Вчера мне было двадцать. А выгляжу на сорок.
Дни прошлые — табачный дым.
Был добрым я когда-то. А нынче... Порох.
И волос стал, как снег, седым.
По капле иней? Что ты? Нет.
Однажды летом, поздно ночью,
вдруг, стал не мил мне свет...
Увидел зло воочию.
Не нужно на меня собак бродячих вешать.
С винтовкой обнимался. Смотрел в прицел.
Взвод нациков у леса насиловал двух женщин.
«Не вмерла Украина», - там кто-то громко пел.
А дальше был обстрел. Три мины из-за речки.
По церкви и селу. Два тела у плетня.
Горели заживо... Солома... Ярче свечки.
Добавив пламени началу дня.
Я бросился спасать, молил о чуде Бога.
И ватником гасил на детях тот огонь.
Просили бабы Господа пустяк, совсем немного.
А он оставил нам остатки тел и вонь.
Меня стошнило в куст сухой клубники.
Затем я отмывал от рвот себе лицо.
Вот так узнать пришлось, что Бог — мужик двуликий,
раз громом не убил за речкой подлецов...
В то утро стал седым. Таких здесь много сотен.
В окопах поседевших. Кормивших плотью вшей.
Увечных, разорвавших для ран версту полотен
и видевших картины одну другой страшней.
Зачем мне песнь молитв? Теперь я неподсуден.
Распятия продают, как ягоды с куста.
Я видел мёртвых женщин, отрезанные груди,
я видел - медь пилили церковного креста.
Я видел, как стреляют заложникам в затылки.
Я видел штык... Вонзали его в живую плоть.
В прицел я видел глаз. Он был надет на вилку.
А ты свои потупил с распятия, Господь.
Не нужен мне. Пускай другим целитель.
Теперь и церкви нет. Куда по выходным?
Я слишком много знаю. Я слишком много видел,
в то утро став седым.