Жизнь путанская

Русак Елена Ивановна
                Мимолетящи суть
                Все времени мечтаньи.
                Г. Р.  Державин,
                “Жизнь Званская”

                1
        УЗКИЙ ПОВОРОТ
Как известно, Россия всего век назад
возрастала отсталой аграрной страной.
Отстрелялась от четверти тверди земной, –
от орды до Парижа, от шведа с Литвой, –
подустала, отстала.

Избы темного дерева вперили взгляд
в непролазную глину.
Хаты в хитрой хохлацкой соломе глядят,
как бы локтем притиснуться к тыну.

Это значит – всего-то:
                на треть примерно
в этом веке y всякого третьего –
                предки смерды.
Простые смертные.
Жито сеяли, ждали, жали.
Лбы крестили, детей рожали.
Горшки обжигали.
Скипетр и державу держали.
Огораживались.
Огорошивались.
Время их не жалеет – не жалит.
               --
Ой,  как жить хорошо –
                если вместе
с жизнью – дарят замок, поместье…
Родовую с вишневым садом усадьбу.
В тридцать лет – изумрудную
                третью свадьбу…
Полисы на знатье со знатью…
Золоченый судьбы переплет.
А иным – узкий поворот.
А иным – ускользать в пустоту.
В пустоте воевать за мечту.

…Ай, мечта! У камина – шикарный
                мраморный дог.
Лошадь серая  в яблоках…
Ой, счастливый ей  выпал год!
Билась в грозах, неслась в облаках,
страшной  кошкой металась в ночи…
Но об этом – тьфу-тьфу! –
                промолчим.

…Воробьишкой плескалась в лужах
на бегу от лишнего мужа…
На бегу от  жирного мужа.
От бандитского прошлого мужа…
На бегу от второго вьючного мужа.
Ох,  иной оказался б не хуже…
   
Замок  ждал. Ослепительный  замок.
Как последний классный экзамен.
Как ничтожный школьный экзамен.
Ты ведь сдал? Я сдала? Сдох и замер.
                --

                2
          В ТУ БАШНЮ ПУСТУЮ
Октябрь.
Соседка бесится за дверью.
В своей глухой квартире номер шесть.
Уже к земле прибился листопад.
Кружились в переливах листьев души
деревьев – и взлетали в небеса,
и звали нас – плескаться с ними вместе,
прозрачно плавать посреди ветвей
в прекрасных переливах листопада, 
и нас домой к рассвету отпускали…

Теперь ты занят.
Вечерами я
в тревоге и досаде возвращаюсь.
Она опять за стенкой шебуршит
отвратные глухие заклинанья –
кусочки из молитв и гнусный мат –
и это мертвой магией считает…

И клянет меня на мертвую кость.
Словно я на Земле – ее личный гость.
Я в ладошке держу эти гвозди –
чтоб расплавились от серной от злости,
чтоб исчезли, растворились так просто –
уже еле вмещаются в горсти…
                --
К ночи сигнальные ракеты гремят.
Может, это наши – притоны их громят!
А номер шесть – все злее и злей.
Гнойный гной в головешечке
                у ней.
С герычем пополам омнопон –
расфасован, забодяжен, разнесен.
                --
Вот пришел к ним списанный
                бандюган на ночлег.
С голосом сиплым – до мерзлой кости.
Уколола, – из-за стенки слышен голос, –
оказала менуэт.
Я же, пока – тебя рядом нет –
тайно в девятнадцатый прячусь век –
где Баратынского шепчется стих.

               3
На колу торчало мочало.
На колу истлело мочало.
…Как шипела раздвоенным
                жалом!   
Как кусала край одеяла
по ночам!..
     Замок ждал. Все сначала!   
…Даже сукой на трассе стояла…
Дюжей сукой на трассе стояла.

