Август - горячие летние сны...

Димитрий Кузнецов
Август – горячие летние сны,
Море... Но в памяти снова:
Август – начало Великой войны,
Август – расстрел Гумилёва.

Мне в этот месяц тревожно всегда,
Словно, до времени кроясь,
Ждёт осторожно большая беда,
Глядя в прицельную прорезь,
Ждёт не дождётся назначенный час,
Тихой морзянкой в сознанье стучась.
 ____________________
 * Иллюстрация:
    коллаж с фотографией Н.С.Гумилёва.
   
Марина УЛЫБЫШЕВА
поэт, писатель, журналист

ПОСЛЕДНИЙ ИЗ "ДИКИХ" ЛЮДЕЙ
(ещё один взгляд на Гумилёва)

Синонимы слова ПЕРВОБЫТНЫЙ: простой дикий дикарский скромный исходный давний первоначальный изначальный элементарный примитивный ветхий родовой простейший нехитрый бесхитростный несложный немудрящий варварский отсталый первозданный исконный хрестоматийный девственный нетронутый доисторический неприхотливый непритязательный незатейливый пещерный простецкий первородный немудреный не замысловатый некультурный азбучный предвечный безыскусный

Я кричу, и мой голос дикий,
Это медь ударяет в медь,
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.

В Николае Степановиче Гумилёве странно сочеталось культурность – «носитель мысли великой» – и некая первобытность и дикость.

Он – житель двадцатого века, как будто бы одновременно жил и в цивилизованном жилище с удобствами (хотя в годы Гражданской войны какие там были удобства?) и в дикой первобытной пещере. То есть, он одновременно МОГ жить и так и так, как будто совмещая в себе два мира, две эпохи, два строя и две личности. Нет, личность-то как раз была одна, поскольку «первобытная» личность есть личность ЦЕЛЬНАЯ и её отличительными чертами является – ЦЕЛЬНОСТЬ, ПРОСТОТА, НЕПОСРЕДСТВЕНОСТЬ и НЕПРИХОТЛИВОСТЬ. Как будто он был приспособляем жить и во дворце, и в пещере, и в северном холодном Петербурге и под жаркими лучами знойной Африки.

В отличие от многих изнеженных, интеллектуальных, запутанных и сложных (на грани вырождения) представителей литературной богемы Серебряного века, он был примитивен и прост, как в Евангелии: да–да, нет–нет. И в этом смысле он чуть ли не единственный, чьи слова поэта – суть его дела. Он писал, что он – воин и действительно ШЁЛ на войну. Он писал о своей дикости и, действительно, как ДИКАРЬ, гнался за мальчишкой–вором или СТРЕЛЯЛСЯ на дуэли.

Реакции его души и его сердца были непосредственны по–дикарски и невинны по–детски. Как первобытный дикарь он, раскрыв глаза от благоговейного ужаса смотрел на небо («Звёздный ужас») или заклинал дождь.

Кстати, многие святые, и Иоанн Крондштадский, да что там говорить – Сам Спаситель – говорили о том, что в вере надо быть как дети и верить, не сопротивляясь своей вере всеми силами интеллектуального и замороченного разума: «истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдёт; и ничего не будет невозможного для вас».

Потому и невредимо С ВЕРОЮ проходил сквозь узкую щель в скале, что считалось у абиссинцев проверкой на чистоту души (человек порочный – застревал и погибал), и оставался невредим во встречах с диким зверем – «На аспида и василиска наступиши. Не только не потерпишь никакого зла ты, человек Божий, но даже все множество духов увидишь под ногами своими; почему, без всякого опасения, будешь попирать главы их».

Человек Божий. Победитель. Победитель не в плане – бессмертный физически, победитель духовный, как святой, как ангел, как архангел. Победа таких людей простирается за пределы конечного земного мира, выходит за его границы также, как выходит за границы смертного мира победа Христа над смертью, мы можем её зрить только духовными очами, только смиренным сердцем.

И действительно, рассуждая духовно, нет сомнений, кто победил в том далёком 1921 году – убитый и зарытый в землю палачами Гумилёв или те, кто остался у власти, кто остался жив и здоров. Победитель – Гумилёв.

Почему его так тянуло к этим первобытным племенам, в эту полную непредвиденных опасностей, но такую простую и ясную жизнь?

Даже рисунки его из африканского дневника похожи на наскальные рисунки дикарей, на какие-нибудь петроглифы, дошедшие к нам сквозь века.

Только «дикарь» ставит родовые, племенные задачи, выше личностных. Когда наоборот, то – падает Римская империя. Когда люди, личности начинают себя ценить выше рода, выше нации, выше общности, в которой живут, то – варвары врываются в их дворцы.

Гумилёв в этом смысле, вместе с теми, кто встал на защиту отечества и православия, – последний воин Империи, «последний из могикан», защищающий своё целое, свой мир, свои идеалы, своего Бога, свою жизнь, свою культуру. Вот в этой формулировке как раз и могут сойтись эти два понятия – дикости и культуры: Гумилёв последний из «диких», чистых людей Русского мира, защищающий свою культуру, свой культ, свою великую мысль.

И ему не страшно умереть, то есть это даёт ему смелость – умереть, принести себя в жертву, выстоять и претерпеть, потому что он по–детски верит в то, что мир не кончается, как не кончается жизнь, не кончается никогда.

Не всё ль равно? Пусть время катится,
Мы поняли тебя, Земля:
Ты только хмурая привратница
У входа в Божии поля.