I Голова без царя (05.2019)
II Романсы зимней ночи (01.2010)
III Опиум (01.2017)
IV Вольное рондо (01.2013)
V Языческой поэзии (10.2013)
VI Два веретена (02.2020)
VII Немного джалло, немного любви (01.2021)
VIII Семейный пейзаж в интерьере (06.2014)
IX Четыре лилии на смерть республики (09.2013)
X Мыльная опера (01.2019)
XI Оземлитель (09.2019)
XII Маркиз Детсад и Женщины (10.2016)
XIII Небыльё (03.2019)
XIV Петербург: обратно и Туда (10.2019)
XV Казачок (11.2019)
XVI И поворотный круг уносит луну, уносит солнце (12.2019)
ок. ред. 2021
Голова без царя
Как в престольную ни свет, ни заря
Прикатилась голова без царя:
"Гой еси, благочестивый народ,
Кто целуй меня - вовек не умрёт!"
Рот кошачий, борода из щелей;
Вышли первыми те, что посмелей.
И настала пахота, и сева -
Аж лилась паршой из глаз синева.
Закалилась бронь волосьев седых
Красным словом "мы живей всех живых";
И неслышно, как засохлый хлебец,
Искрошился распоследний мертвец, -
Костяной мешок и волчая сыть, -
Жалясь - некому его извинить.
Да пропели ещё с того света:
"Многи лета, друзья, многи лета."
Как взрезали звездосвод корабли -
Вкусно небо, если с солью земли.
Год корпели по решётным дворам
И воздвигли человечеству храм.
Вышел отрок, девяноста на вид:
- Посмотрите, что за диво стоит?
Боже правый - ни изба, ни церква:
Человеческая голова!
Как разинула мяучащий рот:
"Кто целуй меня - вовек не умрёт!"
Рот проказный, трын-трава из щелей;
Вышли первыми те, что посмелей...
День ходила по стезям Божья Мать:
Скрежет зубьев - даже слёз не слыхать.
И никто не пропел с того света
"Многи лета, друзья, многи лета."
Романсы зимней ночи
....
В эту ночь все дома кафедральны,
В каждой форточке музыка Баха;
Даже клавиши лестниц играют,
Отряхнув слой табачного праха.
Каждый кот назначается певчим,
Прощелыга смиряется в сане.
Кто влюблён без рассчёта на вечность -
Полной горстью минуты бросает:
Улетают к счастливым, невинным
Все часы поднебесного края,
Безразличные к сонным низинам,
Где несчастные их наблюдают -
И бредут проходными дворами,
Спотыкаясь о звуки органа...
В эту ночь все дома кафедральны,
В эту ночь все кресты безымянны.
...
Ложкой фонарь утонул в сметане -
Хрусткой, жвальной как поролон.
В эту ночь все дома кафедральны,
Горьким елеем горящих окон
Мажут вскользь проходящих мимо,
(Будто на самый несбыточный праздник)
Зацелованных, нелюбимых -
Благословляют светло и бесстрастно.
Ночь метелило, леденели
Небеса под холодным паром,
На разобранные постели
Накрахмаленных летних парков -
Пали рядом, уснули порознь;
А с той стороны моего покоя
Растёт вязанками снежный хворост,
Попирающий подоконник...
Всполох, треск настежь раненой рамы!
Творожные искры бьются об пол,
Возвращая всё, что я выплюнул, мама,
С твоим молоком.
...
Крысиными хвостами струны
Кручу на косточки колков,
Как будто локон девы юной
На палец. Холоден альков,
И льётся музыка, печально
Кропя триольные цветы;
Дома сегодня кафедральны -
Безлюдны, нищи и святы,
В блаженном снов очарованье...
Но слишком девственна игра:
Бить головой по наковальне,
Писать посредством топора,
Глушить сердца монетным звоном,
Будить уснувших в кандалах
И вешать гениев иконы
На позолоченных столбах.
_________________________________________
Опиум
Все мы бывали в той гостиной
На углу Гвардейской и Грязевской,
Где курят опиум светские дамы,
Бьют по клавишам фортепиано,
И никогда не бывает рано
Поговорить с порядочными людьми -
С восьми до семи.
А дальше - каждому своя
География;
Это жизнь говорит:
"Грустишь? Мы тебя развлечём!"
Позволь этой маленькой псине
Укусить твой сапог,
Драгоценной булавке -
Скользнуть в водосток,
И будет подумать о чём-то ещё,
Проходя мимо станции
На углу Гвардейской и Грязевской.
