К 250-летию со дня рождения И.А. Крылова
13 февраля 2019 года исполнилось 250 лет со дня рождения Ивана Андреевича Крылова – дедушки Крылова. Это звание, этот статус – уж не знаю, как правильнее тут сказать, в русской литературе носил он один. Дедушка – это старший в роде, тот, кто сопровождает человека по его детству и даёт напутствие на всю будущую жизнь. Собственно так и происходит. В моей домашней библиотеке есть небольшая книжка басен Крылова. Она появилась на свет вместе со мной – осенью 51-го и в течение всего моего детства стояла на книжной этажерке в кольчугинском доме моей бабушки Марии.
Откроем книжечку наугад:
Когда в товарищах согласья нет,
На лад их дело не пойдёт,
И выйдет из него не дело, только мука.
Однажды Лебедь, Рак, да Щука
Везти с поклажей воз взялись,
И вместе трое все в него впряглись;
Из кожи лезут вон, а возу все нет ходу!
Поклажа бы для них казалась и легка:
Да Лебедь рвется в облака,
Рак пятится назад, а Щука тянет в воду.
Кто виноват из них, кто прав, – судить не нам;
Да только воз и ныне там.
Итак, дедушке Крылову – 250. Но он вне времени. Годы не превращают его басни в архаику. Почему так? Ведь Крылов поэт еще ХVIII века, когда басни писали все: и Кантемир, и Сумароков, и Ломоносов, и Херасков, и Державин и Иван Дмитриев, которому, кстати, в 1805 году начинающий баснописец Иван Крылов, принёс свои басни, а маститый Дмитриев приветствовал их словами: «Это истинный ваш род, наконец, вы нашли его», и Крылов под воздействием этого одобрения преодолел своё отвращение к басенному «роду» и стал писать систематически.
И где все эти баснописцы? Канули в Лету. И только Крылов остался. Почему он?..
Но сперва разберемся, откуда у него было отвращение к басенному роду. И что происходило с этим жанром на рубеже веков.
А всё очень просто: басня умирала. Старые поэты сходили со сцены, а новые – такие как Батюшков и Жуковский – басен практически не писали. Тогда в 1805-м один Иван Дмитриев и оставался верен басне. А Крылов – в чём себя только не попробовал: и трагедии писал и комедии, и эссе и эпиграммы… Несколько басен сочинил, ощущая всю неперспективность этого занятия. И тут одобрение – мэтра. Это подстегнуло. И к своему 40-летию Крылов выпускает в свет первую книгу басен. Лиха беда начало – Крылов входит во вкус и продолжает свое басенное восхождение в русскую литературу. Отечественная война с Наполеоном лишь подливает масла в огонь. Вот знаменитая его басня той поры:
Волк ночью, думая залезть в овчарню,
Попал на псарню.
Поднялся вдруг весь псарный двор –
Почуя серого так близко забияку,
Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку;
Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!» –
И вмиг ворота на запор;
В минуту псарня стала адом.
Бегут: иной с дубьем,
Иной с ружьём.
«Огня! – кричат, – огня!» Пришли с огнём.
Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом.
…………………………………………..
«Послушай-ка, сосед, –
Тут ловчий перервал в ответ, –
Ты сер, а я, приятель, сед,
И волчью вашу я давно натуру знаю;
А потому обычай мой:
С волками иначе не делать мировой,
Как снявши шкуру с них долой».
И тут же выпустил на Волка гончих стаю.
В образе волка легко узнавался император Наполеон, а ловчим, конечно же был фельдмаршал Кутузов. Только что написанная басня буквально с пылу-жару была передана самому полководцу, который в свою очередь после очередного победного сражения прочел её своим генералов и офицерам – при словах: «Ты сер, а я, приятель, сед», театрально сорвав с себя фуражку и указав на свои седины. Мирный баснописец становился участником отечественной войны. Воистину – к штыку приравняв перо.
