Вот: что это я вдруг так кинулся мозгами и прямо с утра? Почему именно сегодня вспомнил Руслана? Не знаю. Руслана уже нет с нами почти год, а дату его ухода до сих пор не знаю. Горькая весть пришла в сентябре того года… Значит, всё же не ушёл ещё мой страх: а если бы не спилили вовремя падающую ракиту? Но главное не это, а злое моё недоумение на очумевшие звёзды: Руслан спас соседние памятники и памятники моих родных стариков, именно 25 мая того года, в мой день рождения, а судьба притворилась слепой – и не спасла молодого ещё Руслана… Звёзды, вы – что? За добро – и так проморгали? Я не понял, а для чего тогда вас там развесили на небе?..
А было так: звонит Серёжка Бедаев, мой одноклассник, и сообщает, что родственники нашего однокашки Саньки Клочихина обеспокоены накренившейся ракитой на могиле моего отца. Памятники Саньке и его маме прямо под падающим деревом. Мы с Серёгой пытались обпилить хотя бы ветви ракиты, но нам и это оказалось не по силам. Звоню в администрацию станицы на Кавказ и мне добрые там люди дают телефон человека, кто поможет. И Руслан мне оказал самую необходимую для моей совести помощь: убрал ракиту – и спас меня от позора. Бесконечное моё спасибо тебе, Руслан, и светлая тебе память!
А моя жена с утра уехала по делам. Я еле дождался её, с затаённым колом в моих мозгах и со стиснутыми зубами, что не все же звёзды ещё забыли про человеческое добро? И, может, жена привезёт, хоть и поперёк моих лекарств для моих костылей, и не зная даже мои горькие мысли, привезёт добрую бутылочку помянуть Руслана? Не верится мне, что это простое совпадение, но, оказалось,что оно само ко мне спешило – это нехитрое лекарство для сердца… Без туманностей: не заказывал, но мне привезли плоскую матовую посудину с чёрно-платиновой этикеткой «Medoff».
Помянули мы с женой Руслана. А я ведь ничего о нём не знаю, кроме информации из интернета. Но знаю, если бы ни Руслан, было бы не до опусов с той весны. Но этого рассказа лучше бы никогда не было. Но...
«МОЁ ВАМ СЛАДКОЕ МЯУ!»
Выпросил всё-таки эту свою радость небесную. Рентген через месяц после операции показал, что мой титановый тазобедренный сустав прижился, хотя меня в наркозе ловили по палате две сестрички и жена. Короче, я уже месяц маюсь бездельем, но за мою хорошую, правильную рентгенограмму, даже после моего полёта с нашего крылечка, мне позволили не только облизаться на красивую бутылочку, но и почувствовать её сущность. Что мне ещё было надо? – только покой и воля! Ну, и закуска к ним. Но светящийся рентгеном стакан и кошак в нём мне точно были не нужны!
А он вон – этот мокрый котик – и никак не может вылезть из неполного стакана, и орёт моим голосом в моих мозгах: «Сщас стошнит! Спаси меня, землянин!»… Я сразу нащупал в темноте мою трезвость: сразу скумекал, что светящийся котик – минимум с Туманности Андромеды! Но ошибочка вышла. Этот котик оказался не инопланетянин, а иновселеннянин! Из другой вселенной!