Пройдись до булочной, прачечной,
(Прачки любят твой сальный взгляд)
Попроси у прохожих огня
Для твоей сигареты.
Ветер воет в трубе,
В спину бьёт почтальона с письмом не тебе,
И не он виноват,
Что чернила твои устарели.
Ты позволь себе постоять
Рядом с той, что зовёт тебя в дом.
По замаранной лестнице
Ей позволь себя увести.
Чтоб дожить до шести.
Не дрожать на вечернем ветру
За углом
Гвардейской и Грязевской.
Кто-то ломится через бульвар,
Чертыхаясь;
Непонятно - молод ли, стар,
Но успел поседеть.
Фонарь подметает пристань
Пучком лучей,
Готовя дня торжество.
Для тебя одного.
Целый день, целый проклятый день.
Это жизнь говорит:
"Устал? Мы тебя отпоём!"
Неужели и вправду придётся стоять
Загражденьем у склона лет,
День за днём охраняя
Груду сердечного хлама?
Неужели и вправду хватятся
На углу Гвардейской и Грязевской
Какого-то господина,
Не спавшего ночи
В какой-то гостиной,
Ожидая
Какую-то даму?
Вольное рондо
1
Запутался в строфах, запутался в мыслях
Как старый болотник в оборванной леске;
Проснись, моя радость, взгляни в рукомойник,
Упейся ладонями чёрного Нила.
У стен зеркала как пустая могила -
Тоскуют, пока не явился покойник.
Я выгоню прочь несчастливые числа;
Уже истончает рассвет занавески.
2
Проснись, моя радость, очнись от бессилья!
Потерянный сон на крючке невозврата
Умчится блесной в молчаливые маки;
Расклеенной музыки выстави рамы!
Там кто-то идёт по канату упрямо -
За белым окном, словно дрожь по бумаге.
Как в горнице шумно. Как тихо в могиле.
Ты знаешь, как сложно идти по канату?
3
А я, словно пёс на оборванной песне,
Запутался в вечностях, звёздах и смыслах.
Мы были богаты, хотя не дарили,
Мы были пустей бесконечной Вселенной.
Ты встала над утром прекрасной Еленой -
Я рвался как порох в тревожном виниле,
Я целился в ствол перепуганных весен,
Пытаясь убить перелётные листья.
4
Летите в огонь, словно в сон без возврата!
Закройте глаза: пусть не видит покойник.
Не бойся рассвета - бессонные письма
Он в торбу сгребёт, как своё подаянье.
Проснись, моя радость, полночною ранью!
Я выгоню прочь несчастливые числа;
Ты знаешь, как сложно идти по канату.
Что вечность, когда происходит такое?
Запутался в строфах, запутался в мыслях...
Языческой поэзии
Я меньше муравья, дремлю в скорлупке слова;
Проснусь - и не пойму, во времени каком,
Какого цвета флаг из воздуха ночного -
Лишь речь плывёт в крови негаснущим венком.
Меня встречает лес приливом и отливом,
И хвойною стрелой - меня встречает гром,
Трещит по швам огонь над домотканной нивой,
И вьются нити рек, произрастая в дом.
- "Когда окно тюрьмы - последняя тетрадка,
И зеркало души - пустой голодный рот,
В лучах прожекторов, идущих на посадку,
А виделось, в пике, - снег золотом блеснёт.
Казённая печать в зените - станет солнцем,
И в чаше млечный путь свернётся молоком..."
- "Когда найдётся ключ в заброшенном колодце -
Речь встанет серебром: и саблей, и щитом."
Два веретена
Два веретена,
Самобранкой снеги;
Ниточка-блесна,
А другая - змейка.
Дым без огонька,
Скатерка без края;
Теплится рука,
Руку отражая.
Глаз не отворить
Ключевой водою;
Лжёт - а всё же, нить.
Для чего их двое?
Щуке поводок
И синице норка:
Вязкий огонёк,
Хищная скатёрка.
Змейка и блесна,
Хитростью особой,
Стали два кольца
На руке зазнобы.
Глаз не отвести,
Не вздохнуть от дыма:
Мрёт в её горсти,
Что неизъяснимо.
Истечёт крыло
Ключевой водицей,
Плавнику весло
Бить - и не отбиться.
Лодочке - на мель,
Мастерице - в келью,
А её кудель -
Чешуя и перья.
Дымом с потолка,
Скатеркой белёной
Тянется рука
К прялке отражённой.
