Часть 1
Второе пришествие
Автор:
Небесную твердь «стеклорезом»
прошкрябав, упал он на нас
и в голосе с ржавым железом
повёл свой надменный рассказ:
Откровение Хлопушкина:
Я - новый Спаситель - Хлопушкин.
Я скоро войду в каждый дом.
Пишу я, почти что, как Пушкин
(читаюсь вот, правда, - с трудом…) -
пройду через светлые сени,
не в силах волненье унять:
ведь лучше пишу, чем Есенин
(не все это могут понять).
Родился я (тоже!) в деревне,
«...но вскоре сбежал от сохи, -
в Москве белокаменной, древней»
кромсать недоумков стихи!
Ведь как распоясались нынче:
в «поэтах» - кому лишь не лень!
И чем критикуешь их шибче,
тем больше строчат, что ни день.
Я многим бросал от мучений
тяжёлый «спасательный круг», -
любой от моих поучений
остыл бы от творческих мук!
Надёжное средство, поверьте, -
покрепче их только брани, -
иначе страдать им до смерти.
При жизни - пусть «пашут» они!
Все желчь во мне ищут и чванство,
не ведая даже, что я -
надёжней любого лекарства:
больны вы стихами, друзья!
Пишите, ребятки, пишите, -
я знаю в вас истинный толк…
Но, - глубже, «ягнятки», дышите,
уж в этом-то деле я - Волк!
От скверны спасая Россию,
я с вами до одури бьюсь!
Не ждали вы с неба - Мессию? -
Борца за Великий Союз,
которого, правда, уж - нету…
Но мне представляется так:
раз есть у нас - танки, ракеты,
то всё остальное - пустяк.
Хоть «брак» наш, бесспорно, распался, -
насильно заставим любить!
Я, правда, уж отвоевался,
но «знаменем» - можно побыть!
Подумаешь, - ишь, - отделились:
прибалты, киргизы, Кавказ…
Мы всем с ними прежде делились, -
прокормим и в этот их раз!
«В честь ельцинско-путинской клики,
в честь их беспросветных болот
не стану слагать я великий
свой гимн, что подхватит народ.
«Поэзия - это оружье
в борьбе за униженный класс» -
похлеще, чем танки да ружья, -
вот я и стараюсь - для вас!
Хоть сами себя довели вы
до ручки, до самого дна, -
я знаю: коль это смогли вы, -
дорога нам с вами - одна!
Не стоит писать про успехи,
они - для кремлёвских хапуг!
Пишу я про «новые вехи» -
помойки, да сломанный плуг!
Порой надо мною смеются:
во мне, вроде, - музыки нет.
Мол, классики - ох как поются!
Мол, - хроник я, а не поэт!
Я им отвечаю: «Сюсюки,
с омлетом не путайте дар,
ниспосланный мне - прямо в руки,
как вам - по затылку удар.
Моё - это дело другое, -
я сам-то, как классик пишу.
Я - с ними одною ногою,
хоть с вами пока тут - дышу…
Я вам - не Брамштейн, я - Хлопушкин! -
Про это прошу не забыть!
не полуарап я (как Пушкин)
Позвольте ж - Хлопушкиным быть!
Вон - ложью пропахлись газеты,
с экранов вливают в нас - ложь!
Я всех бы сослал в «клуазеты»,
чей взгляд с моим «кредо» не схож!
Ну что притворяться напрасно? -
Лишь ткни вас штыком под ребро, -
внутри все по-прежнему - красны.
Быть красным должно и перо!
Мне б - шашку - рубал бы, как деды, -
лжецов что сегодня ведут
про вред коммунизма беседы…
Но, помните: наши - придут! -
Проспавшись с лихого похмелья, -
возьмутся за вилы, ножи, -
вот будет тогда мне - «веселье»!
Попробуй тогда мне скажи,
что нету, пророков в России…
Но, - время вперёд не гони:
живут после смерти - мессии,
при жизни - спасают они!
Москве я - в «печёнках», поверьте:
по мне там не будут тужить, -
не верят там в жизнь после смерти,
им - лишь бы при жизни - пожить!
Я смело ругаю и часто:
и вас, и газеты, и власть -
вольготно, легко и горласто,
и зло, и от сердца, и всласть!
Я с раннего детства - речистый,
но слишком уж долго молчал…
Хоть голос мой зычный и чистый
вольготно теперь зазвучал!
Одно хорошо: наслаждаюсь, -
хоть рот не спешат мне заткнуть.