Крылов первым почувствовал комический характер войны 12-го года. Точнее – трагикомический, потому что война это всегда – трагедия. Но на этой – с Наполеоном – столько было русского лукавства и задора!.. На какой еще войне одна армия теряла другую! А французский парламентарий с возмущением бы говорил, что русские воюют не по правилам, нападая со всех сторон на их обозы. На что Кутузов отвечал: «Как умеем, так и воюем!». Много позже уже в 20-м веке драматург Гладков всё это тоже очень хорошо уловил и написал блестящую героическую комедию «Давным давно». А вот Великая Отечественная война материала для комедий не давала. «Василий Тёркин» – это другое, это «Книга про бойца» – веселого, неунывающего, отзывчивого – носителя лучших черт русского человека. Скажете: был еще солдат Иван Чонкин – явно комедийный образ. Но этот солдатик не из нашего окопа.
Однако вернёмся к дедушке Крылову. Его успех у читателя рос, как на дрожжах. Но были и те, кому народный стих был не по нутру. Вельможи всякие. Вот один из них пристает к баснописцу с вопросом: «Почему он не переводит Лафонтена, как Иван Дмитриев?» И получает блестящий в своей точной краткости ответ: «Не умею». Действительно, Крылов не умел писать, как его предшественники. А главное не хотел. Он как некий трансформатор (в его времена таких устройств и в помине еще не было) преобразовывал энергию русского народного языка, русского духа – говоря сегодняшним сленгом – ментальности в свои искрометные басни, и вновь – уже целую россыпь собственных пословиц и поговорок возвращал обществу. Вот только некоторые из этих крылатых крыловских (приходится скаламбурить) фраз:
А Васька слушает да ест.
А вы, друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь,
А ларчик просто открывался
Беда, коль пироги начнёт печи сапожник, а сапоги тачать пирожник.
Ворона каркнула во всё воронье горло.
Кукушка хвалит Петуха, за то, что хвалит он Кукушку.
Как белка в колесе.
Рыльце у тебя в пуху.
Сильнее кошки зверя нет!
Слона-то я и не приметил.
Спой, светик, не стыдись!
Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать.
Ты всё пела? Это дело, так поди же, попляши!
У сильного всегда бессильный виноват.
И так далее!..
Крылову рукоплещут. Пушкин называет его «истинно народным поэтом». Гоголь говорит, что басни Крылова – это «книга мудрости самого народа».
В России происходит еще одно очень важное событие – декабрьское восстание 1825 года, после которого власть осознала необходимость формирования государственной идеологии, доступной всем сословиям и потому объединяющей нацию. Одним из важнейших проводников этой идеологии стал национальный язык. А где как не в баснях Крылова русской язык показывает себя во всем блеске! Начинается «огосударствление» литературного гения. Так, в 1838 году на праздновании 70-летия со дня рождения Крылова помимо председателя Государственного Совета и многих министров присутствуют и маленькие великие князья Николай и Михаил, пяти и шести лет. «Дети императора – это дети России, своего рода квинтэссенция юных читателей Крылова, которые нуждаются в наставлении и воспитании, в том числе – через его басни», – звучат слова ведущего юбилейного вечера.
У Крылова нет конкурентов. Великий Пушкин басен не пишет. Откроем антологию «Русская басня» (Москва, изд-во «Правда», 1986). В ней Пушкин представлен лишь одним произведением «Сапожник», которое и то не тянет на басню. Поэты пушкинского круга – тоже басенный жанр обходят стороной… А книги Крылова расходятся максимальными для того времени тиражами.
Говоря о Крылове нельзя не припомнить несколько мифов, связанных с его именем. Миф первый: Крылов – прообраз русского Обломова, ленивый, бездеятельный человек. Конечно, Крылов любил подремать в кресле после сытного обеда. Но и о деле не забывал. Каждую свою басню он отшлифовывал до блеска. Без малого тридцать лет (1812-1841) отдал службе в Императорской Публичной Библиотеке, в которой не только пополнял фонды, но налаживал коммерческую деятельность учреждения, обслуживал читателей, создал систему каталогизации русских книг, которая остается актуальной и в настоящее время.