И всю ночь ни сна
Нету, ни покоя...
Если смерть одна,
Для чего их двое?
Немного джалло, немного любви
красные ножницы нежно
шепнули на ушко:
"о дама червей,
ты челюсть, челесты усмешка,
духовная скрепка материков."
стань скрипкой,
чтоб с миром уснуть на грудях венков
(как школьник в партере души моей)
коронам - покорно,
кораллам - крепко,
и красной армии - всех сильней.
ливень гранатовых зёрен
сеет сердце манежа;
гарцует в венозном цирке
вся дрожь голубых солей,
блажь горлицы непокоя, но
под сенью кровавых ножниц
(под их челестиный щебет)
пусть в небо тебя поцелуют
короны - покорно,
кораллы - крепко,
и красная армия - всех сильней.
какие, какие кони
на траурном ипподроме;
морские псы и тритоны
за катафалком, - но он резвей.
немного джалло, немного любви,
и ты на жемчужном троне:
закрылась в ракушку, бледнеешь,
не слышишь хвалы ручей.
принцесса, возьми свои ножницы!
что опий, когда в тебя верят
все шутовские
короны - покорно,
все вымершие
кораллы - крепко,
и красная армия - всех сильней.
Семейный пейзаж в интерьере
Цветник фасадов, пущенный под нож -
В петлице утра, сморщенный и вялый;
Горсть бисера - стекольное зерно
В переднике рабочего квартала;
Лоскутный шик рекламных занавес;
Фарфор небес в подарочной коробке;
Экран, драматизируя прогресс,
Даёт контраст античному барокко;
Хранит икону оловянный взвод,
Нарушив детской комнаты границы;
Под люстрой солнца старый крест блеснёт
Иголками для пальцев мастерицы:
Одной вонзает в плоть законы мод,
Другой ласкает девственную вену;
Над головой сыновний самолёт
Качается, игрушечный, военный.
Четыре лилии на смерть республики
1 Паранджанна
На гей-параде ядерных ракет
Я встретил вас, любезная Жаннет.
Рыдало солнце, как побитый раб,
Ласкало ваш загадочный хиджаб.
Шёл поезд на разрушенный вокзал -
Задержка с переменой декораций;
Вы подмигнули: вам Аллах сказал,
Что бомбы не умеют целоваться.
Вы замужем, вам стукнуло тринадцать.
И так ли важно, кто кому сказал?
Есть время перемены декораций,
Есть солнце, злое, как последний галл;
Вам лижет ноги, как последний раб,
Мурлычет в нос "имам байрам хиджаб";
Под чёрной пеленой чадры Жаннет
Цветут фиалки ядерных ракет.
2 Разоблачение
Кто украл мою голову
И пустил человечью культю
Танцевать в соляные пещеры
Соборов на грани содома
В преддверье пустыни?
Кто украл мои руки
В мясорубку войны инвалидов,
Чья безногая воля боится и солнца, и ночи,
А беззубая челюсть осилит лишь кашу из плоти
В семейном котле?
Кто украл мою память,
Кто набил её сахарной ватой покоя,
Припечатал тавро "современник"
И отправил пастись на поля
Ядовитых газет?
Кто украл моё детское сердце,
Заменил сапогом твёрдой кожи,
Обречённым стучать на себя
И давить изнутри?
Кто украл мои слёзы?
Кто украл мои слёзы,
Тот, наверно, богаче всех ротшильдов в мире
И несчастней чумного барака
С окном во всю стену, где видно,
Как смерть улыбнулась врачам.
3 Четвёртая луна
Полумесяц вцепился в луну комаром:
Наливается красным, пьёт белую кровь;
Скоро, скоро в копилку венец золотой
Загремит, поглощённый четвёртой луной.
Умирая всерьёз, наслаждайтесь игрой.
Перекошен улыбкой разорванный рот;
Это треснул бокал, или мир под ногой?
Под четвёртой луны смоляной паранджой?
Это время восстанья монет на ребро,
Это время окопов поближе к метро
И решительной смены погоды весной.
Это миг просветленья привычною тьмой.
Только голые цифры на картах таро,
Полумрак кинотеатра - над каждой тюрьмой.
4 Свобода
Я снова не могу закрыть на тебя глаза,
Принцесса в горностаевом хиджабе,
С клеймом на первой полосе;
Пролетели твои мельницы
Как фанера над Тель-Авивом;
Так стоит ли щадить твои цвета
Ради юности, спящей под переплётом,
Подобно последней спичке?
