Из серии армейские рассказы
Сидим мы в мастерской, что – при полковом клубе и пишем портреты, если можно так сказать, а проще говоря, просто, передирая с фото, мазюкаем чёрной краской, что бы было, похоже на графику.
Рисовали мы с Женькой Корольковым, который прослужил, как и я почти полтора года, лица наших передовиков армейской службы.
А, на собиралось их – не мало, десятка четыре не меньше.
И вот решили, их вдоль аллеи на таких металлических конструкциях выставить, типа – идёшь, а через каждые пять метров, с лева и справа знакомые физиономии висят.
Для этих целей в столярке нам сделали двух сторонние планшеты размером
шестьдесят на пятьдесят сантиметров, и мы на лицевой, и – обратной ваяли их лица.
Спокойно трудимся, неспеша попивая чаёк с печеньем, а тут прибегает посыльный и вызывает нас к замполиту в штаб.
Женька, как услышал это, начал ворчать:
- Вот точно, ещё какую-то работу хочет подкинуть, а нам с этой хотя бы управится к ноябрьским.
Но делать нечего – пошли.
Заходим в кабинет, а замполит после того, как мы поздоровались, говорит:
- Давно, мы не обновляли стенды в нашем музее Боевой Славы полка, да и новые материалы надо разместить на витринах, так, что надо ещё и эту бы работу сделать к праздникам.
- Товарищ майор, - говорит Женька, - нам бы хоть портреты успеть до малевать, вон их сколько навалили. Мы и так, по два портрета в день пишем, а можем и не успеть.
- Ничего страшного, я вас на пару деньков всего отвлеку, а потом опять возьмётесь, морды рисовать. И постарайтесь не по два, а по три – в день делать, можно даже допоздна, а я вам за это, после праздников командировки в ваши родные города выпишу.
Вот, знал майор чем нас подкупить, ведь отпуск он дать не мог, а в Харьков, где я жил и в Киев, где – Корольков, это – легко.
Нам, конечно, не особенно хотелось вылезать из тёплой мастерской и ещё, что-то делать, но если надо – так надо, тем более при таком стимуле.
И замполит повёл нас в музей, который находился в полковом клубе,
чтобы на месте разобраться, как говорится : «Что – к чему».
Это одноэтажное строение, построенное, видно, было ещё при царе горохе, типа тех клубов, которые я видел в колхозах: фасад с треугольной крышей и с деревянными колонами, да два крыла строения. В левом – находился актовый зал мест на двести, служивший кинотеатром, а в правом – музей, ну и сзади ещё куча комнат и подсобок.
Зал музея был не большой и не маленький, можно сказать средних размеров. На торцевой стене был барельеф ордена Великой Отечественной войны на красном фоне, а внизу – написано: «Никто не забыт – ничто не забыто!» и по краям карта боевого пути части и перечень погибших старших офицеров. По стенам были стенды с фотографиями и витрины с экспонатами.
- Вот, - сказал замполит, когда мы зашли в зал, - надо будет несколько планшетов с новыми фото и материалами, а на витринах дополнительные экспонаты разместить, и остаётся вот эта голая семи метровая стена, которую надо как-то оформить.
Тогда я предложил нарисовать панно на военную тематику.
Изобразить на нём – в одном конце отстреливающихся и убегающих немцев, потом поля, взрывы, подбитые танки и пушки, а на другом – наступающих русских.
Но замполит, глянув на стену, сказал, что панно получится здоровым и рассматривать его надо на большом расстоянии, а зал шириной всего метров шесть, да ещё перекрывают общий вид, стоящая посредине витрина с макетами наших и немецких танков, и техники, так, что не годится.
Тогда Корольков – предложил:
- А давайте, как у нас в институте в холле, барельеф – забабахаем, он будет объёмный и смотрится с любого расстояния.
Замполиту эта идея понравилась, но , решив уточнить, - спрашивает:
- А из чего будем делать?
- Из того же, что и орден сделан – из гипса. Выльем кессоны размером восемьдесят на восемьдесят и сантиметров десять толщиной, пришпандёрим их к стене, как раз по три штуки друг на друга встанут, а в ряд – сколько уместятся до двери. Потом согласно эскизу, который мы сделаем, резцами вырежем силуэты. Можно и воинов, бегущих с автоматами и танки, и даже памятник «Родина мать».
Последние слова, видно, произвели на майора впечатление, особенно танки, так, как мы танкисты, и родина-мать, и он сказал:
- Это хорошо, но гипса у нас нет, да и эти, как их?
- Кессоны ,- подсказал Женька.
- Да! Кто и как их будет лить?
- Это дело плёвое. У нас ведь, алебастр есть?
- Да, завались,- сказал майор.
- На лист ДСП,- продолжает Женька,- набиваем четыре планки – вот и форма получится, можно, для быстроты, сразу несколько сделать. Взять пару бойцов потолковее, пусть замешивают и наливают в формы – всего-то делов.
Замполит даже удивился, что эти, как их там? Он всё время забывал это незнакомое слово – кессоны, так легко делаются, поэтому согласился.
- А делать можно вот тут рядом в сарае, что бы не далеко носить, - вставил я свои «пять копеек».
Я понял, почему Женька предложил этот вариант, да ещё так красочно его обрисовал. Он хотел побольше работы спихнуть на кого-то другого, и
растянуть сроки изготовления.
И это ему удалось…
А мы, потратив два дня на стенды и организацию заливания кессонов, двумя знакомыми бойцами, которые нам выделили, вернулись к – нашим портретам.
