За две тысячи лет до нашей эры,
Я пытался существовать одинокой молекулой.
По канализационной вони, плыли гондольеры,
И не чувствовал себя человеком я.
Выплюнув из рта остатки противной воды,
Я взял в руки лук и мешок наполненный стрелами,
Но чудовища люди, чувствуют запах еды,
Хоть и при обстоятельствах перестают быть смелыми.
На тысячах телах умалишенных воздвигнут храм,
В котором почитают убийство детей и войны,
Души засохших мониторов, предадут волнам,
Что бы хоть где-то, они были спокойны,
Тысячи цифровых могил, размывают моря столпы,
Среди них можно даже найти отражение человека,
Но что если, все эти цифры – ты,
Хоть и не хочешь верить в это,
Не хочешь верить в это, как в богов,
Смотря популистические комедии для молодёжи,
Но ты ведь тоже, кладёшь деньги в Парфенон,
Хоть и лезешь ради их заработка из кожи.
Твою церковь тоже когда-то разрушат с жесткостью,
Построив там прибыльный рынок и кабаки,
Ты не будешь обделён черствостью ,
Когда от святыни останутся только угли.
Какая бы жрица не превращала места в святыню,
Она всё равно падёт на колени перед грешником,
Совокуплением губ, чувствуя холодную пустыню,
Ощущаю себя до изобретения шахмат - пешкою.
Дохожу пешком, очи затмевает смуглым дым,
На утро печаль, мои глазницы оживит таблетка.
«А ведь он был другим,
Когда на нём не сидела клетка.»