Кадастры

Перстнева Наталья
                Боженивка справа

Подъемный кран

На заре поднимет кран
Человек рабочий –
Он работает с утра
В облаке до ночи.

Он стрелою поведет,
Балку перекинет
И, как птица, пронесет
Вахту в небе синем.

Не боится высоты
Человек бесстрашный,
Помыслы его чисты,
И не сносит башню

Пятка Бога или что
В облаке такое.
Жалко, строит он не то
И вот-вот достроит.

Бросишь эхо за окно,
Выглянешь с балкона –
Бьется эхо о бревно
Железобетона.


Кутузов

Души-бабочки летают,
Никого не торопя.
На погосте жизнь такая,
Как специально для тебя.

Тот, кто спорил, – все проспорил,
Кто молчал – верней молчит.
Каждый Иов больше горя,
Тише месяца в ночи.

Ветерок один гуляет,
Треплет мягкую траву.
На погосте жизнь такая,
Будто зажил наяву.

Где-то в листьях кукурузы,
Одноглазым миром бит,
Пес по имени Кутузов
Боженивку сторожит.

Кукурузу не объедешь,
На «Победе» не пройдешь.
А за глаз ему ответишь
И за здорово живешь.


Отель на холме

Роду какого могильный цветок,
Имя-фамилия как?
Знает по корню любой бугорок,
Небо запомнит и так.

В этот приют на бездомных ветрах
Под виноградной лозой,
Где совиньон и роса на губах,
Просится дух на постой.

Эй, приготовь земляную кровать –
Небу вина не жалеть!
Будем и мы под дождем ночевать,
Слыша нерусскую речь.

Будем и мы укрываться плащом,
Ветер носить в рукавах.
Русский он выучил, что же еще?
Красные звезды слетят на плечо,
Сядут на русских крестах.


Постамент

Вот жизнь прошла перед поэтом,
И он фуражку заломил
И честь ей отдал пистолетом,
Когда по краю проходил.

Любитель водки и парадов
И балалаечный певец,
Он часто делал, что не надо,
И то, что надо, наконец.

Вот постамент его пустует.
Бывает, веянье ветров
Уносит голову любую,
Не трогая босых штанов.

Вот жизнь идет перед поэтом,
А он, незрим и недвижим,
Лежит в траве за постаментом,
И небо синее над ним.


Кадастр

Вечер, сырой и нечетный –
Из не имущих числа.
Эти в кадастр почета
Лично бы я не внесла.

Снова к неведомой цели
Шли, не смывая тоски,
Граждане в серых шинелях,
Еле влача сапоги.

Граждане только из дому,
Очень гражданские все,
Двигались к аэродрому
И босиком по росе.

Чем Ты их души обложишь –
В поле асфальтовых рос
Души твои не дороже
Пачки сухих папирос.
………
Завтра в земельную книгу
Кто-то на небе внесет:
«Облачность. Город Чернигов».
И зачеркнет самолет.


Счастье

Взять бы в руки – и в карман
Положить на день унылый,
Чтобы с горем пополам
Счастье перышком носилось,

Не давило бы на грудь,
И рубах не разрывало,
И не весило ничуть,
И не улетало.

Тихо в домике одно
Проживало
И на пуговку окно
Закрывало.


Вода

Когда вода попала в плен
Кочующей по свету тучи,
Что обрела она взамен
Излучины реки певучей?

Нет, я не думаю над тем,
Я только дождь пережидаю.
А капля каплю повторяет:
Затем… Затем… Затем… Затем…

У неба спрашивать нельзя,
Оно глядит из каждой лужи –
И в этом правда, в общем, вся.
Не лучше песни и не хуже.
 
Но я подумаю потом,
В реке новорожденной стоя,
Что небо спит с открытым ртом,
И перестану беспокоить.

Я стану синею водой,
Дождем над синим океаном,
И этой лужей разливной,
И песней пролитой на рану.


Кухарка

Свари же погуще туман
Сегодня, кухарка ночная.
Я знаю, что я умираю,
Свари же погуще туман.

Из этой воды неживой
Руки я твоей не достану.
Что больше не кажется странным,
Одна ты осталась со мной.

Пусть мертвые мертвых хоронят,
Живые надеждой живут
И мы из страны посторонних
Зачем-то скитаемся тут.

Всё путаем руки и лица,
Всё прячем окурки в карман,
Чтоб в белом дыму обкуриться.
Свари же покрепче туман!


Дух

Мне снился дух мой в заточенье.
Там не светло и не темно,
И пыток в этом заведенье
Никто не видывал давно.

Огонь не жег, казан не жарил,
Там просто не было огня,
И пьяный девственник в угаре
Не лез насиловать меня.

Мой дух смотрел благопристойно,
Как может только атеист,
Смотреть балет и скотобойню
И трепет трепетных актрис.

Он не просил о снисхожденье,
Ничто не трогало его.
И это было сновиденье
И даже более того.