Ну, познакомились. Ну, пруд пруди, оказывается, этих вселенных. Ну, «мяукал» мне что-то про копенгагенскую школу, кота Шрёдингера и т. д. и т. п. Я бедолагу так и величал потом с его космического позволения: Шрёдингер. Но бездонней грусти, чем в его глазах, я ещё не видел. Но он оказался деловой до непредставляемости! Очухался Шрёдингер и, как золотая рыбка, спрашивает: «Что тебе за моё спасение надобно, старче?» Но я ж не дед из сказки – в нашей фантастической жизни с полётами на луну и с интернетами это не тупик! Я ему сразу врезал, без удивлялок: «Ну, мой дорогой Шрёдик, коли ты такой всемогущий, забрось меня в ту параллельную, где мой отец ещё живой, ему здесь было бы восемьдесят пять…» Я и за стакан не успел ухватиться, а… солнце снова в зените, и я… на кладбище… у памятника… самому себе..!.. На памятнике моё фото, ещё молодого, слабоумного, и аккуратная гравировочка на табличке «Жуган Леонид Витальевич 25. 05. 1955 — 31. 01. 1984»… Первое – шрифт приятный. Металлическая стела приятного зелёного цвета – тоже понравилась. Но от чего успокоился даже в другой вселенной – слава богу, что меня спрятали здесь насовсем до моего перепуганного «богоборчества» с отцом, до моих глупых пьес, чуть ни ухайдохавших батьку. Хоть здесь его не огорчил своей тупостью! И самое место и время для встречи! А что?.. О! бабушкин памятник здесь с портретом на камне, как хотел отец, ну, и стаканчик, конфетки – всё чин чином, как положено, и всё ухожено, и, конечно, вот она – посаженная отцом ракита, которую в нашей вселенной успели спилить, а то бы грохнулась на соседние памятники. И соседние памятники – все другие: ни дяди Митиного, ни Санькиного. Значит, живые! Но не зря же Шред закинул меня сюда на погост? – значит, кто-то придёт проведать. А у ворот уже голоса.
Отца я сразу узнал, а дядю Митю через секунд пять – я ж не видел его седым. Мандраж успокоил логикой: по табличке мне было двадцать восемь, а сейчас шестьдесят четыре года и я с бородой, в очках – меня не узнают! Сижу на лавочке – дрожу, как отбойник. Отец и дядя Митя хоть и удивились, но поздоровались и стали накрывать столик помянуть меня – а кого ж ещё? Батя спрашивает меня: «Как зовут доброго человека?» Вру, что я арборист, что зовут Руслан, что, вот, обходил кладбище насчёт опасных деревьев и увидел памятник Лёньке, и что я на два года позже его закончил нашу школу. Ем глазами отца, и начинаю понимать, что ничего не скажу отцу и ничего толкового не спрошу его. Как мне было страшно тогда в «богоборчестве», будто другой человек в коже отца! Зачем же его тоже пугать мною? для того ли я здесь? Вот ему радости от известия, что я у нас там жив, а его уже нет!.. Я даже позавидовал себе под памятником! Ведь с восемьдесят четвёртого года я только и умел, что бесконечно огорчать батю… Предложили и мне помянуть меня. Вот это бред! Вот это класс!… в сто первой степени! – иновселенной беленькой поминать самого себя, дурака!… И столько спросить отца надо – а пришлось представиться местным…
Помянули меня, и мы с дядей Митей закурили. Типа для порядку спрашиваю, чем занимается сейчас отец, а сам всеми зенками прилип к его здоровым ногам: хоть здесь звёзды за батю и не мучают его! Отец протирает табличку, но отвечает любопытному «однокашке», что, мол, они с Дмитрием Ивановичем геологи, и он сейчас в экспертной комиссии по камням, а точнее – при Британском Музее. «Ура! хоть в одном из миров не пропала рукопись – и, видать, английская королева не обиделась!» – вот не помню: крикнул я это или только про себя порадовался? Тут ко второму стаканчику дядя Митя произнёс речь, вроде того, что жаль, что Лёнька не пошёл в геологи – был бы жив, может. «Ага! может! если вспомнить мою шахту семьдесят седьмого и отцовскую в шестидесятом году!» – это опять я ляпнул про себя, беря второй стаканчик, но я уже не завидовал себе под памятником: мне было жаль отца, что и здесь я умудрился его огорчить – и капитально…
Время бежит, а надо узнать, как здесь батю обошла авария на шахте в декабре шестидесятого. Опять приходится кривляться, что, мол, мне родители рассказывали, что в шестидесятом на шахте был обвал. Дядя Митя вспомнил, обращаясь к отцу, что отец тогда в управление в область мотался. «Венечка! Венедикт Васильевич Ерофеев! Слава богу, что не всегда есть время подвигу!» – радуюсь про себя с необходимо печальной рожей. А друзья начали собираться – водочку, хлебушек мне здешнему обновили. Постояли молча, пожелали мне всего доброго и тихонько побрели к выходу. Батя уходил с дядей Митей… Батя уходил!.. А ничего спросить по-делу язык так и не повернулся… Я ещё дотронулся чуток поправить до стаканчика с моей могилки – чёрт их, эти вселенные, знает! – и тоже стало жалко парня под памятником, как не меня, а как совсем другого, с другой судьбою и на других звёздах… Только припечалился, но тут мой котик вернул меня на Землю – впритык мордой к стакану.