Как промолчать о тебе на русском?
Свобода, сияющая в ночи,
Словно красный фонарь
Джихада?
_____________________________________________
Мыльная опера
Комната. Телевизор.
Зрители разных возрастов
Поднимаются с мест,
Тыча пальцами в экран.
Зрители (хором, возмущённо):
- Уберите, уберите, уберите
Из эфира эту передачу!
Ну и поделка: глупая девка
Втюрилась в неизвестного.
Сказала б: "Доктор, помогите!" -
Жила бы лет до ста.
Так нет же - бросилась с моста!
Банально. Пошло. Пресно.
И совершенно неинтересно!
Телевизор:
- Желание зрителя - наш закон.
(включает новости)
Диктор:
- Череда похорон
Пронеслась торжественным ураганом
Над обеденным столом
Акватории Сен-Слалом.
Пострадали пять фарфоровых стаканов
И более сотни зёрнышек риса,
А одна ужасно милая киса
Осталась без молока!
Кошка (в микрофон):
- Жизнь нелегка...
Репортёр:
- Несчастный отец семейства
Катастрофически тронут,
Но, к сожалению,
Не убит.
Весь мир скорбит.
Бабушка с вязанием:
- Сочувствуем... содействуем...
(переключает канал)
Зрители (хором, возмущённо):
- Уберите, уберите, уберите
Из эфира эту передачу!
Вы когда-нибудь сами глядите
В свои вещальные сети?
Там какой-то мужик Дворянин
Почти совратил малолетнюю!
Стрелял в подростка, и тот - в могиле!
Хотите, чтоб дети это повторили?
Телевизор:
- Желание зрителя - наш царь и бог.
(включает сериал)
Девочка-белочка:
- Гад! Скотина! Чтоб ты подох!
Ты положил наклейкой книзу мою тетрадь!
За это надо в парашу е*beep*лом макать!
Мальчик-зайчик:
- Она же мать! Она же мать! Она же мать!
Щенок:
- Но я уже ищу по собственному следу...
Дедушка Дуб:
- Конец сто первой серии.
Смотрите продолженье в среду:
"Свин-потрошитель идёт на дело"
Домохозяйка (зевает):
- Опять нарезка. Надоело.
(переключает канал)
Зрители (хором, возмущённо):
- Уберите, уберите, уберите
Из эфира эту передачу!
Там все сюжетные нити
Переплелись, и не понятно ни пятна!
Какие-то люди, какая-то война...
И как пирожное может
Войскам приказывать что-то?
Вы держите нас за идиотов?
Телевизор:
- Желание зрителя...
Зрители:
- Уберите!
Телевизор:
- Что вы хотите?
Ток-шоу "Каннибалы"?
Зрители:
- Достало!
Телевизор:
- "Тысяча убийств в одном отеле"?
Зрители:
- Смотрели!
Телевизор:
- Документальный фильм из морга
"Смерть"?
Зрители:
- Не смей!
Не смей тревожить наших мёртвых!
Телевизор:
- А что осталось?
Зрители:
- Пошёл ты к чёрту!
Телевизор (выключается):
- Какая малость!
Первый Зритель (чёрному экрану) :
- Вы только посмотрите...
Позорить дорогих усопших!
Второй Зритель:
- Мне страшно!
Третий Зритель:
- Тошно!
Четвёртый Зритель:
- Я почти что плачу!
(все отворачиваются от экрана
и сталкиваются взглядами друг с другом)
Зрители (хором, возмущённо):
- Уберите, уберите, уберите
Из эфира эту передачу!
*
использованы аллюзии на оперы Пиковая дама, Евгений Онегин, Война и мир.
Оземлитель
В алых гроздьях
Театрального аппарата
Пузырятся слоги:
Ат-то при-мо, ви-ват.
Очарованного разврата
Замыкание в сто карат;
Под софитом "Электра" -
Вертер,
Шип и пенен венерин йод;
Пей же с ней, но не спи
В партере -
Оземлитель
Придёт.
Самый преданный зритель,
Обесточенный, погубленный
Сверхчеловеческим фактором;
Надвое зарубленный
Антрактором,
Помни: хрусталь - это шок звона,
Газированный лёд.
Но допустишь удар ниже тона -
Оземлитель
Придёт.
В час, когда в музейной галёрке
Оживают фигуры из воска,
И натёрты смычки озоном,
Канифолью - розга,
Если взять в одну колоду
Все на свете козырные ноты -
Мир умрёт от нехватки кислорода.
