сердце бьётся бесконечно
Здесь, в Голубом прекрасном Роднике.
Он - в Щелыково, где писал Островский!
И, по легенде, девы тут следы:
Снегурки сердце, знаком отголоска,
Несёт, дыша в ключе, поток воды.
Я видела…
и сердце трепетало…
Слеза внезапно
след свой оставляла…
Земля - поверите ль? -
дышала в месте том…
Чрез воду воздух
поднимался пузырьком.
……
Снегурка тает неземная.
Земной «Дикарке» - быть женой.
И ждёт Варвару жизнь благая,
А не обходит стороной.
Дитя свободное – Дикарка!
Ты – молодость и жизнь сама.
Естественность в порывах жарких
Вела строптивую тебя!
Сама вошла в любови арку
И увлеклась игрой огня!...
Естественность в тебе – подарком,
Но дикою сочли тебя.
Искусственности – нет и крохи,
И нет манерности следа.
Пряма – и шутки с тобой плохи,
И полюбить тебя – беда.
Ведь от такой не отречёшься -
Идёшь в любовь на край земли.
А предадут – не обернёшься,
Потопишь сразу корабли.
С тобой грешно, огнеопасно,
Но, чёрт возьми, как ты прекрасна!
Как не похожа на других,
Таких занудных, вялых, злых,
Ломак, и недотрог, и фурий,
Кривляк и дур на сто ладов…
В тебе - клокочущий Везувий,
Фонтан причуд и смех… нет слов!
Сама – как маков цвет – прекрасна,
Жива, легка, как мотылёк.
Глаза лучистые так ясны,
А нравом - крепкий стебелёк.
Для Вари нет стыда, управы,
Мирские доводы – не впрок!
Метнётся влево или вправо -
Где искренность – ведёт сам Бог!
Иной хотел «очеловечить» -
От «правил света» дать урок.
Что чуждо - не взяла на плечи,
И обошла искус-порок.
Пусть каждый мыслит, что угодно.
Ты – «дикая» - пороку, лжи,
А воспитанием п р и р о д н а -
Цветок у солнечной межи.
Ты "неразумная", "шальная",
Не знаешь жизни и спешишь,
Но ты правдивая, живая,
Чем дышишь - то и говоришь.
Расти тебе - благоухая,
Нести - сердечный аромат,
В любви и благе расцветая,
Пусть - солнца луч – тебе сам брат.
Ашметьеву – одни ошмётки!
Он плыл, куда подскажет бес:
В «парижах» - на любовной лодке,
Здесь - продавал ценнейший лес.
Не прочь увлечься напоследок,
И за простушкой, втихаря,
Поволочиться средь беседок,
На людях праведность храня.
Поэтизирует и губит
Девчонку мнимый сей герой.
Сам сук, где он сидит, и рубит,
И мимо жизнь идёт рекой.
Мать, что беспутству потакает, (старуха, богатая помещица Анна Ашметьева)
Тем стелет путь в растрат души,
Разруху-нищету узнает,
А в барстве временно блажит.
За ней слуга* таскает кресло, (старый слуга Ашметьевых - Сысой)
Причуды выполнит сосед*… (К.М.Зубарев, старик, близкий сосед Ашметьевых, управляет их имением)
Но мудрому итог известен -
Транжире встретить много бед!
Мальков «мал золотник» утроит, (Дмитрий Мальков, помещик, молодой человек).
Коль разум есть, любовь и честь.
Тот Храм Души, в цвету, построит,
В ком завязь благородства есть.
Мария* отошла в сторонку, (молодая жена Ашметьева)
Поняв – ничтожеству верна.
За мужем не бежит вдогонку -
Разумна и себе верна.
Родник, что чист, таким пребудет.
Зайдёт невежа замутить,
Иль чистой той воды пригубит…
Никто то чудо не погубит -
Родник чистейшим будет бить!
…
«Дикарка» в пьесе есть и в фильме,
Но в нём звучит иной мотив…
Природа – вечна. Разум - фильтры.
К комедиям дан драм прилив.
Читала пьесу… фильм смотрела…
Дарья Мороз – «дикаркой» в нём
Прекрасно, дерзко и умело
Играет - молодо, с огнём!
Сам разберёшься в образах и пьесах.
Не угадать нам точно наперёд.
Преобразится, бог даст, наш повеса. (А.Л.Ашметьев - помещик, почти постоянно проживающий за границей и в Петербурге)
Кто верховодит - вдруг в овраг шагнёт. (В.Вершинский - значительный чиновник из Петербурга, молодой человек)
Лишившись звания, почёта или веса,
Герой, возможно, в новый путь войдёт…
…
«Дикарка» дивная воспета
Островским средь лесных дубрав.
