На переднем плане – Королевский дворец Августа Понятовского в Гродно, где он отрёкся от власти в 1794 году.
После объединения Западной и Восточной Белоруссии, из 254-х моих родственников 84 на распутью 1944- х – 1946-х и даже 1950-х годов проголосовали ногами против советского рая. Переселились в Польшу - дополнили трёхмиллионную диаспору коренных жителей Белоруссии за рубежом. 19 гулаговцев после смерти Сталина реабилитированы, 11 погибли: три от рук немцев, два после допросов в КГБ и шесть бесследно исчезли во время депортаций.
Фотографии "обездоленных и угнетённых батраков" на страницах книги, сделанные во время межвоенной Польши, как альтернативное свидетельство о панском угнетении, мягко говоря, не совсем соответствует образам литературных персонажей наших уважаемых классиков Белоруссии.
К большому сожалению, идентификация национальной принадлежности одних и тех же людей с одной и той же страны по вероисповеданию не позволяет отождествить в национальном контексте два родственные понятия в одно целое. Самое искреннее, душевное, родное, таинственное мои католические и православные родственники обсуждали между собой всегда на белорусском языке.
Моя мама (1911 - 1998) изучала историю ВКЛ в польской гимназии и в разговорах всегда подчеркивала, что по вероисповеданию мы униатские литвины, а разделили нас по вере и отменили наше национальное литвинское наименование большевики.
Кстати, во времена брежневского застоя, в медицинской среде Первой городской больницы Гродно, где я работал врачом, белорусский язык воспринимался, как здешняя эмоциональная колоритность. У нас один доктор из обоймы руководящего звена на торжественных собраниях, посвящённых первомайским и октябрьским празднованиям, всегда свои спичи в честь орденоносного генсека остроумно и колоритно оформлял по-белорусски. На городскую доску почёта он не попал, но его изречения эскулапы растаскали на цитаты.
Ситуация кардинально поменялась, когда в детских садках и школах выросли два поколения чисто русских аборигенов, которым с течением времени СМИ и телевидение сделали прививку: белорус - это тот же русский, но в Белоруссии он даже чуточку больше русский, чем в России.
Поколение моих родителей уже в лучшем мире, туда же направляется и моё, и сегодня в Гродно только один человек разговаривает по-белорусски, объявляя в общественном транспорте по навигатору остановки.
Я гродненец во втором поколении. В первом – мама, когда в день венчания (1938г.) получила приданое: на городской окраине шесть соток земли и дом на сто квадратных метров. У жениха (отец) в деревне Плебанишки (25 км. от Гродно) было хозяйство. А впервые я познакомился с этим миром 17 февраля 1939 года.
Белорусскую семилетку окончил в деревне Пальница (3 км. от Плебанишек), среднее образование – в вечерней школе в Гродно, имея в 15 лет собственные деньги, как подсобный рабочий в авторемонтной мастерской, потом, как обвальщик, на Гродненском мясокомбинате.
Служил (1958-1961) в посёлке Гремиха (Мурманская область) и не по состоянию здоровья,а за отцовский гулаговский «грех», в стройбате бурильщиком скалистого грунта в вечной мерзлоте. После разоблачения культа Сталина – комсоргом.
Кстати, в Гремихской вечерней школе, как вольнослушатель 10 класса, я получил ещё один аттестат. За исключением русского (3), все остальные предметы сдал на 5.
После окончания Гродненского мединститута четыре года работал главврачом в Селивановской, затем в Гожской участковой больнице. После ординатуры по хирургии – онкологом и хирургом в Первой гродненской городской больнице. Последние три года (до пенсии) – судовым хирургом в Мурманском рыболовном флоте «Севрыба».
Я автор книг поэзии: “Тутэйшы”(2006), «Прыдарожная вярба»(2008), «Вчерашние святыни»(2008), “Споведзь эскулапа”(2018), мемуараў “Ліцвінка”(2015), в авторском переводе на русский язык на прозе. ру.под названием "История Гродненщины в фотографиях и биографиях" и кнігі-білінгва "Пераклады"(2021). Живу в Гродно.