Мой корабль захватили осьминоги, кальмары,
медузы, крабы, расщелины, трещины,
и меня выбросило на этот остров
с помятой пачкой сигарет в кармане и промокшим револьвером в руке.
Я решил, что теперь меня будут звать
Одиссей или Улисс.
Море было так неприветливо
и Луна холодна.
Ощущаешь себя так, как будто вернулся
с войны, из тумана, из сна.
Ты поднялся с самого дна
и теперь тебе неуютно - такая тут
оглушающая всепоглощающая тишина.
И к тому же местные принимают
меня за полного дурака.
Хочешь заговорить с женщиной -
а у неё полный рост песка
и в глазах такая тоска,
что стоишь и только смотришь издалека,
каждая вторая - вдова погибшего рыбака.
Если я Одиссей, значит ты моя Пенелопа.
И пока я стремлюсь назад,
и пути мои неисповедимы и далеки,
там к тебе пристают 24/7 какие-то мудаки,
крайне искренне заглядывают в глаза,
пока у меня тут сплошные холодные воды
и мраморные пески.
А вообще, знаешь, уважаемый Посейдон,
я шатаюсь тут уже год, я продрог и ослаб,
я хочу назад.
Почему каждый раз, когда я прихожу на берег,
ты говоришь «нельзя»?
Почему ты всегда говоришь «нельзя»?
И меня заебала в край эта твоя игра.
Что ты хочешь: дары и жертвы? Прости, но я не мастак.
Каждое мое сегодня идентично каждому моему вчера.
Почему ты прямо не скажешь, что я сделал не так?
Укажи мне дом, проложи мне путь
ты же знаешь, здесь нет ничего, кроме мизерной вероятности утонуть,
но ты мне не даёшь тонуть.
Километры воды и людей, поклоняющихся только воде,
любящих поговорить об отчаянии, боли и пустоте.
Здесь не из чего построить плот. Все мои попытки разваливаются на ходу.
Я шепчу: - Отпусти!
и всю ночь смотрю в темноту.
Я говорю: - Отпусти!
Ты отвечаешь: - Не отпущу!
Я говорю: - Прости!
Ты говоришь: - Не прощу!
Я говорю: - Пожалуйста!
Ты не говоришь ничего.
Ни черта не меняется.
И я всё также сижу у моря,
сквозь слёзы рассматривая его.