В новой (русской) школе мне пришлось изучать украинский язык. Его преподавали наравне с русским, что ставило меня в неравные условия по сравнению с одноклассниками. Ведь они, в отличие от меня, изучали украинский с начальной школы. Но дело даже не в этом. Наша классная опасалась, что я из-за украинского не вытяну на отличника, и предложила моей матери решить этот вопрос кардинально. Как сына офицера, меня могли от изучения украинского просто освободить. Вполне на законных основаниях. Такое послабление касалось в то время всех детей военных, которые в силу объективных причин часто меняли школу, переезжали из одной союзной республики в другую. Или приезжали из-за границы, как я. Но мать писать соответствующее заявление отказалась. Её аргументация была такой. Поскольку мы живём в Украине, знать украинский язык необходимо. В дальнейшем он может мне пригодиться.Что на самом деле и произошло. В этом случае мама снова продемонстрировала присущий ей дар предвидения. Сыграли свою роль и личные симпатии мамы к украинскому языку. В школе украинский ей давался легче, чем русский. И когда она получала паспорт, на вопрос – кем её записать по национальности: русской или украинкой? – ответила: «Украинкой». Хотя с рождения говорила и думала по-русски.
Передо мной такая дилемма не стояла. С детства я слышал украинскую речь, но при этом всегда отстаивал свою русскую идентичность. Мама рассказывала мне такую историю. Когда мы ещё жили в Коломые, на базаре знакомые тётки меня, карапуза, частенько подначивали: «Хлопчик, как тебя зовут?». На что я сердито и неизменно отвечал: «Я не хлопчик, я мальчик». В ответ раздвался дружный смех. Теперь украинский язык вернулся ко мне в виде учебного предмета.
К удивлению многих, «мова» не стала для меня камнем преткновения. Я очень быстро преуспел и в грамматике, и в литературе. Кажется, в пятом классе я прочитал книгу В.Яна «Чингиз-хан». Это поразительная по своей мощи книга, одна из лучших на историческую тему. Она настолько захватила моё воображение, что я стал искать её продолжение. И нашёл. Вторая часть трилогии В.Яна называлась «Батый». О его походе на Русь мы знали из учебника истории. Однако ни в книжных магазинах Ужгорода, ни в городских библиотеках этой книги на русском языке не оказалось. Зато она была переведена на украинский и однажды попала в поле моего зрения. Книга была толстой, страниц 600-700. Я её немедленно купил и в один присест «проглотил», совершенно не замечая, что читаю не на русском.
Так же легко я прочитал в оригинале «Энеиду» и «Наталку Полтавку» Ивана Котляревского, обязательные по программе «творы» таких классиков украинской литературы, как Иван Нечуй-Левицкий, Марко Вовчок, Панас Мирный, Михаил Коцюбинский, Иван Франко, Ольга Кобылянская, Квитко-Основьяненко. Что касается Тараса Шевченко, то он стал одним из моих любимих поэтов. Я приобрёл его «Кобзарь» и многие стихи оттуда выучил наизусть. Для меня стало открытием, что Тарас Шевченко писал и по-русски. Его поэму «Слепая» я даже не заучивал – она сама запоминалась, уже с первых строчек:
Кого, рыдая, призову я
Делить тоску, печаль мою,
В чужом краю кому, тоскуя,
Родную песню пропою?
У Шевченко много лирических стихотворений. Но в школе его преподносили только как борца с царизмом. После развала Союза вольнодумного Кобзаря стали подавать украинской молодёжи уже как борца с «москалями». Это грубая подмена и передёргивание фактов. Когда я в 1983 году стоял в Каневе у могилы поэта, там звучали совсем другие речи. Будущие украинские националисты – Иван Драч, Дмитрий Павлычко и другие – ещё пели осанну советскому патриотизму и дружбе народов.