Тебе, Писатель, многи лета,
Ведь вечное тобой воспето!
Тот, в ком любовь, и жив, и прав!
Светлана Кременецкая
1 июля 2019 года
P.S. Пьеса "Дикарка" написана А.Н. Островским совместно с Н.Я. Соловьёвым.
текст Соловьёва значительно изменён. Изменены и фамилии героев, например Ахметьев стал Ашметьевым. Подробнее желающие познакомиться с историей пьесы могут здесь:
Печатается по тексту «Вестника Европы» (1880, кн. 1) со сверкой по изданию «Драматические сочинения А. Островского и Н. Соловьева» (СПБ., 1881).
"19 июля 1877 года Соловьев писал Островскому из Масальска: «У меня почти готова вчерне новая пьеса; она выходит серьезнее, нежели я думал прежде. Если позволите, то осенью… я пришлю ее вам; приговор ваш для меня драгоценен». 14 декабря Соловьев сообщал: «Новую пьесу свою я окончил; это — драма в 5 действиях, с названием „Без искупления“». (Малинин, 35, 39.)
В декабре 1877 года Соловьев приехал в Москву и познакомил Островского с пьесой «Без искупления», которая заинтересовала Островского. Тут же был составлен «сценариум», по которому Соловьеву предстояло переработать пьесу. 23 января 1878 года Островский писал Соловьеву: «Думайте больше о „Дикарке“ и сообщайте мне все, что вы придумаете для нее. Я сам об ней постоянно думаю: мысль богатая». Соловьев ответил 9 февраля: «Я рад от души, что мысль новой вещи моей вам нравится; она меня сильно занимает в настоящее время… Мне все-таки неотразимо мерещится конец этой вещи вполне драматический, именно смерть жены Ахметьева, и здесь же, как заря новой жизни, эта „парочка“ — Рязанцев и Варя». (Малинин, 41.)
Переработка давалась Соловьеву с трудом, он 2 марта писал Островскому: «Я очень занят теперь новой пьесой. Но когда я вторично взялся за нее и подумал, то ни силы, ни права не нашел в себе переламывать внутреннее движение пьесы и касаться главного лица (Ахметьева. — С. Д.), придавая ему новые оттенки… Если я не напишу новую пьесу по составленному нами сценариуму, то, повторяю искренно, это происходит именно оттого, что новая моя пьеса какая-то „интимная“ для меня». (Малинин, 42.)
В июле 1878 года Соловьев сообщал Островскому: «…Я оканчиваю пьесу, — я сделал в ней переделки по вашему совету; во 1-х, я сделал перестановку сцен, изменил кое-что и сократил монологи; во 2-х, лицо Рязанцева теперь уже у меня не облечено военным геройством, и он является и сходится с Варей неожиданно и, в 3-х, жена Ахметьева уходит, в заключение, в монастырь. Веселое лицо Боева я не уничтожаю; мне кажется, что в общем расчете пьесы он не лишний». (Малинин, 45.)
В новом варианте пьеса называлась «День расплаты» и имела подзаголовок: «комедия в пяти действиях» (Институт русской литературы АН СССР). В этом варианте Соловьев сделал попытку переделать свою драму «Без искупления» по тому новому «сценариуму», который предлагал ему Островский, но остановился на полпути.
В августе 1878 года Соловьев привез «День расплаты» в Щелыково. На экземпляре пьесы сохранились следы чтения ее Островским. Этих следов немного: перемена названия пьесы «День расплаты» на «Дикарка», несколько вычерков и карандашных помет. Текст пьесы Островский на этот раз не правил, так как был в корне не удовлетворен работой Соловьева. 26 августа он писал Бурдину: «Соловьев… привез только зародыш пьесы, только материал, над которым надо долго и прилежно работать, а может быть, и бросить и взять другой сюжет. Соловьеву торопиться и неглижировать теперь невозможно: надо написать что-нибудь очень хорошее (а это не легко), потому что провалиться после огромного успеха „Белугина“, значит погубить всю свою будущность»
В феврале 1879 года Островский писал Соловьеву: «Над „Дикаркой“ уж вы довольно поработали; предоставьте остальное мне; я ее кончу к лету непременно».
