Из загазованности дикой,
Из нужд сегодняшнего дня
Языческий божок двуликий,
Вращаясь, смотрит на меня.
То улыбающейся миной,
То – нудной, строгой половиной.
(В саду акации цветут,
И тень образовалась тут).
Тот, что суров, меня пытает:
«Зачем, досужий пустозвон,
Твоё перо не обличает,
Ты сам как будто обличён?
Коль не подмётчик он бумажный –
Поэт обязан быть судьёй!»
Сказал, и истуканом важным
Поворотился головой.
И этот, с тонкою усмешкой,
Сухой, как в старости Вольтер,
Мне дребезжит: "Сюжет потешный
Серьёзен свыше всяких мер!
Вздыхай шутя, шути серьёзно.
Не слушай брата моего!
Его учить улыбкам поздно;
В них он н смыслит ничего.
Его стезя – ворчать и охать,
Личину скучную надев,
И, руки к небесам воздев,
Играть напыщенно и плохо».