Жара. Снова тридцать. Не тешится взгляд,
Обои от зноя рыдают.
В окне, нету женщин, толпа мужебаб,
Синюшней точкой виляют.
Мне жарко и страшно, в семейных трусах,
Мучения их представляя.
Солёный и влажный, распахнут, мой пах,
Что ж бедным ещё не хватает.
Дал бог разрешенье шотландцам и им,
Ласкать ветру голые ноги.
Так нет, это мало, мужеподобный экстрим,
На пышущей жаром дороге.
Мне грустно за воздух, что трётся о ткани,
Не пустят к себе холодок.
Сопреет в дерюге, как в солнечной бане,
Возможно, прекрасный задок.
Я пялюсь в окошко в немом ожиданье,
Сжигая в стаканчике лёд.
Увидеть хотелось б на лицах сиянье,
Быть может и мне повезёт.
Мелькнёт и растает, как в дымке, виденье,
Край платья за душу в зацеп.
И снова жара и унылое, синее бденье,
Джинсою, как траурный степ.