(Оземлитель -
Вот он!)
Граммофоноотвод
Для слишком бурных
Ниспровергателей
Лаптём лазурным
Мировой гармонии,
Государь страны Балконии,
Трёх рубильников князь:
Смысл.
Суть.
Связь.
И когда в подчерепном окне
С фиалончельным смехом
Распускается лотос,
Он ставит на квадратные колёса крышу,
Дабы не съехала
С opera rotos.
Кого свела судьба c прямой дорожки
На виниловый круговорот
К медным трупам (и от времени зелены) -
В час свиданья liebestod
Безумно сч'астливого раба,
Смотритель музыки,
Оземли, оземли, оземли!
Маркиз Детсад и Женщины.
I Маркиз Детсад
Маркиз Детсад вышел на площадь
С трубкой в руке;
Трубка была похожа
На зародыш лошади,
Умершей от капли никотина.
В своем плаще старинном
И новеньких кроссовках, -
Словно памятник,
Небрежно реставрированный, -
Маркиз Детсад
Отправился на променад.
На рубеже огней, у берега
Авто, излитых изобильным рогом,
Стояла леди. И была чиста
Как пьянка из куста -
В глазах Москвы, безоблачной под смогом.
Улыбаясь в 32 фарфоровые чашечки,
Она Маркизу открывала
Свой сервиз,
Маня спуститься в винный погребок
"Под красной юбкой"
Безо всяких виз.
Маркиз Детсад
Был встрече очень рад.
В своем двухкомнатном особняке
Хранил он лучший в мире самосад
И ма-аленькую вилочку
Из серебра - потомка родовитых вил,
Которыми прабабка вздела барина...
Короче, в гости леди пригласил.
Достали свечи. Время потекло
В беседе умной и витиеватой.
Но лишь открыла леди наготу -
Маркиз застыл, красней античных статуй,
Уже и позабыв, чего хотел:
Он перенёсся в век соборов кафедральных,
Красот романтик нереальных
И запаха давно немытых тел.
"Маркиз, вы импотент."
Сказала леди - вовсе не со зла.
И разбудила спящего козла!
И полетела как фанера над Парижем
С балкона сто второго этажа...
"Ужасно жаль! - сказал,
Прийдя в себя, Маркиз Детсад, -
Вы были как цветущий сад!
Теперь - сплошная грыжа.
И тем не менее, я вас
Швырнул бы вновь с десяток раз..."
Но леди рассмеялась:
"Я ваш сон!
Какая страсть вас гложет
Швырять с балкона дам?
Пожалуйста, швыряйте хоть вагон!
То не поможет
Вам.
Вы головой ударились в карете?
Вам вышибло мозги?
И нежный плод
Катился несколько столетий,
Превращаясь
В избитых мыслей розовый компот?
О, как печально!
...И вы опять кидаете меня,
В пятидесятый раз, - и вам всё мало.
Взгляните-ка! Вы тоже сон, и вместо глаз
У вас над носом два кинжала!"
Маркиз от страха побелел,
Остановился.
Смеялась леди:
"Паспорта и визы
На что в приюте сонном?
И чья здесь власть?
Ну сколько можно мне летать с балкона?
Пора бы ВАМ упасть!"
Кровоточащими руками
Она маркиза обняла,
Изломанными позвонками
Застрекотала как юла.
Сперва нахлынуло стесненье,
Но грянул в сердце чёрный май!
И в мрачном восхищеньи,
Маркиз воскликнул:
"Девственность, прощай!"
... Наутро, проклиная опиум и книги,
Припоминая сна блаженный миг,
Из койки вытащив свои вериги,
Он обнаружил - нет, не труп, но стих.
Ну что поделать - грезить не позорно...
...Умыв сервиз, начистив свой фасад,
С любимой трубкой и в кроссовках чорных,
Маркиз отправился на променад.
На остановке встретился с приятелем.
Сел на трамвай до станции "Детсад" -
Где он работал воспитателем.
II Печальная Аделаида Морт
Полдня, уткнувшись белой щёчкой в торт,
Лежала грустная Аделаида Морт.
Ещё портвейн не выветрился из
Вороньих кудрей, и бокалы свой стриптиз
Не завершили, оголившись изнутри,
До пояса всего лишь, изнурив
Графины ожиданьем возлияний -
Как вырос, будто в призрачном сиянье,
Гонец на входе в залу, пьян и горд,
С запиской для Аделаиды Морт.