Летом 1879 года Островский усиленно занялся «Дикаркой» и 18 августа извещал Соловьева: «„Дикарки“ два акта готовы, к сентябрю ее кончу и привезу в Москву, тогда вас уведомлю». 15 сентября Островский сообщал ему же: «Над „Дикаркой“ мне гораздо больше труда, чем над „Белугиным“; я пишу ее всю снова с первой строки и до конца; новые сцены, новое расположение, новые лица».
Последнее сообщение Островского вызвало такой отклик Соловьева: «Я горячо благодарю вас за труд над „Дикаркой“: из последнего вашего письма я вижу, что вы значительно переделали ее, так что, может быть, это совсем новая пьеса; пьеса, на которую, я уже не знаю, какое я буду иметь право? Я искренно прошу вас, Александр Николаевич, поставить под ней и ваше имя». (Малинин, 57, 60, 61.)
И действительно, законченная Островским осенью 1879 года «Дикарка» была совсем новая пьеса с новыми сценами, новым расположением действия, с новыми лицами.
Новыми лицами, введенными Островским, являются слуги — Гаврило Павлыч и Сысой Панкратьевич. Из пьесы исключен образ удалого молодца красавца, удачливого соперника Ахметьева, который у Соловьева появлялся то в лице Боева-племянника, то Рязанцева-сына. Его заменил Мальков, лицо, всецело принадлежащее перу Островского.
Новым лицом, по существу, является и Ашметьев, — Островский лишил его того внутреннего драматизма, который стремился придать ему Соловьев. Если самая его фамилия у Соловьева — «Ашетьев» — говорила о происхождении этого дворянина от одного из мурз Золотой орды, то переменой всего одной буквы — «Ашметьев» — Островский заставил зрителя ассоциировать фамилию этого барина-эстетика с отрепками, обносками, — чем-то ветхим, никуда негодным. Островский превратил Ахметьева из героя драмы о незаурядном человеке, терпящем трагическое крушение, в персонаж из комедии о дворянском оскудении и разложении. Соловьев писал Островскому: «Ашметьев в конце производит впечатление жалкого, ничтожного, и ни одного взмаха той силы, которая виделась в нем в первых актах». (Малинин, 62.)
Новым лицом является и Марья Петровна. Островский коренным образом перестроил всю жизненную судьбу этой молодой женщины. У Соловьева история ее любви к Ашметьеву завершается в первом варианте пьесы трагически: она кончает самоубийством, во втором варианте она уходит в монастырь. Островский дает третий вариант: молодая женщина, разуверившись в достоинствах Ашметьева и желая начать жизнь сызнова, покидает мужа. «Я завожу свое хозяйство и переезжаю на свою ферму». О том, какой коренной переработке подверг Островский этот образ, свидетельствует сам Соловьев: «Что мне делать с моим идеализмом — лицо Марьи Петровны никак не вяжется в моей голове с фермой, моя Марья Петровна никак не может стать такой сухо деловой, трезвой женщиной». (Малинин, 62.) Островский возражал Соловьеву: «Это лицо в вашем оригинале не представляет ничего жизненного и только мешает ходу пьесы… Для пьесы жена Ашметьева не нужна, она нужна, как пандан и дополнение к Малькову».
Из всех образов пьесы дикарка Варя и добродушный ленивец Боев остались наиболее близки к замыслу Соловьева и к тексту «Без искупления». Но не Ашметьева, а Варю Островский поставил в центр пьесы и ее прозвищем «дикарка», отражающим ее свободную, живую, правдивую натуру, озаглавил пьесу.
В письме к Соловьеву от 13 октября 1879 года Островский характеризовал Малькова как антипод Ашметьеву: «Ашметьев — тунеядец, воспитывающий свое эстетическое чувство на крестьянские деньги; Ашметьев — эгоист, готовый поблажать всякую дурь в женщине, только бы ему было это наруку; Мальков жестоко посмеется над такой женщиной и даже обругает, как бы дорога она ему ни была. Ашметьев прогуливается по картинным галлереям, Мальков возится с купоросным маслом».
Но говоря про Малькова, что он «трудится сам» и называя его деньги «трудовыми», Островский впал в несомненную ошибку: Мальков — представитель буржуазии, он — хозяин химического завода, на котором трудятся рабочие. В Малькове Островский, однако, сохранил другую черту молодого представителя класса буржуазии. Если в варианте Соловьева арендой и покупкой дворянских имений занимался отец молодого Рязанцева, Глеб, то Островский, упразднив роль отца, заставил заниматься этим делом самого Малькова: он покупает по дешевой цене лес у Ашметьева и, женившись на Варе, выражает надежду: «Годика через два-три мы с тобой купим у них это имение, и с парком, и с Миловидой». Этими словами о торжестве буржуа над разорившимся вконец поместным дворянином оканчивается «Дикарка».