Шрёдингер уже оклемался после аварии, я, конечно, благодарю добрягу, типа «Моё Вам самое сладкое мяу!», и дарю ему на память отцовский кристалл кварца как талисман против бед. Такой же кристаллик я спрятал под памятником отца, чтоб хоть там к нему не липли злые звёзды. Но только светящийся Шред растворяется в космосе… снова появляется отец! Но по его ноге понимаю, что я хотя и в нашей вселенной, но в мире ином…
А мне легче быть с отцом там, чем без него – здесь. Но отец огорчён, что я так и остался эгоистом. Упрёк выдал мне сразу, недоумённо и ласково. Что-то вроде того, что, что ж ты, сынок, человеческих понятий никак не наберёшься? Мол, да, никто и никогда в наш земной мир приходить не просился, но какая-то вина перед ребёнком всегда с родителями, что их чаду когда-то придётся заканчивать земной путь. И что своим уходом они неизбежно его огорчат. «А ты хочешь повесить на меня ещё грех, что из-за меня тебе раньше предназначенного приспичило сюда», – батя даже рассерчал, что, мол, да и о чём собственно можно говорить с бородатым несмышлёнышем, если у него ещё и внуков-то нет. «Так что вали обратно, родненький, – подари сначала правнука, сынок! Вот это мне пока слаще разговоров с тобой», – вот это я запомнил дословно. И ещё запомнил его слова, уже не сердитые, но запомнил примерно, типа, что «а наша компания уже почти вся здесь, мне есть о чём поболтать с друзьями». И прогнал меня батя обратно сюда. Опять я с питвом в своих подсолнухах, но уже с избавившимся самомнением, что только я интересен ему там и незаменимый собеседник. Моего стыда хватило бы на не одну галактику… бедные невинные галактики! И тут я чуть снова не вернулся к отцу!.. «Шред?! Ты?» – мне, правда, стало совсем плохо, до самой трезвой трезвости! Опять слышу прямо над ухом громкое мяу… но это земной котёнок будит меня! Он и забрался-то, наш усатый дурачок, на стол в гости к колбаске, и пудрил, засранец, мне залитые мозги во сне!
Но что за вещица у меня в руке? А я понимаю, что это что-то отцовское. С того света или из другой вселенной? Продираю зенки окончательно – отцовский кристалл, кварц, который дарил во сне иновселеннянину Шрёдингеру. Этот кристалл всегда со мной. Это батина защита меня, упавшего со ста одной полки в ста одном вагоне… И без этого любимого кварца отца – кристаллика у меня и такого же на его могиле – я твёрдо уверен, что не свела бы меня тогда судьба с Русланом. Защита родных могил сработала: Серёга от Клочихиных вовремя передал мне тревожную весть – и мне станичные власти сразу дали телефон Руслана, единственного, как оказалось, кто смог спасти мою страшную ситуацию далеко на Кавказе. Эх вы, звёзды!.. чем вы таким были заняты, когда нужна была срочная помощь Руслану? Молчите? И вдруг дошло: а задали бы такой вопрос звёзды мне? Что бы ответил? И... заткнулся со своей дырявой праведностью. Но… даже в других вселенных всем ясно: это всё же несправедливо – уходить таким молодым. Сколько ещё добрых дел мог бы подарить людям Руслан!..
Памяти Руслана Глоова, арбориста,
спасшего от разрушения соседние памятники
и памятник моему отцу
18. 07. 2019