Из торта приподнявши лик поддатый,
Перчатку вынув из прокисшего салата,
Адела погрузилась в чтение письма...
Письмом была поражена весьма!
И затаив его в бездонных складках платья,
Стерев желе со лба, найдя серьгу в салате,
Вуаль и веер в подзастольных закромах,
Пошла на встречу с автором письма...
... У склепа рядом с траурным фонтаном
(Какой-то чаровницей безымянной,
Безносой, и безрукой, и безглазой -
Обворожительней китайской вазы.)
Сидел месье с лицом похожим на аборт
И ждал печальную Аделаиду Морт.
С таким лицом он здесь сидел с утра,
Сонетами исписывал тетрадь:
Про то, как он печалию гоним.
Вдруг - шорох. И возникла перед ним...
Его неразделенная мечта?
О, нет! Глазница мёртвая пуста!
На голом черепе два волоса всего!
Месье присел и прошептал:"Да вы чего?"
Месье присел, ну а точней сказать - упал,
Такой красой сражённый наповал.
Не так он представлял свою мечту!
А девица поправила фату,
Букета мумию, и смрада не тая,
Запела: "О, любовь моя!
Меня вы не узнали, лорд?
Ведь это я, Адела Морт!
Вы вирши посвящали мне:
"Что жизнь моя течёт во сне"
"Пусть небо спящую хранит"
А сердце мёртвых - не гранит.
А сердце мёртвых - не скала.
Меня вы звали - я пришла!"
... Месье, как ни был в декадентстве твёрд,
Упал без чувства от такой Аделы Морт.
Она же, поцелуй запечатлев, -
Поволокла добычу в склеп.
Возле которого в ненастный вечерок
Любила девушка гулять порой;
И прочитав над дверью в царствие Аида,
Что "Здесь покоится Аделаида
Морт" - звучным псевдонимом нареклась.
(В миру же дева Юленькой была)
И в день свидания прождав у склепа час,
Ногтями и зубами отстучав
Какой-то вальс, подол измазав в грязь,
Ушла, под нос тихонько матерясь.
Записку - на клочки разорвала!
Портвейн оставшийся - весь с горя попила!
И с криком "все месье - козлы!", упала в торт
Лицом - печальная Аделаида Морт.
III Песнь о прекрасных сёстрах и несчастной любви
1
Венчал девическое тело
У каждой, голый как юла,
Блестящий череп - что ж поделать?
Такими мать произвела!
Итак, одна звалась Татьяной.
Другая - Ольгой. Чорт возьми!
Но героинями романа
Им быть - и хоть ты ляг костьми!
В обычный день они скучали,
Терзали дружно клавесин:
Гремела музыка печали -
Хоть со святыми выноси!
Потом, исполненные лени,
Брели вдоль парковых дерев
С открытым томиком Верлена,
В немой душе бессловно пев.
Одна - печальная орлица,
Другая - скорбный соловей;
Но одинаковых сестрицы
Чистейших траурных кровей.
Как два серебряных кинжала,
Две чёрных розы на снегу.
Лишь бледных губ им не хватало...
Увы, но не хватало губ.
К рассвету, в полутёмном доме,
Сны у мечтательного лба
Встречали в сладостной истоме,
Но исключительно - в гробах.
Проснувшись в полдень, брали маски,
И выбив моль из париков,
Катили в город без опаски -
Вливаться звоном каблуков
В бульварной брани ликованье,
Фонтаны чистой красоты!
Какой-то нищий оборванец
Им нёс увядшие цветы;
Какой-то старый извращенец
И прифракованный нахал
Им ручки, плотоядно щерясь
От предвкушения греха,
Сжимали, звали веселиться,
Из ложи к ложу перейти.
Но кто бы знал, какие лица
Скрывали маски взаперти:
Два отшлифованных оскала,
Две пары угольных глазниц...
Но большинство предпочитало
Любить, не зрев любимых лиц.
В который раз вернувшись с бала,
Они скучали как могли.
Читали. Спали. Всё сначала...
Незарифмованной печалью
В веках минувших отдавалось
Вращенье черепа Земли.
2
Итак, одна звалась Татьяной.
Другая - Ольгой. Чорт возьми!
Но быть героем без романа
Не выйдет, хоть ты ляг костьми!
Непризнанный, как всякий гений,
С фамильной бледностью лица,
(Как морфинист в аптечной сени)
Ночами что-то там писав,
Он жил, тишайше угасая,
Скрывая лик от света дня.
