Там тоже дожди, и безглавая хата
стоит в позе стража, в приказе солдата.
Честь порой отдает граду буйному, ливням.
Сушит хату жара и в глаза ветры - пылью.
Сколько лет предстоит мучить жизни колодец?
Не найдется ли врач, может - крепкий уродец,
Который сравняет развал до земли,
Как будто и не было сёл и избы?
Она исстрадалась без крыши, без печки.
И камни стекают, крошась на крылечке.
Зачем этой скорбью я меряю детство?
Зачем в этой роли душе стало тесно?
Бегу снова к дому, где бабушкин голос,
Где мама в платочке и выбился волос
Почти без седин - мягкий, нежный, воздушный.
Каким же он был для неё не послушным -
Платок укрывал её черные косы.
И плачут, и плачут июльские росы.
Возможно ль лечить, когда сердце дыряво?
И бить не убьешь - здесь жила моя мама
и бабушкин голос, порой грубоватый,
и руки отца, две сестры и два брата.
Стоит наша хата и в позе солдата
всем честь отдает да глядит слеповато.
И вяжутся мысли: а может - расплата?
Она, как и я, в чем-то там виновата.