А мама и так величала,
когда бедокурил, не слушал;
умнее не стал от сигнала,
от ужаса прятались уши.
Слова чуть весомее порки,
хотя я и порку не помню,
обиды не сладостью горьки;
и стала ненужною скромность.
Тянули меня в забияки:
сады, огороды и двойки;
взрослея: гуляки и драки;
женился, с друзьями попойки.
До сих пор знакомое имя
как будто оскомина в горле.
Огня не бывает без дыма,
уже огрызаться стал в ссоре.
Года убегают, а старость
как ноша на плечи придурка;
но помнятся звуки пожара
и мама словами - ну, Шурка...