Лишь тусклый свет огарков сальных
Тревожил старый особняк -
Соседний с тем, где сёстры жили.
(Но заросла к нему тропа)
Вернее - тоже шли к могиле,
С тоской помадя черепа.
...Был вечер тих, как смерть от яда.
(В такой неплохо бы казнить)
И в окнах встретились их взгляды,
На миг отклеившись от книг.
Впервые в жизни покраснел он;
Забыв про этикет и такт,
Воскликнул робко и несмело:
"Люблю обеих, это факт!"
Он покорил сердца сестричек.
С тех пор, по долгим вечерам,
Они, склонившись над страничкой,
Сидели. Изредка игра
На клавесине - сов пугала,
А он чего-то там читал,
Пока заря свой взор устало
Не бросит в полутёмный зал.
Все ожидали дивной сказки,
Никто не знал, с чего начать...
И вот сестрички сняли маски,
И стали друга целовать!
Но слишком остры были зубы,
Но слишком пламенною - страсть...
И только треск да хруст безлюбый
Произвела двойная пасть.
С лихвой насытились мечтами!
И обняла сестёр печаль:
Качали на руках останки,
Но не сумели откачать.
Читали скорбные сонеты,
В слезах уснули как могли...
Кружилась медленно планета
В объятьях траурного лета,
И лунный диск печальным светом
Склонялся к черепу Земли.
___________________________________________
Небыльё
Порастали городы
М'оровой-небыльём,
Не скрипели вороты
Горестью о былом,
Не терзали молодцы
Солнцевый бубенец.
Небылинка-золотце,
Кто тебе отец?
Колыбель железную
Кто налаживал?
Сироту жалеючи,
Ночь не почив'ал?
П'оил бездыханную
Голода полыньёй?
Собирал в приданое
Морову, небыльё?
Небылинка-золотце,
Лебедна лебеда;
На груди лазоревой -
Век бы да лепетать!
С кровью на устах
Петь бы здравицу,
О семи годах -
И преставиться.
Оседали городы
В небылье до колен,
Да крутили вороты
Небо по колее.
Небылинка малынька,
Ты ли из колеи
Высадила яблоньку
Ветвями вглубь земли?
Со литым стволом,
Листвой кованой,
Красным золотом
Именованной.
Полыхнуло на ветру
Имя - то ль не моё?
И растёт, растёт во сыру
Морову, небыльё.
Петербург: обратно и Туда.
На станции Площадь А. Невского
Гроба - два кубика в чай.
Бомж просил закурить;
Под ногтём ветровое стекло
Синевело десной.
От подземки до пропасти - час.
Бессветное счастье,
Я вновь часовой.
У кого только дырка от пули и дуля его,
Кто стоит на мосту (и с моста - ничего),
В треугольнике ада, на дне хит-парада
Ещё не закрытых планет.
Триумфальный артроз, малахитная плесень
Из роз - цвет июльских ланит.
Безо всяких крестов,
Я хочу зазубрить на корсете Невы:
Не дарить той бумажных цветов,
Кто глотает живых.
Сколько в ней побывало,
И сколько пропало под ней.
Ей не семь, хоть одно покрывало б,
Но "Кладбище - это музей".
Сыну Павла с Петром -
Мат со льдом в эрмитажном поклоне.
(Грохот, страх - только взмах
И рука на айфоне.)
Ты построен в Китае
И жёлт, как его божество;
Креатиды дробили асфальт,
Высветляя штрихи ар нуво,
Девы пили вино; Не помню, с какого...
Какого
Днём с огнём я пытался найти
Хоть кого-то земного:
Неземля, невода, нету курса для странных валют,
Здесь играл только рок;
Ангел глянца и двух революций -
Храни мой Кулёк*:
Между Марсом и лабрисом
Двойню, зелёную брешь.
Прикорми воробьёв, дай им руку
Непойманных - съешь,
Неразбитых распей,
Перелей на имперскую медь.
Ты опять у меня за спиной...
Накажи никогда на тебя не смотреть.
*здесь - СПбГУКИ
Казачок
Кончая с чистого листа,
Ожги невинные уста
Бенгальской стекловатой.
Пока тебя не свистнул рак,
Коню педали жми, казак
Лихой, придурковатый.
На небеси ярным-ярно,
Луна возделась как ярмо;
Расколотой посудой
Блюёт космический экран,
Он пьян. И даже камень пьян,
Тебе летящий в зубы.
