Бабочки порхают всё – белые, лимонные,
так беспечны, жизнь у них, видно, хороша,
а над ними небеса – ясные, бездонные,
как когда-то у меня в юности душа.
Всё, порой, обманчиво, знаю, я хлебнул всего.
Для чего Бог создал мир, где я бьюсь со злом?
Под Всевышним ходим все, а спросил ли кто его,
почему одним – лафа, а другим – облом?
На полублатном пишу, что понятней многим нам,
рафинированных фраз просто не терплю…
Ах, порхают бабочки, а под ними наш бедлам,
так несносен, но его всё-таки люблю.
Потому что светлого тоже в нём достаточно,
есть и звёзды ясные, а не блёстки страз…
Не забуду никогда городок палаточный
возле моря, где тебя встретил в светлый час.
Раздавался где-то джаз, где-то хрип Высоцкого,
смех из окон вылетал местного кафе,
и старались охмурить лейтенанта флотского
две студентки из МИФИ, явно подшофе.
И баюкала волна чаек, словно сонная,
два дельфина к мысу шли, валко, не спеша,
а над ними неба синь – ясная, бездонная,
и такою же была у меня душа.
Ты любила заплывать утром в даль безбрежную,
горизонт расплывчат был, словно штрихпунктир…
Ни за что мне не забыть ту девчонку нежную,
тут бессилен наш бедлам, тут бессилен мир.
Я теперь люблю смотреть, как порхают бабочки,
и упрёков никаких у меня к судьбе,
из альбома достаю наши фотокарточки
и на них смеёшься ты, как никто, нигде…
Жизнь по-всякому прошла, горечи хватает в ней,
впасть в депрессию порой можно в ней вполне,
но ведь там была и ты, и была цепочка дней,
что любой вселенский мрак, освещают мне…
29-07-2019