При прежних властях, извиняюсь,
я смел бы слюну лишь сглотнуть.
Повсюду шныряли их «уши»,
«глаза», да «прорабы души»!
Чуть пикнешь, - как с грушенки груши,
на голову - беды! - Шурши…
...шурши потихоньку в чулане,
как мышь, притаившись, сиди.
Иначе - кормить в Магадане
барачную вошь на груди…
При прежней-то власти, бесспорно, -
не цацкался б с вами, ни-ни, -
всем «лапти сплели» бы проворно.
Как жаль, что прошли эти дни!
Пророчествам истинным верьте!
Не вы в заблуждении одни:
прудом к вам прорвусь - после смерти -
сквозь наши сумбурные дни!
«Стихи мои, - время настанет, -
найдёт золотая струна,
и песня за песнею грянет!
И будет их петь - вся страна!»
* * *
Автор:
Он вёл свой рассказ с упоеньем.
Я думал: полжизни отдаст -
за то, чтоб сожрать с наслажденьем,
того, кто с ним спорить горазд!
Я был с ним, друзья, не согласен -
всей сутью - с макушки до пят!
Но понял: он был бы опасен -
примерно лет тридцать назад… *
В стихах он, понятно, - не Пушкин,
хоть смотрит и сверху на нас.
Ну, словом, всего лишь - Хлопушкин…
Я молча дослушал рассказ!
Рассказ Хлопушкина
Часть 2
Первое пришествие и ушествие
Автор:
Давно ль это было, приятель? -
Лет тридцать* - промчались, как год:
теперешний «правды искатель»
решил «осчастливить народ» -
приездом в родное селенье -
Кощеевку. Вот ведь беда:
теперешнее поколенье
не помнит дорогу туда…
* * *
Штанины задрав по колени,
он шёл по кюветной траве,
и хлюпала грязь, - как пельмени
в казённую миску - в Москве.
Да что там! - Приятно и это, -
как юности сладостный дым,
плывущий по ближним кюветам
да тем перелескам седым.
Думки Хлопушкина:
Да что там! - Приятно и это, -
как юности сладостный дым,
плывущий по ближним кюветам
да тем перелескам седым.
Вот тут с пацанами махорку
курили втихую порой
и черствую хлебную корку
делили на всех, и горой
стояли тогда друг за друга, -
хоть правы-неправы - всегда!
Теперь лихолетная «вьюга»
нас всех разнесла - в города…
Кощеевка наша пустеет:
кто спился, кто «сел», кто - «утёк»…
Один тут над пашней потеет
мой дядька (в народе - Витёк).
Мне б с дядькой сходить на рыбалку,
как в прежние наши года...
Да он всё в работе - так жалко:
здесь нет выходных никогда.
Ему прочитал бы стихи я -
про нашей Кощеевки быт,
отведал бы прежней ухи я,
которой уж вкус позабыт...
В золе напекли бы картошки,
что нету вкусней на земле…
И я бы сыграл на гармошке -
единственной в нашем селе…
От автора:
Так шёл он. Тревожные думки
роились, как пчёлы в мозгу,
и водка чуть булькала в сумке -
на каждом не верном шагу.
А как же, - московский гостинчик,-
ещё ведь не вышел запрет…**
Шагает журналов любимчик -
прошедшей эпохи поэт.
Приехал-то он на недельку, -
дровишек к зиме порубить
да с дядькой, что пашет земельку, -
расслабиться, поговорить...
Монолог дядьки при встрече:
- Здорово, племяш! Как в столице? -
Послаще, чем в нашей дыре? -
Не ро-ожь вам давай - всё пшени-ицу! -
Для булок - к зернистой икре…
В метро разъезжаете чистом, -
не мы тут (с лопатой в хлеву!)
Все грамотны стали, речисты…
А я? Я... - как прежде живу:
как прежде - сижу не картошке,
на хлебушке чёрством сижу.
Бывает - и хлебца ни крошки, -
из города хлеб ведь вожу.
В сельмаге иссушенный пряник
лишь разве что можно купить, -
всё к вам отправляют, племянник!
Такая вот - сучая - жисть…
В войну на коровах пахали,
ты помнишь про это и сам.
Своих-то коней - отобрали…
Он взгляд обратил к небесам:
Начальству оно там - виднее,
а наше ведь дело - пахать…
Уехали, кто «поумнее» -
в Москву - языками трепать!
А вспомни как сеяли: день я
держался, бодрился - терпел.
А ночью - ремнями к сиденью,
чтоб часом под плуг не слетел.