Смысл всей своей работы над пьесой Островский определил в словах: «Моей задачей было сделать комедию из „Дикарки“». Утверждая, что в пьесе, написанной им, «не только нет ни одного характера или положения, но нет и ни одной фразы, которая бы строго не вытекала из идеи», Островский следующим образом формулировал для Соловьева эту идею.
(!!! - С.К.)
«А идея моя вот какая, постарайтесь ее понять. Каждое время имеет свои идеалы, и обязанность каждого честного писателя (во имя вечной правды) разрушать идеалы прошедшего, когда они отжили, опошлились и сделались фальшивыми. Так на моей памяти отжили идеалы Байрона и наши Печорины, теперь отживают идеалы 40-х годов — эстетические дармоеды вроде Ашметьева, которые эгоистически пользуются неразумием шальных девок, вроде „Дикарки“, накоротке поэтизируют их и потом бросают и губят. Идея эта есть залог прочного литературного успеха нашей пьесы и, как смелое нападение на тип еще сильный и авторитетный, в высшей степени благородна».
Это «нападение» на лжегероев дворянского легкожития, мнимых представителей образованности и культуры, бездельничавших на крепостных хлебах, — характерная черта творчества Островского.
О Малькове Островский счел долгом написать Соловьеву: «Что в Малькове мало типического — это не беда; этот тип еще не сложился в жизни, о чем Мальков и сам говорит в 4-м акте. Когда автор берет себе задачей отрицание старого идеала, то нельзя от него требовать, чтобы он сейчас же вместо старого ставил новый. Когда старый идеал износится, тогда он начинает, прежде всего, противоречить всему жизненному строю, а не новому идеалу».
Оценивая работу Островского над «Дикаркой», Соловьев писал ему: «Горячо благодарю вас за „Дикарку“, — в таком виде она, конечно, больше ваша, нежели моя, и я искренно рад, что под ней стоит и ваше имя: это так справедливо и для меня очень дорого… Все сделанное вами я принимаю с живою признательностью, а язык — и говорить нечего — как хорош, новые лица живы, интересны!» (Малинин, 62.)
Впервые «Дикарка» напечатана в «Вестнике Европы» (1880, кн. 1) за двумя подписями: «А. Островский и Н. Соловьев».
На сцене «Дикарка» была впервые поставлена, под наблюдением Островского, в Москве, в Малом театре, 2 ноября 1879 года
В провинции пьеса также имела большой успех. В 1880–1886 годах она выдержала по 42 представления в год. (А. Н Островский. Дневники и письма. Под ред. В. Филиппова. Academia. M., 1937).
В дальнейшей сценической истории пьесы «Дикарка» событием было возобновление ее 16 февраля 1899 года в Александринском театре, в бенефис В.
Ф. Коммиссаржевской. Артистка создала замечательный образ русской девушки с вольной душой и с неистощимым запасом любви к жизни. В своих гастролях 1900–1910 годов Коммиссаржевская показала «Дикарку» во многих городах России.
В консервативной печати сотрудничество Островского с Соловьевым было встречено враждебно. Так, реакционер К. Леонтьев в статье «Еще о „Дикарке“» («Варшавский дневник», 1880) писал о воздействии Островского на Соловьева как о «вредном влиянии» реалиста и демократа.
В 1892 году «Дикарка» была запрещена для народных театров. В неизданном рапорте цензора Альбединского сказано: «Эта комедия, по моему убеждению, не годится для народного театра. Старуха Ашметьева, помещица прошлых времен, находящая, что после освобождения крестьян не следует о них заботиться; сын ее, пожилой жуир, дурной муж, проживающий свои доходы за границей, пустой и изящный болтун; Зубарев, крупный помещик-кулак; Вершинский, значительный столичный чиновник-карьерист, добивающийся положения и состояния без разбора средств; беспутный добрый малый Боев; даже Мальков, который лучше всех прочих; героиня пьесы, дикарка Варя — все это не такие типы высшего сословия, которые бы следовало выставлять народу в виде образцов этого сословия».
Правдиво изображающая разложение класса дворян, пьеса «Дикарка» после Октябрьской социалистической революции неоднократно с большим успехом шла в театрах Москвы, Ленинграда и других городах нашей страны".
На фото - усадьба Александра Николаевича Островского