События реальные, произошли на моей малой родине
в мае 1978г. Фамилии действующих лиц не названы,
за исключением покойного ныне журналиста
Дмитрия Иосифовича Лазаренко, члена Союза журналистов СССР.
Никто не забыт, ничто не забыто?
Уползает на запад прохладная тень,
гасит звёзды весенний восход.
Наступает Победы торжественный день,
тих и ясен он был в этот год.
Майский чист небосвод. Не бегут облака
в вышине над простором родным.
Только что же нерадостна нынче река?
Вся покрылась туманом седым.
Не красуется в блеске речная волна,
отражая рассветную медь.
Так и кажется, будто не хочет она
на людскую неправду глядеть.
В центр села шёл народ. Деды, внуки идут.
Всё готово начать торжество.
Дело лишь за одним – председателя ждут.
Вот на "Волге" подвозят его.
Холуи на него, как на шаха, глядят,
отдавая поклон за версту.
Ведь Совета Верховного он депутат!
И колхоз на высоком счету!
Ростом мал, хоть пузат. Мужичок с ноготок.
Не найдёшь и на что поглядеть.
Но опутал народ этот злой паучок,
сплёл коварную, липкую сеть.
Сведены все концы в документах его,
но в колхозе особый закон –
дезертиры в ближайших друзьях у него,
полицаи, такие, как он.
Их со взвод наберётся, пожалуй, в селе –
ядовитых поганок семья.
Да, неладно, ребята, на нашей земле.
Не пора ли очнуться, друзья?
А кто слово протеста промолвит едва –
то уж тот берегись, не зевай!
Было – яду в стакан подливала братва.
Кое-кто и ушёл прямо в рай...
В школе тоже опора его завелась,
осквернившая знания дом.
В педагоги пробралась сектантская мразь,
сделав школу "крысиным гнездом".*
Детям лиц неугодных здесь мрачная ночь,
царство травли и подлого зла.
Развела эту нечисть поповская дочь,
что директором первым была.
Ведьма завуч, я помню мрак глаз твоих злых,
словно в адскую бездну провал.
И в улыбке зловещей коронок стальных
я уродливый помню оскал.
Злое семя! Проклятие нашей земли!
Безобразен ваш истинный лик!
Два директора честных отсюда ушли,
не стерпев ваших подлых интриг.
На вояк председатель с насмешкой глядит,
хоть иным и по грудь не дорос.
А они присмирели. Так жалок их вид!
Будто карлик невзрачный – колосс.
Как под дулом ружья, они дышат едва.
Где героям бороться со злом!
Ходит слух, что компанию вражью Москва
как наседка, прикрыла крылом.
Вдруг мотор заурчал, шелест слышится шин,
подкатил скромный "козлик" в пыли.
Из него выбираются двое мужчин,
и к начальству они подошли.
Усмехнулись. Глядит с любопытством народ.
Так степенен, серьёзен их вид!
Но в глазах их суровый, безжалостный лёд
до печёнок подонка сверлит.
Председатель с тревогой на них поглядел.
Лазаренко знаком. А другой?
Пригляделся... Узнал, хоть тот весь поседел.
И застыл, как пронзённый стрелой!
Он узнал, негодяй, белоруса черты,
и пронзивший его гневный взгляд:
"Сволочь! Помнишь ли бой у деревни Плоты,
где ты предал тогда наш отряд?
Да... Немало ребят в том бою полегло...
Думал ты, что и я уж мертвец?
Что молчишь то? Небось уж в штаны потекло?"
И затрясся от страха подлец.
Спотыкаясь, к машине поспешно шагнул.
И паучьей своей головой
как в удушье, шофёру-лакею кивнул:
"Что-то плохо мне, Витя... Домой!"
А в хоромах своих, лишь ступил за порог,
то к иконе скорей, как в бреду.
На колени упал: "Ты же милостив, Бог!
Отврати эту злую беду!"
Но сквозь сумрачный лик, как сквозь адскую тьму
видит тени убитых людей.
Среди прочих мерещатся лица ему
им погубленных малых детей**.
Не поможет и Бог! Только мрак впереди!
Он забился о пол головой.
Из пропитанной ядом змеиной груди
жуткий, злобный послышался вой...
Я хочу, чтоб над этим подумал народ,
что в разгуле бессмысленных бед
на руинах державы бездумно живёт
жалким эхом ушедших побед.
*Так осведомлённые люди прозвали нашу школу, педагогический коллектив
которой директор-сектантка по возможности комплектовала
детьми своих прихлебателей.
**Мерзавец, дезертироваший из армии в начале войны и будучи полицаем в
Гомельской области, утопил в колодце маленьких детей партизана.
Он жил там с женщиной по имени Полина Книга.
На фото – мемориал погибшим воинам
в моём родном селе. На заднем плане, за берёзами,
видна крыша магазина "Нива".