Вечернее поле лечит тонкими чудесами,
которые по одному случались и раньше:
вот колдует ветер твоими растрёпанными волосами,
вот закат впереди, точно облепиха, оранжев.
Воздух прян и тихонечко зелен — не надышаться,
облака резвы, как полярные медвежата.
Непонятно, оно ли это, то самое счастье,
но внутри разжимается что-то, что было сжато.
Ибо если всё это и помнишь — то по отдельности,
а теперь стоишь
будто перед живой мозаикой
и буквально дуреешь от ясности, от беспредельности,
так, что думаешь — мать твою за ногу!
Так, что думаешь — Господи, если ты есть, ласковый и большой,
пусть все эти цветы — твои дети, чтобы я им немножко сестра,
лишь бы мне ещё постоять тут с растрёпанною башкой
с глазами чистыми, рыжими от твоего костра!
И когда оттикают часики моей сумасшедшей жизни
в каком-нибудь муравейнике из бетона да из камня,
ты пошли за мной не старуху, а девочку в модных джинсах
с длинной косой и выбритыми висками.
Пусть помчит меня в классной тачке по долгой-предолгой трассе
под отборнейший хэви-металл, такой эпиграф.
А потом будет зелено-зелено, и ветер бескрайне-ясен,
и закат навсегда до одури облепихов.