Он исполняет каждый день
одну и ту же песню:
с утра он выглядит как тень,
а днём поинтересней.
Он где-то ищет опохмел,
и где-то же находит,
и он не ходит по земле,
а просто колобродит.
Его шатает по утрам
одной пустой дорогой,
всегда болтаются сто грамм
в его клифте убогом.
Остекленевшие глаза,
отросшая щетина,
и все слова, что он сказал –
сплошная матерщина.
Не контактирует ни с кем
из общества подобных,
и стороной обходит тех,
кто спит в кустах удобных.
Я как-то раз дождливым днём
его увидел трезвым,
под покосившимся зонтом,
и вовсе не облезлым,
он выбрит был до синевы,
в костюме и очках,
суровой сдержанностью быль
жила в его глазах.
Походкой ровной и прямой,
спокойно и легко,
он молча шёл по мостовой,
как будто не знаком.
Я в удивлении застыл
от редкости картины:
передо мною проходил
совсем не тот мужчина.
Он обернулся и кивнул,
как будто даже рад,
и аккуратно отряхнул
тяжёлых капель град.
Был у меня к нему вопрос:
- В чём перемен причина?
А он: - На кладбище, к жене...
Сегодня годовщина...