От автора:
Тут придётся пояснить. Дело в том, что во время пахоты трактором обычно
подростки сидели на сиденье над плугами сзади трактора и вручную поднимали
плуг при разворотах на краях поля. Случалось, что подросток в ночную смену
засыпал и сваливался под плуг - погибал... Чтобы этого не произошло
трактористы иногда привязывали своего помощника к сиденью.
Всё думали: вот уж немного
потерпим, а там - заживём!
Да, видно, - кривая «дорога» -
всё больше по кругу идём…
Думки Хлопушкина про дядьку:
Насквозь он пропитан соляркой,
Ветрами пронизан насквозь…
И вдруг навалилось: как жалко
Что жить мне в Москве привелось!
На этих трудяг мы в столице
глядим, как в афишу - коза.
А надо на них бы - молиться -
глядят, как с иконы, - глаза!
Да вот она - Русь - предо мною, -
с ветрами дублённым - лицом!
Обходим её стороною,
Да «красненьким» кормим словцом!
Сидит, опершись на ладошку
и взглядом пронзает насквозь…
Дядька:
- Возьми-ка, племянник, гармошку, -
Поди, и забыл уж, небось?
Сыграл я для дядьки «Катюшу»,
что в юности давней играл…
Но он оборвал меня: - Слушай,
Володю - в Москве - не встречал?
Во пишет! - Всю душу положишь,
Последнюю робу отдашь!
Да не-е… ты так точно не сможешь
Слабо тебе, - знаю, племяш!
У нас тут с ума посходили, -
магнитные ленты - до дыр
всё крутим. Судили-рядили:
кто он, наш - народный - кумир?
Он пишет про нас, - про таких же,
как я или, может быть, - ты…
Судачат, что пел и в Париже.
Ну шпарит, - аж до хрипоты!
Такое придумаешь вряд ли, -
Не песни, а - самая суть!
Да там не про наших ребят ли?
Иль встретил он их где-нибудь?
Мы помним их всех поимённо:
Кощеевки нашей сыны
и шахты знавали, и домны,
с СМЕРШей - на тропах войны…
Одни говорят, что сидел он,
другие, что, мол, - воевал… -
За самое сердце задел он
стихами. Знать, жизнь он - знавал!
Вот слушаешь каждую песню -
сквозь треск намагниченных лент, -
как в плен попадаешь, - хоть тресни!
Воистину - наш он Поэт!
Заспорили как-то: не ты ли
Поёшь там - в далёкой Москве?
Твои ж тут,частушки, - ходили, -
Припомню и я штуки две…
А после решили мы: где там! -
Не вышел чуть-чуть голоском, -
В Москве хоть и стал ты поэтом,
Да пишешь совсем не о том.
Но если старанья удвоишь…
Давай-ка, попробуй - уважь -
сыграй, - может всё- таки сможешь:
давай - про смотрины***, племяш!
Ему я сказал откровенно:
- Вот - тоже сыскался - «поэт»!
В лице изменился мгновенно,
и плетью ударил ответ:
- Ну ты и «уважил», писака!
Поэт - он и в тундре - поэт!
Средь грязи, средь фальши и мрака
Нас греет их пламенный свет!
Твою вот возьмёшь писанину,
а там - про сорняк-лисохвост…
Сжуёшь, как корова - мякину,
И плюнешь! Что - слишком я прост?
Они - не на первых страницах
журналов да лживых газет!
А слушать их - каждый стремится…
Вот он-то, как раз, и - поэт!
Своим их «аршином» не мерьте, -
хоть криво сидишь, - не темни.
Страдать вам от злобы - до смерти,
но с нами повсюду - они!
Дымнул папироскою «Север»,
и рявкнул: «Положь-ка гармонь!
Пиши - хоть про шир, хоть про клевер,
но наших поэтов - не тронь!»
Расстались мы с ним на рассвете,
но хуже, чем в прежние дни...
«…Поэты живут после смерти…
При жизни - страдают они!»
От автора:
…По почкам - спортивная сумка, -
трусцой загарцуешь едва.
Звоночком назойливым - думка:
а ждёт ли обратно Москва?
В столицу - в купейном вагоне,
задумчиво глядя в окно,
поэт возвращался «в законе»…
Лет тридцать… - не так и давно!*
* - ...лет тридцать назад - это про советский период
до 1986 года - до перестройки.
** - сухой закон в СССР, то есть запрет на
алкогольную продукцию был введён
в конце 80-х годов прошлого века.
*** - речь идёт о песне В. Высоцкого "Смотрины у соседа"