Моя жизнь меня поносила, моя жизнь меня извела,
Напитавшись душевной силой, просто выбила из седла,
Старый волк, что отбился от стаи, полинявший, хромой, сутулый.
На луну ему выть не пристало, раны в нем так и не затянулись.
Голос сиплый, похож на хрип, левый глаз уже слабо видит,
Он давно бы уже погиб, если б знал, где искать погибель.
Он теперь ни охотник, ни дичь, доедает за кем-то падаль,
Он не хищник, ведь цель не достичь, если только и знаешь, что падать.
Не догонит и вшивого зайца, и не будет его он гнать
Что ему, старику, бояться? Смерти разве, да что с неё взять?
Мех его обесценен днесь, больше нет остроты в клыках,
Исхудал, обносился весь, обветшал и почти одрях
Стал обмякшим, седым и талым, и изгнали его из стаи.
На луну ему выть не пристало, ведь она ему не отвечает.
Он ей столько всего поведал о невзгодах своих и печалях,
Выл он летом, зимой, снова летом, но в ответ она лишь молчала.
Он бы мог на неё погневаться и облаять её на прощание,
Тратя силы последние ревностно, лишь бы только нарушить молчание
Надорвать пересохшие связки и завыть, как никто не выл
Только он устал и истаскан, и не может найти в себе сил.
Старый волк почти испустил
Вздох последний где-то в лесах,
Моя жизнь меня поносила, моя жизнь меня извела