С бесстрастием английской королевы мир, всемогуще гладенький, как хер, любил меня по правилам Бодлера - ну, в смысле - я объект, а он - Бодлер; ключом в замке; меланхолично лязгал, скучающе земной вращался шар - я не должна ему сопротивляться. Я не должна кричать ему "о, Шарль". Он приходил в сиреневом жилете, в берете. Он молчал. Молчал и млел. Я точно знала: он меня жалеет. И точно знала: предстоит расстрел.
Пока сживались с мякотью дробины, стояла в рост, запутавшись в белье - мир всемогуще гладенький любила - ну, в смысле я Бодлер, а он объект. Семирамида и дитя индиго, не говорила ни о чём ни с кем, и не было ни воли командира, ни стен, ни окон, ни ключа в замке;, ни центров, ни начал, ни завершений - ни для кого, ни с кем, ни с кем, ни с кем.
Зачем меня опять целуешь в шею, мир, вездесуще гладенький, как хер