Проходил всё безвозвратно
или становится шире и тоньше?
Поэтов уже два миллиарда
и это, как основание прочно.
Вершина скатилась, как солнце по радуге,
зовущая снежность поэтов - лёд Ладоги.
Дорогой ли жизни мы то назовём
Иль просто, как ужин, стихи раздаём?
Прохожий спешит. Он не слышит молитвы -
закат, как всегда и восход не палитре.
Но стоит сказать: "В этом миге вся сила",
как тут же желание слушать остыло.
Идёт.. нет пришло удивленье безмолвия
и то , как чутьё от любви*малокровия.
Не стоит в достатке чего-то пугаться,
но с пульсом мятежным придётся расстаться.
Всё реже*слова поднимаются в мачты,
нет тяжести в них, как нет и время жатвы.
Мы драйвом и молча влезаем в вершины,
они же под нами, как ржавые мины.
Но что это? Сердце становится морем,
одним и сплошным, тихим радостью-горем.
Мы дело иль бизнес поставили в кон,
и крутит он нами, как вечный закон.
И эта вершина дуги не касается,
с неё покорение в нас начинается.
Не души мы ловим, зачем они нам,
мы сердце своё отдаём лишь вещам.
Поэт - вечный странник.*Предмет не живёт,
пока красоту его ум не споёт.
Нас гонит реклама на сбор лихорадкой,
слова проскользнут, как змею, украдкой.
Мы ждём вечно зова слепого*поэта,
мы ждём от вещей не заката -*рассвета.
А сердце послушать нам доктор велит,
но кардиограмма без слова молчит.
Поэтов не счесть*в мире страсти бушующим,
но сердце поэта о деле толкующем,
зажало себя, как пустой миномёт,
не помня себя, о предмете поёт.
И быстро смолкают призывы к толпе,
их много иль мало, но все*в темноте.
И только для ночи маяк зажигается,
и сердцем к волнам весь поэт выдвигается.
Сплошное сердце встало стражем,
где путь закончен для побед,
и только путнику со стажем
не страшен голый пистолет.
Его задача - быть, как солнце,
когда на море всё темно,
когда и пики лишь мешают
узреть домашнее окно.