Миф второй: Крылов был обжорой, чревоугодником и умер от заворота кишок. Поесть Крылов, действительно, любил – что было, то было. По наблюдению современника, за любым общим столом Крылов «съедал столько, сколько всё остальное общество вместе. Каждого подаваемого блюда он клал себе на тарелку столько, сколько влезало. По окончании обеда он вставал и, помолившись на образ, говорил: «Много ли надо человеку?!.» Но умер Крылов всё-таки от воспаления лёгких – в 75 лет, прожив весьма немалую для того время жизнь.
Но самое поразительное во всей истории с Крыловым вот что. Басня, вознесенная Крыловым, если не до небес, то до олимпийских высот – рухнула после его смерти, разлетевшись, как хрустальная ваза, на множество осколков. Никто из уважающих себя поэтов ХIХ века басен не писал. Этот жанр стал уделом лишь стихотворцев-самоучек из крестьянской среды. Даже не стоит вспоминать их имен. Правда, басня неожиданно была реанимирована в советское время: сперва в творчестве Демьяна Бедного, а затем Сергея Михалкова. Но Демьян Бедный ныне превратился в некую одиозную фигуру и его вспоминать как-то не хочется. Что касается Михалкова – это умелый автор: он и стихи для детей сочинял и пьесу для взрослых, а надо – и гимн для страны. Всё у него получалось. Басен про пьяниц с тунеядцами и бюрократами – тоже написал немало. Только с крыловскими их не сравнить! И потом – это его рвение всегда идти в ногу с партией (это сатирику-то!) и чуть что – гнобить таланты. Ведь это именно он подверг разносу блистательного поэта Олега Григорьева в 81-м за книгу детских стихов «Витамин роста». Поэтому я вот возьму и не Михалкова процитирую, а Григорьева:
Ну как тебе на ветке? –
Спросила птица в клетке.
– На ветке, как в клетке,
Только прутья редки.
Правда, басни в советские времена писали не только бедные и михалковы. Драматург Николай Эрдман из-за них даже на несколько лет был сослан в дальний Енисейск:
Мы обновляем быт и все его детали...
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали.
– Чего дрожите вы? – спросили у страдальцев
Игравшие сонату десять пальцев.
– Нам нестерпим такой режим –
Вы бьёте нас – и мы дрожим!..
Но им ответствовали руки,
Ударивши по клавишам опять:
– Когда вас бьют, вы издаете звуки,
А если вас не бить, вы будете молчать.
Смысл этой краткой басни ясен:
Когда б не били нас, мы б не писали басен.
Кто-то может подумать, что за разговором о реанимации басни в советское время я забыл о нашем юбиляре – Иване Андреевиче Крылове. Ну что вы! – его разве забудешь. Только мне хочется еще вот что сказать о басне. Умереть-то она умерла, да не совсем. Помню, где-то в начале 80-х я получил ответ из одного московского журнала, куда посылал свои стихи: «А Ваши необасни мне понравились» – писал литконсультант. Я удивился: «Какие еще басни? Я басен отродясь не писал! Нео?..» А ведь, пожалуй, и верно, что-то в моих «Любовях кашалота» и «Удавов удравших из вольеров» – было от басен. Да и не у меня одного, конечно. Тут многих можно припомнить от Высоцкого до Феликса Кривина. Так что басня – в каких-то иных обличьях живет и дай ей Бог – многие лета.
Но вернемся к Крылову – на его юбилейный вечер в честь 70-летия со дня рождения. Там помимо прочих выступал князь Петр Андреевич Вяземский. Он-то первым и окрестил Крылова дедушкой:
Забавой он людей исправил,
Сметая с них пороков пыль;
Он баснями себя прославил,
И слава эта – наша быль.
И не забудут этой были,
Пока по-русски говорят:
Её давно мы затвердили,
Её и внуки затвердят.
Длись судьбами всеблагими,
Нить любезных нам годов!
Здравствуй с детками своими,
Здравствуй, дедушка Крылов!
Правда, сам Крылов остался недовольным этим торжеством: гости со своими поздравлениями и подарками постоянно отвлекали его от главного – от праздничного стола – и он в итоге остался голодным.