сначала было слово,
потом полшестого,
и я проснулся
новым.
на старого себя обернулся:
с длинным тонким носом,
с бровями-подковами
и глазами, ко всему готовыми, —
в общем, ничего такого,
не бери в голову.
затем взглянул на себя настоящего,
не у зеркала стоящего,
но в недра себя смотрящего,
от счастья оторванного,
словно от хвоста ящерка,
словно от дождя капелька,
от монаха келья,
от берега галька..
и закричал я громко-громко,
так, что и ни на концерте в колонках,
ни в лесу птица звонко,
но без голоса, как икона
с изображением Бога
знакомого
и счастливого в страдании
за тех, кого больше семи миллиардов —
много.
за тех, в ком столько дурного:
привычек там разных
и дел по дому,
и дел вне дома.
и тогда взглянул я на себя будущего,
растущего из былого через сейчас
и тысячи лет,
в небо, свет льющее,
изливающее, переливающееся,
поящее и поющее.
и не было конца моей радости!
и не было начала моей старости!
и не было ни комнаты,
ни стаканов,
ни стульев,
ни телефонных звонков,
ни судьбоносных пинков,
не было ни плоти, ни имени,
ни прочих оков,
ни измен,
ни расколотых браков,
ни иных расходящихся швов,
ни бега по утрам, ни стихов.
только Бог.