И город пьян,
и я в бреду,
куда неведомо бреду,
иду, почти закрыв глаза,
и ноги сами как лоза
приводят к дому в старый двор,
где старый тополь до сих пор
роняет пух, и пух как снег
лежит в траве белее всех -
белее белой простыни,
в лесу проложенной лыжни,
белее прописей в тетради
на этой коммунальной глади,
и чёрным дом задрапирован,
доспехами - как рыцарь скован...
Там в детство открываешь дверь,
где все не так, как здесь, теперь -
там запах слаще,
воздух чище,
там пёс бездомный вечно рыщет,
там полон кошек чей-то сад,
среди домов -помойки ад,
там двери настежь, имена:
Кассиль, Вертинский - времена,
когда великие так близко,
а потолок в подвале низкий,
и вечный ужас подворотни,
и нет пути бесповоротней,
когда бежишь стремглав домой,
а за тобой и лай и вой,
и вдруг услышишь голос няни:
- Ну что ты, детка, Бог же с нами...