На твоей коленке знак моей ладони.
…Вырвались на волю, виртуала кони,
Исчезала гостья, как волшебный Джинн,
За «ничью» сулила, памятный кувшин…
6. Где она живёт?
…За окнами надвигались сумерки, чаю напились, наелись, она погасила свечу на кухонном столе, пошли к компьютеру.
Вполне приличная встреча старых друзей.
Но он знал – она неприкасаема, как бы ни были хрупки её плечи, тонки пальцы, как бы ни была соблазнительна её фигурка, как бы ни помнили руки всю обширность и шелковистость её запретных мест. Она неприкасаема.
Только разговор по необходимости.
Ему думалось, - Чего же она всё-таки хочет, зачем пришла, она, эта женщина, ставшая неприкасаемой.
Раздражение поднималось в нём, но он его гасил, гасил.
Беседовали. Он её развлекал показом и рассказом об интернет-наработках, появившихся сравнительно недавно в его быту.
Она говорила о книге, которую она может ему, принести, которая должна была его заинтересовать в теме войны, памяти и правды. Кое-что вещала о своих заботах в этом городе, намекая о той помощи, которую он мог бы ей оказать.
Он не спрашивал, где она живёт.
Не собирался её провожать. Молчал о многом, ничего не обещая.
Она была неприкасаема. И всё же он коснулся её, причём целенаправленно, когда речь зашла об иллюзорности Бытия, о призрачности и условности исторических имён.
Он сказал, что те имена в истории, которыми мы оперируем, это лишь символы, наше представление о них, и ничего реального там практически нет.
Он сказал, что мир наш, вообще, виртуален, иллюзорен, продукт чьей-то мысли. Мир этот проявляется только тогда, когда на него обращают внимание, концентрируются на каком либо объекте. Тогда этот кусочек виртуала становится доступен всем нашим органам чувств, которые имеются в наличии, в тех же рамках мысли Создателя. То есть, мы можем исследовать то, на что обращаем внимание.
Когда мы отворачиваемся от объекта, другая сторона виртуала становится доступной нашему зрению и всем чувствам, а то, что за спиной – исчезает. Нет необходимости в показе, в проявлении. Природа экономна, говорил он.
Вот ты у меня за спиной, на диване, я слышу иногда, только твой голос, но есть ли ты, вопрос, это мне неизвестно. Если я отвернусь от компа, и повернусь в твою сторону, мир компа исчезнет для меня, но проявится кусочек мира, где находишься ты, но я всё ещё не знаю уверенно, есть ли ты, или всё же это иллюзия. Если я коснусь тебя, - Он сжал пальцами её голое колено, прикрытое выше платьем, - тогда мир, в котором ты, проявится полнее.
Он всё почувствовал под рукой, всю мягкость её плоти. Она молчала и не шевелилась. Он убрал руку.
… Говорили ещё о чём-то, но время зашкалило за 22 часа.
Он произносил слова, что хочется уже спать, что устал, что завтра соревнования.
Она стала собираться.
Он сказал, что пойдёт забирать велосипед, пристёгнутый у подъезда. Она ответила, что по его наличию она поняла, что он дома, обрадовалась и велосипеду и ему. С этой радостью и нажала кнопку звонка в его хоромы…
Пауза в прихожей…
Он открыл дверь.
Она начала спускаться вниз по лестнице.
Он замешкался, вернулся, взял почему-то, карманный фотик, который всегда носил с собой, и ещё сотовый телефон сунул в чехол рядом с фотиком.
Заспешил следом за ней, вышел из подъезда. Её уже не увидел в свете лампы над входом в подъезд, и в ночной темноте её тени не было. Гостья… исчезла, в неизвестном ему направлении.
Он отомкнул замочек цепочки, взял велосипед, понёс…
Горечь от её посещения осталась.
… На следующий день он бился на шахматном турнире, в шуме и гаме праздничной суеты, на площадке набережной реки, у здания администрации. Организаторы решили провести турнир именно там, и так, чтобы люди проходили и видели движения фигурок по чёрно-белым клеткам. Это, может, и популяризировало шахматы, но дурно влияло на многих шахматистов.
Доигрывали уже в потёмках. Ему пришлось последнюю партию играть с лидером, который изощрённо и неутомимо гнул линию свою, и получил законную единицу, ему же достался весьма огорчительный финальный ноль. И хоть место у него оказалось призовое, третье, всё же был недоволен, спешил уехать с этой площадки, где много разных людей, вещей и предметов. Собрался, сел на велосипед, поехал, не дожидаясь наград, благо был у него попутчик, такой же шахматист.