Ну, там всяко – кого отнимала,
         обнимала, кого отмывала, 
конкуренция ведь, –
         напослед обмывала…

        УЛИЧНЫЙ РОМАНС   
Пришел октябрь. Прогнозов сводки
все чаще злостно-холодны.
А ей бы – легкою походкой,
а Жанне, Светику в пилотке
во взлетной, в авиа-полетной, –
ей, Ольге бы – прямой наводкой –
сбежать из тошной той весны.
Из очень прошлой той весны.
Уйти из глупенькой весны.

Взлететь, взойти под своды пальмы,
шагнуть походкой в ресторан –
и не хрустеть до боли пальцами,
а дерзкий высмотреть – кан-кан!

Когда, вдоль ночи молчаливой,
шаг полночи вступает в ночь –
и тайны все, и все извивы,
и слезы в сток, и пули ивы
плакучей – ты бы мог помочь?

Ох, не гони к ментам ты, сволочь.
Рад, сволочь, к чистеньким сволочь!
Ох, чистенькие! Чистым чистые…
Что ж – вам ли, бандюкам, не выстоять –
вот вы с утра – шли б на три прочь…

Ах, как ее водили за нос,
как в злой любви клялись навзрыд…
Но грянул громкий вслух диагноз:
две язвочки – и модный СПИД!

Тогда, меж дозою и водкой,
сберечь смогла последний грош
надежд беспечных – и – ну, вот оно,
то счастье: делай с ним что хошь!

Недели три…Сомкнувши вежды,
лежит и видит нежный сон:
осколки битые надежды
сверкнули – и приходит Он.

На нем кунтуш и шаровары,
в сапожках алых он идет:
при шашке он, а не с гитарой,
его ж в подъезде Жанна ждет.

Ступенька, две…  Уж он все ближе,
сейчас шепнет: прости, поверь…
А он кривится: ненавижу! –
и грохнула тугая дверь.
Она, в отчаянье ломая
суставы пальцев, в дверь стучит –
лицо теряя, боль тупая
растет – о, как же злы врачи!

Больна слеза, и горя залежь
на всю страну, и странно ей:
а ей куда? Ей – нужно замуж!
Ей – нужно, нужно поскорей…

Вот наяву, тряхнувши резко
больною с горя головой,
ему шлет Жанна SMS-ку –
про злость, обиду и любовь.

А он – молчок. Ни слова. Танки –
и те ведь не грохочут злей!
И Жанна к бабке-негритянке
бредет и плачется пред ней.

Та отбирает десять центов
из бывших редкостных надежд -  
а ей дает советов ценных,
монетки спрятав меж одежд.

‘Смотри сюда… вот муж твой
                Димка. 
Пусть бывший! Карты ведь не лгут!

Вот ты с обидчиком в обнимку…
Вот на тебя две фотки жгут…

Нет, не ходи к нему. Нельзя же –
Так скоро перемены ждать!
Ты принеси мне белой сажи – 
И центов десять дашь опять.

Смотри: веселой страстью пылкой
ты мужа крепче изведешь.
А тот придет – с цветком, с бутылкой…
Ведь в картах правда все, не ложь!

Как в масле сыр кататься будешь,
а с тою разойдется он…
Вас под венцом увидят люди,
и это истинно не сон!’


и вновь: ‘А той-то что? Поганке…
Что пожелать ей? Да хоть СПИД!’ –
и Жанна пьет с негро-цыганкой
с собою принесенный спирт.
Почти неразведенный спирт.

И вот – опять же, SMS-ка:
мол, путь свободен, мужа нет!
гони, мол, с маслом сыр внарезку! –
а ей: ‘Пошла ты!’ – весь ответ.

И Жанна вновь плетется к бабке:
гадай назад, мол, негритос! –
а двери нет. Лишь лижет лапку
пушистый кот – и моет нос.


             --
           ПРОЛОГ
Как приемный принц
                за дверьми стоял –
контрамарку не дали 
                в Тронный зал. 

