Перевод с марийского Ивана Законова
Орфей!
Златострунная
арфа твоя
смиряла буруны,
затишье творя!
Звучала,
чаруя глубины
морей!
И нрав голубиный
вселяла в зверей!
Мимозы
и розы
в морозы цвели!
И сам небосклон
клал поклон
до земли!
Миф -
весточку предка
читая, -
замри.
Я льдом был нередко
от мифов мари.
Преданья под гусли
мой предок слагал -
певучее грусти
никто не слыхал!
В лесной деревушке
с поющей сосной
у речки Резвушки
в избушке курной
мужик крепостной,
горе мыкая, жил.
И, руки б, честной,
на себя наложил,
но власть чародея
была в тех руках:
живи, молодея,
Орфей мой,
в веках!
Лицом - земляной,
сеть глубоких борозд...
Но свет неземной
двух его синих звёзд!
Лишь перст прикасался
до звончатых струн -
мир краше казался,
был сам -
стар, а юн.
И сердце на чудный
просилось простор.
Гусляр в изумрудный
направился бор.
"Пречистый ровесник
марийской земли -
о бор! -
горькой песне,
хмурея, внемли!" -
старик вскинул руки
и взор в синь небес -
и струн вещих звуки
услышал весь лес.
И зверь очарован
руладой в лесу
и, как ни суров он,
роняет слезу...
Не час им сгрызаться -
и ласков, и добр
льнёт к серому зайцу
серебряный бобр.
Красавец сохатый
лизнул барсука...
Над бором раскаты
тоски старика.
Под гусли угрюмо
поёт он, моля:
"О небо, о юмо!
Где доля моя?
Не видел я детства -
стал в год сиротой...
Господ мироедство
землёю сырой
зарыло навеки
отца молодым...
И долю -
слёз реки -
застлал горький дым.
Кормилица-мать
поспешила к отцу -
мной рок помыкать
стал, толкая к концу.
Хозяин -
был каин,
терзал, кровосос!
Избит и охаян,
я впроголодь рос.
Гнул спину, как взрослый:
пастушил,
мёл двор.
Кровавых о вёсла
мозолей натёр.
Бор помнит,
как в стужу
звенел мой топор.
Стонал я:
не сдюжу,
в костях нет опор...
А был я с увечьем -
и криво ступал.
В закутке овечьем -
я в непогодь спал.
Хозяева ели
с визигой пирог.
К ним ноги не смели
ступить на порог.
Отходы их кухни -
скривится свинья -
чтоб ноги не пухли
охотно ел я...
Не помню я ласку -
судьбина крута.
Окреп, молодчина,
как дуб на ветру, -
за барского сына
постригли в муштру.
И двадцать пять лет
я в солдатах служил -
сто двадцать пять бед
и невзгод пережил! -
под гусли угрюмо
поёт он, моля. -
О небо, о юмо!
Где доля моя?"
Не падают с неба
ответа слова -
бездонно и немо
блестит синева.
И стали из гнева
аккорды греметь -
и словно бы с неба
свалился медведь.
У пчельника бурый
забыл про еду:
учуял -
шёл хмурый -
чужую беду.
Он слушает деда,
смотрящего вдаль.
И думает:
где-то
его я видал.
"Коль не изменяет
мне память -
тот бас...
Для бар из меня б он
наделал колбас...
С рогатиной вышел,
камаринский сын...
Но целился выше
на целый аршин.
Будь барин -
я скальпик
на память мог снять...
Батрак был -
слёз капли:
не смог и помять".
И слушает бурый
знакомца напев,
как огненной бурей
бушует в нём гнев!
- С солдатчины снова
не сладкая жизнь...
Тулупчик сосновый -
и к деду ложись...
Была наречённой
пастушья мне дочь,
но долею чёрной -
в дождь осенью ночь.
Преградою свадьбе -
долги пастуха:
невеста в усадьбе -
собачья слуга.
До полночи баре
гуляют-кутят,
невеста в амбаре
лелеет кутят...
И чахну я, хилый,
куда нам бежать?
Всё счастье -
в могилах
нам рядом лежать.
А бор -
как пред бурей:
злу вечно не быть!
Взреветь хочет бурый,
сохатый - трубить!
А струны всё выше:
- О други!
Я зрю,
я вижу, я вижу
и слышу
Зарю!
Она озаряет
всю бедную рать.
Горит-призывает
победно забрать -
забрать всё, что рабским
добыто горбом,
хранимо сатрапским
двуглавым гербом!
Помещика-волка
и вепря-царя
сметём -
и над Волгой
заимётся заря,
зажжётся свет счастья
семьи трудовой!
Чу! Хищные пасти
уж подняли вой!"
С отрадою звери
глядят на певца
и, в дружбе заверив,
раскрыли сердца:
- Волшебного склада
призывный твои глас!
И требуй награду
любую от нас.
Гусляр - просиявши:
- О други-зверьё!
Исполнь,
просьбе внявши,
желанье моё.
Серебряну сбрую -
вы, с зайцем бобёр,
а лось расписную
повозку б припёр!
Барсук,
твой подарок -
чтоб ржал вороной!
Медведь,
друг мой старый, -
мучицы ржаной!
От всех козней неба
и дольних погонь
меня с куском хлеба
умчит конь-огонь!
...Спускается солнце -
и, ревностно рад,
на поиск несётся
чудесный отряд
и только
с востока
блеснул небосклон,
уже -
верх восторга! -
подарки нёс он.
Не сон всё?
Блеск солнца -
воздушный
возок!
И взнуздан послушно
конёк-внебоскок!
Стар друг -
наяву ли? -
с мукою ржаной
от мук
умыкнул и
явился с женой!
Слезой
взор залился,
но мощь в гусляре -
он с милой
взорлился
навстречу заре!
И с выси небесной
к народу мари
взывал он гром-песней:
"За волю - умри!"
...Лета пролетали,
шли долго века, -
ту песню шептали
уста батрака.
Ясней
понимал он:
терпи до поры!
И с ней
поднимал он
на бар топоры!
В бой рваться,
к Отчизне
любовью горя!
Не делим от жизни
мы песнь с Октября.
И нашим сердцам
песня - гордый восторг!
И слава отцам,
что исполнили долг!