Пришлось, правда, увеличить темпы – писать по три портрета в день и периодически контролировать подготовку барельефа.
Но, как мы не напрягались, к седьмому ноября явно не успевали. Последние – дописывали, можно сказать, уже "находу" в ночь перед праздником. Мы ваяем, а наши бойцы бегут и сразу прибивают. В общем, к утру было всё готово и мы тут же в мастерской повалились спать.
Правда, сон был недолгим.
Не успели отыграть первые аккорды марша, как какой-то солдат, туркменской наружности, стучится к нам в мастерскую.
Я, открыв дверь, спросонья, гаркнул:
- Ну, чего тебе боец?
А он, так смущённо, говорит:
- Меня замполит послал, ругался сильно, вы нашего майора вниз головой повесили, а все как увидели, смеялись очень, а он сорвал его и приказал, чтобы я вам принёс переделать.
Я, немного офонаревши, спрашиваю:
- Как это?
А он показывает.
Оказывается, вспешке, мы один портрет написали, как положено – вверх головой, а на обратной стороне планшета – вниз. Ну, а бойцы в темноте, видно не разглядев, так и прибили.
- Ладно, - говорю, - сейчас сделаем, подожди.
Сняли мы с Женькой с задней стороны ДВПушку с портретом, перевернули, как положено и тут же прибили.
Вынес я бойцу планшет и спрашиваю:
- А, что шибко ругался майор?
- Да, - говорит, сильно очень, - это они, гады, специально решили посмеяться.
- Ладно, беги, поставь портрет на место, - и я, зайдя в мастерскую, потухшим голосом сказал, - плакали, наверное, наши командировки в родные города.
Повернувшись на другой бок, Женька безразлично пробухтел:
- Да, и хрен с ними, я и так уже – пять раз был.
- А, я – четыре, - говорю, - и мне б не помешало съездить домой.
- Ничего, вот сделаем барельеф, глядишь замполит на радостях и отпустит нас на родину.
- Дай, Бог, - сказал я и лёг досыпать.
Когда закончилось праздничное построение с оркестром и непременным маршем на плацу, замполит сам наведался к нам в мастерскую.
Правда, ругал он нас не долго, и не сильно, наверное, чувствовал, что и его есть доля вины, загрузив нас чрезмерно.
Потом, смягчившись немного, сказал:
- Это хорошо, что командир полка не видел, а только наши офицеры, а то, и я бы по шапке получил. А вы отдохнёте и завтра сделаете мне эскиз для музея.
Когда он ушёл, я подумал: « Вот точно, плакали наши командировки, надо делать барельеф».
Эскиз мы сделали быстро, передрав основные моменты из военных плакатов и журналов.
Замполит одобрил, правда, как всегда, сделав уточнения и замечания, и после праздника мы начали крепить гипсовые плиты на стенку. Она была слеплена из досок оббитых дранкой и оштукатуренной, так, что длинные шурупы хорошо заходили в стену, за которой находился коридор, и мы не боялись, что они могут вылезти на другую сторону.
Наши бойцы наделали уже достаточное количество кессонов и мы, прикрепив больше половины, начали вырезать фигуры и всякие детали согласно эскизу…
Через пару дней пришёл замполит посмотреть на нашу работу.
В общем, это получалось, что-то типа стелы, которые часто делают у вечного огня. Она была, почти два с половиной метра в высоту и на переднем плане барельефа крупно был вырезан солдат в каске с автоматом, потом фигуры поменьше, танки и другая техника, а дальше продолжался рисунок углём, потому, как кессоны мы продолжали делать и монтировать.
Замполиту явно понравилось и он, улыбаясь, говорил:
- Хорошо получается, это будет музей, то, что надо, даже лучше, чем – в дивизионном. Заканчивайте поскорей, и я вас отпущу на Новый год домой.
А мы и «сами с усами», кому ж не хочется попасть, пускай не в отпуск, так в командировку к родным на Рождество.
В общем, взялись мы и ударными темпами льем плиты, я креплю с бойцами, а Женька режет, только белая крошка сыпется…
И вот, когда уже были прикреплены, почти все плиты и вырезано больше половины барельефа, заходим мы утром, после завтрака в клуб, и, повернув в коридор направо, увидели следующую картину.
Стена, за которой находился музей, не выдержав нагрузки из-за веса гипсовых плит, рухнула и груды белого гипса, который раньше был барельефом, вперемешку с досками и дранкой, возвышались на проходе.
Зрелище было ужасное. Было такое ощущение, что кто-то нарочно, ударив с той стороны, развалил стену…
Правда, если присмотреться, то столбы и доски были явно внизу подгнившие. Это не удивительно, ведь здание, как мы потом узнали, было построено после войны ещё пленными немцами.
Я тогда подумал: «Вот тебе и отголоски войны! Может они специально, что-то сделали, чтобы оно рухнуло, а может быть потому, что за сорок лет оно не видело не одного капитального ремонта».
А тут ещё и офицеры пришли на работу. Как увидели они этот разгром, сразу настучали замполиту, а тот в свою очередь во всём обвинил нас, дескать, что мы плиты толстые и тяжёлые сделали.
В общем, вместо стелы пришлось нам с бойцами новую стенку соорудить.
Когда, уже под Новый год, мы заканчивали работу, я Женьке сказал:
- Вот, я же предлагал сделать большое панно, сейчас бы, его уже дорисовали и поехали в командировки по домам.
- Да, и хрен с ними, - сказал Женька, - я и так уже пять раз был.
- А, я только - четыре, - грустно добавил я.