Ему позвонили по сотовому, - Вернись! Тебя ждут деньги и грамота. Он отвечал, что отъехал уже далеко, и не вернётся…
Дома он, в оттенках раздраженного состояния, включил комп, нашел Международный шахматный интернет-сайт, где был завсегдатаем. Руководствуясь пословицей – «Клин клином вышибают», - засел за шахматные баталии не на шутку, проклиная, по эту сторону экрана, тех, кто его обыгрывал, кто подмечал, кто не пропускал. Ненавидел тех, которые отнимают у него кусок рейтинга, добываемого огромными усилиями. Больше всего, едва признаваясь в том, ненавидел сам себя, упрекая в трагических интонациях дурную голову. «Врагам» шипел и вскрикивал, «сволочь», «гад», «умняк», «радуешься, зараза»…Это невинное развлечение-отвлечение, можно было позволить себе по эту сторону экрана монитора, когда перед тобой одна шахматная доска, а под рукой «мышка», чтобы двигать изображения фигурок, когда лишь один Господь Бог, как казалось ему, наблюдает за тобой.
В битвах с живыми людьми, с твёрдыми фигурами и пешками, которые надо переставлять собственной рукой, нажимать на кнопку часов, надо вести себя корректно, уважать противника, пожимая его реальную руку до поединка, и после…
А потом, жалость. Жалость к человеку, который тебе проигрывает. Его надо добивать, ему и так плохо, как бывало и тебе. Но расслабляться нельзя, - твой противник отчаянно ждёт, когда ты ошибёшься, чтобы возрадоваться от промаха твоего, перейти в контратаку и победить самому. Проиграть, при желании, теоретически, можно всегда, лишь бы у противника была пешка. Всегда можно согласиться на ничью, лишь бы противник принял её, когда ты в выгодном положении. Не все соглашаются на ничью, предпочитают гордо получить ноль в турнирной таблице, но не воспользуются твоей жалостью. Такие случаи с ничьёй, тем более с преднамеренным проигрышем, редки. В основном – бьют, бьют безжалостно, приходилось много терпеть мук и огорчений, отрада одна – так же бить «врага». Чтобы отыграться, отомстить, доказать, чтобы уважали и считались. Алтарь шахматных турниров требует жертв – если не будешь доставлять огорчений противнику своими отвоеванными баллами, «для алтаря», а будешь получать одни «благостные» нули, то надо уходить, ты не участник этого шахматного уровня, или вообще – не шахматист, не боец. В том то и печаль, что кто-то остаётся на самом последнем месте турнира, жертвой…
Его перестали, за редким исключением, радовать выигрыши. …Ну, выиграл, так и должно быть. Досада же от проигрышей не уменьшилась. Тем, которые ему проигрывали, хотелось сказать, - Прости, прости за то, что я выиграл у тебя, но проиграл Иванову-Петрову-Сидорову. Прости. Мне надо было выигрывать у всех, тогда твоя досада была бы меньше. Я несправедлив к тебе, так как проиграл сильным, они поиздевались надо мной. Я не хочу издеваться над тобой, я хочу чистой шахматной игры, чистой победы своего шахматного мышления. Прости меня за то, что я тебя обыграл, но не обыграл всех, прости за то, что я, не чемпион мира. Прости меня за мою слабость. …Так хотелось ему сказать тому человеку, который вздыхал перед ним после проигрыша, когда у самого победителя уже есть несколько нулей в таблице. Хотелось, но он сдерживался, думая о парадоксах Бытия шахматного конкретно, и о парадоксах Жизни, вообще.
Несколько раз, в течение лет пяти, ему приходилось ездить в составе команды их района в город Басюковинск, на турнир областного масштаба. В шахматной организации этого города имелся шахматный патриарх. В его 90-летний юбилей организовали большой шахматный турнир, аж в 130 человек! Система, конечно, швейцарская – победители играют с победителями, проигравшие - с проигравшими. Программа швейцарской системы компьютера всё обсчитывает, определяет, назначает. Девять туров, по тридцать минут на тур. Юбиляра поздравляли, народный хор пел песни. Елисей Иванович, юбиляр, говорил ответные речи хорошим толковым литературным языком, был он по образованию и профессии филолог, но заядлый шахматист, в прошлом - чемпион города и района. И он был участником турнира! Одерживал победы, хотя и не занимал, в свои годы, призовых мест, но участвовал, как все.
В тот турнир ему не довелось встретиться за шахматной доской с Елисеем Ивановичем, и место в итоге того турнира ему определили 78-е. …Когда отмечали 91 год патриарху, турнирный расклад свёл их в поединке. Пожали руки, завязалась острая борьба на доске. В середине партии патриарх, как казалось сначала, сделал хороший нападающий ход. Он, тогда, сильно, надолго задумался и увидел! Очень важно в шахматах увидеть в отведённое тебе время нужное для победы. Он сделал ответный сильный ход и «подвязал» ферзя, на одной линии с королём, своим защищённым белым слоном. Компенсации у противника не было, с потерей сильной фигуры грозил разгром…. Елисей Иванович молчал, ответный ход не делал. Выигрывать у патриарха ему не хотелось. Пауза затянулась, он думал тогда, что это не честь – одолеть такого замечательного человека, старика, который ему, тоже старику, никому не известному, в отцы годится.… Поразмыслив, он твёрдо произнёс:
- Предлагаю ничью.
Елисей Иванович ответил, подумав:
Тут победа ваша, но раз ничья, значит ничья... ***
*** Читать дальше - http://stihi.ru/2019/07/09/2024