Плач проплаченного анархиста

Кирилл Кардистерр
Мой друг, художник,
Увидел сон,
Где он, безоружный,
Идет на бой
С океаном из мерзкой
Серой слизи.
Перепутаны мысли,
Как провода в голове проститутки.

Океан кричит от боли,
Ему на больное место сыпят пепел.
Пепел кричит сильнее.
Пепел кричит голосами детей,
Что сгинули в огненном море.

Из клоаки вылезла костлявая когтистая рука,
В попытке вырвать моему другу язык за запрещенные океаном слова
Рука промахнулась,
Проникла в глотку,
До нутра,
И когтями наружу
Выцарапала и выгрызла куски мяса вперемешку с кровью и гноем слов-паразитов.

Мой друг стоял на берегу зловонного бескрайнего болота,
Скрючившись от боли, блевал и харкался,
Кровь на песке, напоминающем пепел, стекалась в буквы,
Затем в слова,
Пока,
Наконец отойдя от попытки забрать
Его и без того дешевую жизнь,
Мой друг не смог прочитать:
'Уже скоро, дружище, держись'.

В тот же час кровь впиталась,
И берег стал похож на кость
Мамонта из твоего краеведческого музея.

Обезумев от боли, я проснулся.
Напротив меня висит колотое истериками зеркало.
В зеркале - хлебальник, подозрительно похожий на героя моего сна.
Ирония.
Я свой последний друг.
Это моя последняя весна.

Мутит.
С улицы сквозь прожженные занавески слышны аплодисменты.
Праздник.
Одеваюсь в чужую худи.

На месте ключей лежит белая роза.
Исколов пальцы, будто писав всю ночь
Острополитическую прозу,
Заткнулся, заткнув розу за пояс.

Вышел.

Город оглох.

Всюду крики.

Но все как будто из ниоткуда возникли.

Космонавты в доспехах с лампасами
Дружно танцуют чечетку на костях фотографа.
Сквозь забрала шлемов не видно космоса,
Видно тупую ярость и фанатичную жестокость.

Люди бьют людей.
Страна уже не страна.

Я больше не человек,
Раз она никому не нужна.

Страх.

В воде утонули.
В огне сгорели.
Порох взорвался.
Патроны отсырели.

Это поколение,
Как и все предыдущие,
Проёбано.
Нам ****ос.

Как теперь все привести в порядок?
Никак.
Что останется детям, если они будут?
Хороший вопрос.

Рядом опять гирлянды из мигалок.
Карусели из автозаков.
Горящие души, кровь и один вопрос:
"За что?".

И я иду сквозь людей,
Нет, мне противно их так называть,
Через то, что от них осталось.

И вижу сон.
Где я, безоружный,
Иду на бой
С поднятыми руками
На бой.
Последний.
С самим собой у дула автомата.

Перепутаны мысли,
Как провода в голове проститутки.

И меня снова крутят, бьют и уносят в новое старое завтра.