Где отец мой, где он, бедолага?
Не уйдя от божьего суда,
ехал он без родины и флага
мёртвым, но сюда.
Ехал и не знал ещё, что умер,
жив-не жив, но лишь бы поскорей
вытереть наколок синий юмор -
метку лагерей.
Вёз под кожей боль, уколы серы,
свет в глаза, улыбку главврача.
Нет, не фильм - одну из многих серий,
вывез, не крича.
Ехал, словно книгу до границы
он листал, пока не пересёк
точку, где последняя страница
села на висок
тенью тёмной, пульс прервав, поскольку
почты нет и выбыл адресат.
Только б не опять на ту же койку,
только б не назад.
На руках, дебелых и умелых,
он взлетел - перейдена черта.
Острое лицо белее мела,
пена изо рта.
В мятое исподнее одетым
к дому, где и богу не видны,
бабушка моя в обнимку с дедом
до войны.