Я-невидимый никому,
Но все вижу вокруг.
Не надеть на меня хомут,
Не заставить метать икру,
Не заставить мой стол вином,
Не разлить на троих по сто,
Я увидел себя в ином,
Да к тому же продал свой стол.
С потрохами его продал,
За гроши, забулдыге, в масть,
Пусть помается иногда
От бредовых моих гримасс.
Не с похмелья ж всю жизнь страдать,
Ну да бог с ним, я грязь не лью.
Кстати, знать ему дал про кровать,
Но её уж последнею.
А блаженья свои сожгу,
Собиру и в ведро, и в печь.
Довели, высох, стал как жгут,
Даже стыдно на пляже лечь
Молодеть хочу, не стонать,
Надоело нытье в груди,
И блудить в четырёх стенАх
Не по мне, не хочу блудить
И долбиться о стены лбом
Есть ли смысл, коль душой усох,
Может сердце сменить на болт,
Ухватить пожирней кусок
И тянуть до упадка сил,
Зато вот оно, здесь, в руке,
И гордиться собой: красив,
И умен, и душа налегке.
Ну уж нет, хватит дни бросать,
Вон на лбу светит плешь-дыра,
Неспроста ушли волоса,
Выходить из себя пора...
Надоело невидимым быть,
Распахну дверь, шагну на свет,
Вот ещё бы терзанья сбыть,
Но, увы, покупателей нет.
(Восьмидесятые годы)