Как брызнет жёлтая роса,
Познаешь неделимость пса
И дробь для полуволка,
Лобзая кость своей оси;
Пусть солнце будет керосин,
Земля те - царской водкой,
И русским духом, и свинцом,
Твоим весёлым мертвецом
На провлочном каркасе.
Весна Красна, сложи свой меч,
Плачь о безвременно и веч-
Но юном пидорасе.
Ещё зубами чок-почок;
В гробу педальном казачок
Спокоится не споро:
Глядишь - верт'ится что есть сил;
Знать, старый бог тебя любил
За новенькие шпоры.
И поворотный круг уносит луну, уносит солнце
День юбилея
грезя в гирляндах
газовых труб морфея,
город готовится к юбилею
самой прекрасной тюрьмы.
синие, жёлтые переплёты
белоствольной избы-читальни,
крылья блочного самолёта,
взлетающего вертикально,
песок шоссейной киноленты,
дожди - танцоры и музыканты,
бронзовый мяч головы монумента -
к ногам инфанты.
и поворотный круг уносит луну,
уносит солнце, чтобы скорей
день стал юбилейным,
и ночь - бессонной.
изломом рук, достойным овации:
пусть каждый гвоздь его декорации
подгонит стальной каблук.
именинница сотрёт улыбку своей тоски,
взмахнёт тополиными рукавами
пустая кость, по-над ветром вставая:
она сушит длинные женские ногти
белой собаки с лицом нелюдским.
пусть солью напудрит два розовых плаца
убийца, девица - ей только пятнадцать
столетий из света, из тьмы.
заря. как флаги глазниц алеют!
пей, детка, пей, это день юбилея
самой прекрасной, чистой, младой тюрьмы.
Перчаточные куклы
в душный час,
час пик, знаешь ли,
как страшны бывают
эти кожаные куклы из перчаток
вдоль неспешных кулис эскалатора?
незримые пальцы ищут впустую:
слишком много материи,
слишком узки сердца для Руки
в их безумный час, час пик.
но спокойны они,
недвижимые, неколебимые
вдоль кровавых кулис эскалатора -
словно толпы героев, умерших стоя
за три звонка до битвы.
(и поворотный круг уносит луну,
уносит солнце)
p.s. <вышел немец из тумана...> :
в такие минуты
мне хочется стать
чёрной кожаной перчаткой
на руке моего ангела -
блестящей, как смерть в венеции,
и новенькой, как лебединый камень.
(у кого в глазах не царили
кровавые мальчики?)
я гость. я итальянский дож.
я немец и в туманы вхож.
с тобой, принцесса лож(ь),
я буду паж мечей.
и этот длинный острый нож -
не спрашивай, зачем.
Заброшенная фабрика
на кирпичной трибуне,
на размякшем хребте молчаливой фабрики
белорукий оратор в зелёном
с каждым летом всё выше поднимает голос,
а зимой дирижирует вертолётами,
отводя от греха:
слишком долгого, свежего поцелуя
пять лет некурящей трубы,
по грудь утопшей
в намольенном крепкрышине.
и что за мех - пятнистая кошка:
лапа навыворот, уши раздроблены,
кустарная требуха льёт в прорехи
беспомощное тепло;
то был не гололёд
как неучтённая египетская казнь,
не пьяный за рулём небесной колесницы,
не синяя птица на красный свет:
её размазало поворотным кругом.
Чёртик из коробочки
в прохладном доме желаний
нетленны форточные проколы:
квадратные сосцы
колеблют бронзовые цепочки -
ветер западный, ветер восточный.
напротив: многоэтажное вымя
с высот кибелина трона
в круговорот огня и серы
струит поток электронов,
желтит ресницы как дождь песочный:
ветер западный, ветер восточный.
знаток ветров,
мой старый знакомый,
человек с головой-метрономом,
готовит желаньям прокрустовый гроб
меж двух щелчков.
все ветры в ландах и грозы мая -
на "раз-и, два-и".
запри под пульс своё ритардандо,
не то останешься без рук.
сплошной, как весь из голых граней -
вот он вступает, поёт и давит,
вращая поворотный круг;
за нитки дёргает на височках
ветер западный, ветер восточный,
сплошной, как скрученная струна.
(в картонном доме желаний
отпала северная стена,
впуская ватную седину,
пайетки, ворох узорных тканей -
трещит рассохшийся сундучок...)
и поворотный круг уносит луну
сомнений, уносит солнце
моих страданий в один
щелчок.