Откройте правду мне –
Я устаю от кажущегося,
От изнурения умираю. Когда бы знать
Мне действие лесных субстанций и лечебных трав:
Лапчатки, руты и вербены, грибной пластинки, вики,
И триллиума, и очного цветка, и ястребинки, сассафраса,
Росянки, папоротника, молочая,
И редких чудодейственных корений, которые в лесах
Из грунта тянут жизненные соки, -
Непонятые и неясные доселе, - тогда я смог бы применить
Их фармацию и бальзам
Для излеченья родственной им человечьей плоти,
Врага бы вывел я из организма друга, –
Немало это, - стал бы частью той стихии,
Что связана с растеньями и солнцем,
И полноправно был бы призван
Предназначенье их раскрыть.
Но молодые знатоки, что в наши горы заявились,
Крутые как те лесорубы, вялящие деревья,
И торной просекой идущие по жизни,
Не любят сорванных цветов, а знают только
Из всей ботаники латинские названья.
А старики искали магию в цветке,
Судьбу людей распознавали в звёздах
И всемогущество в химических составах,
Предпочитая суть вещей названьям; люди эти
В единое объединяли все процессы в мире -
Куда бы не упал проникновенный взгляд,
Они следы одной и той же Сути наблюдали. У нас глаза
Вооружены, но мы для звёзд чужие,
Чужие для загадочных зверей и птиц,
Чужие для растенья и руды;
Израненные компоненты говорят: Не здесь – не в нас;
И днём и ночью, континент и океан,
Огонь, растение, минерал твердят: Не в нас, -
И гордо заставляют нас глазеть и только,
Поскольку вторглись в них мы из корысти,
Бессовестно опустошали их,
У них просили пропитанья, но только не любви,
Поэтому они отталкивают нас, дают лишь то,
Что причитается за скорбный труд;
Таят от нас блаженство изобилия любви и лиры,
Великий результат согласия святого
Людей и мирозданья - того кто любит с тем кто им любим,
Пищи богов, нектара, снадобий не отдают;
И посреди останков и рабов,
Мы, воры и пираты во вселенной, ежедневно не впускаем
К себе направленные нам флюиды,
Поэтому и голодаем и слабеем. Для наших нездоровых глаз
Больными кажутся все низкорослые деревья,
А лето кратким, в тучах солнце не высушит и сено,
Естественный итог не достигаем,
И жизнь, лишённая размеренного хода,
Со временем претерпевает крах,
И умирает в гневе, себя считая жертвою обмана,
И, даже в сладостном экстазе наслажденья,
Скромна как нищенки ребёнок:
Наученная низменным расчётам,
Жизнь даже при стремлении к высоким целям
И выполнении честолюбивых планов, сдерживает поступь -
Как леденеют водопады в Альпах, замерзая, -
Обескураженная ужасом сравнения
Забавы с продолжительностью жизни.
Текст оригинала:
Ralf Waldo Emerson
Blights
Give me truths,
For I am weary of the surfaces,
And die of inanition. If I knew
Only the herbs and simples of the wood,
Rue, cinquefoil, gill, vervain, and pimpernel,
Blue-vetch, and trillium, hawkweed, sassafras,
Milkweeds, and murky brakes, quaint pipes and sundew,
And rare and virtuous roots, which in these woods
Draw untold juices from the common earth,
Untold, unknown, and I could surely spell
Their fragrance, and their chemistry apply
By sweet affinities to human flesh,
Driving the foe and stablishing the friend,—
O that were much, and I could be a part
Of the round day, related to the sun,
And planted world, and full executor
Of their imperfect functions.
But these young scholars who invade our hills,
Bold as the engineer who fells the wood,
And travelling often in the cut he makes,
Love not the flower they pluck, and know it not,
And all their botany is Latin names.
The old men studied magic in the flower,
And human fortunes in astronomy,
And an omnipotence in chemistry,
Preferring things to names, for these were men,
Were unitarians of the united world,
And wheresoever their clear eyebeams fell,
They caught the footsteps of the SAME. Our eyes
Are armed, but we are strangers to the stars,
And strangers to the mystic beast and bird,
And strangers to the plant and to the mine;
The injured elements say, Not in us;
And night and day, ocean and continent,
Fire, plant, and mineral say, Not in us,
And haughtily return us stare for stare.
For we invade them impiously for gain,
We devastate them unreligiously,
And coldly ask their pottage, not their love,
Therefore they shove us from them, yield to us
Only what to our griping toil is due;
But the sweet affluence of love and song,
The rich results of the divine consents
Of man and earth, of world beloved and lover,
The nectar and ambrosia are withheld;
And in the midst of spoils and slaves, we thieves
And pirates of the universe, shut out
Daily to a more thin and outward rind,
Turn pale and starve. Therefore to our sick eyes,
The stunted trees look sick, the summer short,
Clouds shade the sun, which will not tan our hay.
And nothing thrives to reach its natural term,
And life, shorn of its venerable length,
Even at its greatest space, is a defeat,
And dies in anger that it was a dupe,
And, in its highest noon and wantonness,
Is early frugal like a beggar's child:
With most unhandsome calculation taught,
Even in the hot pursuit of the best aims
And prizes of ambition, checks its hand,
Like Alpine cataracts, frozen as they leaped,
Chilled with a miserly comparison
Of the toy's purchase with the length of life.