Как скрипичная королева
поглядела справа налево, -

и ее  ярко-синее платье
предавало в отливах чужие
                объятья…

Как приемный рыжебородый король,
позабыв свою никчемную роль,   
позабыл прошептать в монитор пароль…

А толпа-то  у входа ждала калача –
и плясала живьем – хороша, горяча:
«Эх, калинка, да ухнем! Эх, зеленая…
                Ча-ча-ча!»
10.07.06

                4
В  шесть утра я встану – черный кофе выпью.
Закричу над полем – по-над речкой –
                выпью.

Цаплей,  стерхом, выпью водяною.
Каплею крови – голубя хмельного.
Каплею крови – июльского зноя.
Мороза январского – как шубой барскою.
Грозного, барсучьего – как дня насущного.
Рифму-то знаю – черным не сыграю.
Не позволю белыми – и то охамели –то…

А Ольга – вновь пред нами въяви.
О вы, училища профтех! 
Теперь вы нувориши стали –
не от того, что дева очень визави,
не от того, что только позови –
ну, на один склероз и на пока,
на каплю слез, цыпленка табака, -
ну на пока чувак дай табака…

Ну вот. Как стыдно, к Ольге возвращаясь,
почувствовать студенческую жалость!

                --
Ой, как ловко все начиналось!
Стыла в травах   сельская жалость,
шалость…
        В городе – счастье жглось.
Тонкой  струйкой сочилась злость

из оконных  внутренних рам:
на двоих комнатушка  - что храм.
Ой,  на первом-то этаже!
Нет уж! Будут – повыше уже!
Для  одной.  Без  наемных мам.
А у босса  - джип в гараже.
                --
Шашлычки, балычок. икра.   
Злых примочек шальная игра.
Элегантный – хоть пухлый –
                босс.
Ой, на счастье, выходит,
                злость!

Ой,  счастливый ей выпал год!
Будет, будет – замок и дог!
                --
На рассвете пропадали вдаль
чьи-то облетевшие шаги,
и вся виртуально-мохнатая падаль
напрягалась, не взвидев зги:

«Жанна, вы уже на игле –
полностью отмотали срок?» -
«Нет еще… А впрочем,
                осталось чуток –
                на один косячок!”

“Нина, вы под стеною Берлина
шелестели этой ночью – босиком?”
“Нет, ползком… В платье длинном.
Скарабей  впереди – золотистым шажком –
все катил свой ком…
Впрочем, я – ни о ком!”

«Ольга, вы мечтаете только
проиграть свой косяк? А как…» –
«Нет, мы крались в зарослях Волги –
ровно в полночь – на всех рысях!»
«Да, все было именно так…
Но ведь вы –
увы! –
зови этот шанс – не зови –
выгваздались в крови!
На штаны посмотрите, Ольга!»

И со всей виртуальной падали
позади осыпались и плакали-капали –
ну, в астрал прямо – елки-иголки,
и  так долго,
вслед  рассвету в такой темноте –
как кровь из-под ногтей!
10.07.06

Гром.  Охранники и водилы.
Липкий пот. В первый  побили.

Босс – козел.  Подарил шоферне.
А ждала – на белом коне…
Замок замер в холодном сне.

Сон…  Облава. Взашей с вокзала.
Дюжей  сукой на  трассе стояла!
Воробьишкой плескалась в луже…
Ой, урюки – других не хуже!

Ой, как люто потели метели!
Дождалась.  Нашли. Отогрели.
Замок – ждет.  Плыли тропы,
                дороги ,
полюбила любить сразу многих, –

босиком по арбузной луже,
на бегу  от излишнего мужа…
Ой, урюки – других чем хуже!
Вот  – счастливый ей выпал год.
Замок, замок… Без платы за  вход

Белый конь…  Цокот…  Как и ждала!
Ой, тьмы тем! В теле – антитела.
                --
Кто спалил золотистый замок?
Черный конь в черной туче замер…
                --
В неземной в могилке ведьма
                смирно спит:
                spe-e-e-ed…
Май 2006